Пока же в окне проплывали только скучные одинаковые деревни, разрисованные граффити заборы вдоль железнодорожных путей и бескрайние рапсовые поля цвета подводной лодки The Beatles.
Пространство между наушниками заполнил потусторонне прекрасный голос Тома Йорка – я слушала тот самый альбом, который когда-то посоветовала мне ты: «OK Computer».
Я думала о тебе. Когда я начала взрослеть, твой образ у меня в голове стал понемногу меняться. Появились вопросы, которых раньше не было. Но это началось только года через два после твоего исчезновения, когда ступор от осознания маминой смерти сменился шоком от новости, что у папиной новой жены будет ребенок. Ты проскользнула сквозь пальцы, по тебе никто не горевал. Всем надо было пережить мамину смерь. Но когда однажды утром я поняла, что пустота в жизни не хочет заполняться ни тряпками, ни бунтами и побегами, ни папиными деньгами, я поехала на нашу старую дачу, где /теперь/ в гараже хранились вещи, твои и мамины. В пятнадцать я провела в этом гараже целое лето, слушая твои старые диски, куря украденные у отца «Мальборо» и вызывая в памяти твое лицо, которое постепенно начало стираться и замыливаться, как старая видеопленка.
Сейчас, разглядывая в окно похожий на декорацию пейзаж, я снова и снова спрашиваю себя: кем ты была? Зачем уехала из дома так далеко? Почему исчезла? Эти мысли тревожат и успокаивают одновременно, как песни Тома Йорка или прогулки в темноте. Я думаю о том, почему сама стала бояться оказаться во власти другого человека. Потому что я могу исчезнуть, как ты. За последние пару месяцев я научилась почти на автомате замечать камеры слежения, тревожные кнопки, полицейские участки и запасные выходы. Всегда плачу картой, обязательно чекинюсь и держу включенным GPS. Меня, наверное, единственную радует, насколько пристально Фейсбук и Google следят за нами и фиксируют наши маршруты.
Status: не прочитано
19:51 21 июня 2015, воскресеньеThe Enemy – «We’ll Live and Die in These Towns»
Я специально нашла эту песню, она очень в тему, не находишь?
Когда поезд начал сбавлять ход, я достала из кармана телефон и набрала номер Ханны. Она взяла трубку почти сразу.
– Привет, это Ника!
– Да, привет! Смотрю, ты пунктуальная, в отличие от сестры, – у нее был грубоватый прокуренный голос. – Я тебя встречу на машине.
– Мм, не нужно. Я хочу пройтись. Тут ведь не далеко?
– Как хочешь. Нет, минут двадцать пешком. Но, боюсь, с достопримечательностями у нас туговато.
Мы договорились о встрече в кофейне на центральной улице. Google построил оптимальный маршрут, и, выйдя из убогого здания вокзала, я пересекла парковку и повернула налево.
Кругом были пустующие кирпичные дома с забитыми досками дверьми и кварталы социального жилья, которые всегда легко узнать по крошечным окнам. Город выглядел удручающе. Вскоре путь мне преградила река, а точнее, мутный ручей шириной с двухполосную дорогу, на другой стороне которого, за рядами викторианских домов, виднелась городская ратуша. Следуя за голубым пунктиром на дисплее телефона, я повернула направо и оказалась на маленькой площади в центре очередного квартала. Из окон смотрели курящие женщины с толстыми щеками, утянутыми в конские хвосты до самого затылка. На глаза попались знаки: работает система видеонаблюдения, место повышенной криминальной активности. Я насчитала аж четыре камеры на всех углах маленького сквера. Они смотрели в каждый из выводивших в сквер проходов между домами, усиливая впечатление опасности, которое и без того производил это район.
Пройдя мимо стайки детей, активно использующих слова «oi» и «innit» (словари дают init), я повернула налево и вышла на мост. Он был выкрашен в зеленый цвет и выглядел довольно современно, не уверена, как зовется эта конструкция, когда он как будто висит на тонких металлических нитях, расходящихся в обе стороны от высокого столба. На входе тоже висели камеры и предупредительные объявления. Я поспешила дальше, за речушку, мимо супермаркета, через парковку и вверх по улице, пока не оказалась на рыночной площади.
От жары все казалось немного замедленным. Густо пахло подгнившей клубникой и нагретой мостовой. Кругом сновали люди.
Это и есть твой мир? На меня нахлынуло дежавю. Часы на ратуше показывали 17:30, торговцы начинали разбирать лотки, последние покупатели в спешке меняли деньги на товар. На углу, возле католического храма с кладбищем и колоннами, продавец газеты «Big Issue» агитировал в поддержку бездомных, мигали вывески ломбарда и дюжины букмекерских контор. Где-то здесь камера и засняла тебя в последний до недавнего времени раз, промелькнуло у меня в голове.
Пройдя мимо магазина мобильных телефонов и «Бургер Кинга», я повернула налево, на широкую пешеходную улицу. Народу там было гораздо больше, и, лавируя между прохожими, я оказалась у дверей кофейни. Телефон завибрировал у меня в руке.
– Ханна?
– Ника, постой минутку, я, кажется, тебя вижу.
Я обернулась. Высокая блондинка махала мне рукой, вприпрыжку огибая препятствия.
– Ника! – Она легко обняла меня за плечи, обдав запахом дорогого бальзама для волос. – Как приятно познакомиться. Ты ну просто вылитая сестра.
– Правда? – с сомнением откликнулась я.
– Абсолютная правда, только ты чуть повыше и… – Она невольно приложила руки к груди.
Я рассмеялась:
– Ну да, я не такая плоская.
Мы взяли по холодному кофе и сели за столиком на улице.
– Ну вот, добро пожаловать в Ноутон, – Ханна обвела рукой площадь с театральной торжественностью, – обувную столицу Великобритании.
– Обувную?
– Да, этот славный город так называли годов до восьмидесятых, пока производство не перевели в Азию. Сейчас от былого великолепия осталось только одно производство, где шьют мужские туфли с вычурными названиями по тысяче фунтов за пару, да куча заброшенных фабрик.
– Так вот откуда столько заколоченных окон!
– Какая наблюдательность, – с усмешкой кивнула она. – Я здесь родилась, поэтому уже даже не замечаю.
Небо над ратушей приобрело легкий пурпурный оттенок – близился вечер.
– Получается, ты ищешь ее, да? – после короткой паузы заговорила Ханна.
Я неопределенно пожала плечами. Пока я и сама не знала ответ на этот вопрос.
– Вроде того, – кивнула я. – Недавно нашла видео и сразу разместила в Фейсбуке пост. Спасибо тебе, что откликнулась и согласилась поговорить со мной. Сама не знаю, что я хочу найти и отыщется ли хоть что-нибудь, но мне кажется, я неслучайно увидела запись. Кстати, как ты вышла на мой пост?
– По хэштегу Гласто.
– Вы были лучшими подругами?
Она кивнула:
– И не только, мы были соседками, вместе снимали жилье, – она заправила волосы за ухо и вздохнула. – Я познакомилась с ней в пабе, мы обе там работали. Поначалу Джен меня страшно раздражала, а потом я привязалась к ней. Она была милой. Вряд ли кто-нибудь знал ее лучше меня.
Я изо всех сил пыталась заставить мозг работать. Надо спросить что-нибудь важное, значимое. Я и без Ханны знала, что ты была милой. Ради этого необязательно ехать в такую дыру.
– Ты говорила, у тебя остались какие-то ее вещи?
– Да, остались. Они в машине. Отдам тебе по дороге на вокзал, зачем таскать их туда-сюда.
– Ханна, – я глубоко вздохнула, набравшись решимости, – как ты думаешь, что с ней могло случиться?
– Дорогая, я еще тогда сказала полиции, что я думаю, – она отхлебнула кофе и шумно проглотила. – Не знаю, насколько ты в курсе, но Джен собиралась уехать в Европу на все лето. Она познакомилась с какими-то американцами, у них были большие планы.
От ее слов меня прошиб холодный пот. Именно это страшило меня больше всего – надежда. Дурацкая, идиотская, глупая, но бесконечно живучая надежда.
– Странно, она ни разу не упомянула Европу в разговорах с мамой. Даже наоборот, обещала приехать домой.
– Ну, может, это был секрет. Или она хотела сначала прокатиться по Европе, а потом поехать домой. Правда, я не знаю. Но со мной она только о своих новых друзьях и говорила.
– А что они были за люди, ты их знаешь?
– Нет, ни разу не видела.
– И ты говорила полиции все это?
– Да, – утвердительно кивнула Ханна, глядя мне прямо в глаза. – У них есть мои показания.
– А сестра говорила тебе, что едет на Гластонбери?
В задумчивости она потерла подбородок:
– Такого я не припомню.
– То есть вы были лучшим подругами, и она тебе не рассказала, что едет на фестиваль, билеты на который покупают чуть ли не за год? – выпалила я, тут же пожалев о своих словах, ведь ты не покупала никакого билета.
Ее лицо приобрело напряженное выражение.
– Ладно, если начистоту, то мы с ней не особо общались последнее время. Она почти не разговаривала со мной.
– Почему? Из-за чего?
– Я не знаю, как тебе сказать, да и надо ли вообще говорить теперь, когда столько лет прошло. Понимаешь, у нее были проблемы, – она кинула на меня многозначительный взгляд. – Психологического характера.
– Какие проблемы?
– Джен всегда была такой увлекающейся, эмоциональной. В общем, в последнюю пару месяцев она впала в какую-то беспричинную депрессию.
– Депрессию?
– Ну да. Она запиралась у себя и ни с кем не общалась, только слушала музыку в темноте и без конца курила. Мне даже пришлось вынуть батарейку из пожарной сигнализации.
– Так странно.
– Я тоже удивилась, устроила ей интервенцию.
– И что она сказала?
– Что ей плохо и она хочет, чтобы ее все оставили в покое. А потом, недели за две до ее исчезновения, все изменилось.
– В какую сторону?
– Она вдруг спустилась вниз из своей темницы, болтала со мной, как ни в чем не бывало, рассказывала про каких-то классных ребят, с которыми познакомилась где-то в соцсетях, и упоминала, что собирается в путешествие.
– Ты, конечно, не помнишь подробностей?
Она молча покачала головой.
– Может быть, было еще что-то? – настаивала я. – Какая-нибудь мелочь? Подозрительная деталь, которая тебе запомнилась?