Добродеев вернулся не один. Он привел с собой крупного нетрезвого парня в черном кожаном костюме, с сизой бритой головой и сизой же небритой диковатой физиономией.
– Мой друг Боря Крючков, – представил Добродеев парня и подмигнул Монаху. – А это Олег Монахов, путешественник и экстрасенс. Садись, Боря, в ногах правды нет. Боря работает барменом, но сегодня выходной. У Бори горе, у него убили близкого друга. Мы только что познакомились. Да, Боря?
Парень во все глаза уставился на Монаха.
– Рад знакомству, – светски отозвался Монах. – Извини, друг, не могу встать. Нога! – Он похлопал себя по бедру. – Дэтэпэ. Садись. Леша, коньячку! Что значит, убили?
Боря Крючков тяжело уселся и сказал:
– А то и значит. Старый дружбан Леня! Убили. Я сам не видел, Галя сказала, он у нее квартиру снимал. Говорит, страшный ужас. Ее почти каждый день таскают.
– То есть это произошло в квартире?
– В квартире. Лежал в спальне.
– Отравили? Почему лежал? Во сне?
– Точно не знаю, Галя говорит, вроде задушили. И вообще… – Боря задумался.
– То есть у него кто-то был?
– Получается, был. Руки шарфом привязаны…
Монах и Добродеев переглянулись. Тут им принесли новый графинчик с коньяком. Добродеев разлил, сказал:
– За Леню! Пусть земля пухом!
Они выпили.
– Женщина? – подтолкнул Монах.
Боря задумался. Был он вообще немногословен, выражался кратко, хорошенько подумав и взвесив фразу.
– Или?..
– Или чего? – не сразу сообразил Боря. – Ленька? Да ты чего! Нормальный чувак, я его со школы знаю. Баба, конечно.
– Я слышал об убийстве, – сказал Добродеев. – На Боевой, в новом доме…
– Не, Леня снимал у Гали на Вокзальной, двенадцать, пятая квартира. У нее старая двушка. До сих пор глюки, спать, говорит, не могу, так и стоит перед глазами. Он недавно вернулся, работал в Словакии, тоже барменом у одного нашего, меня звал в гости поначалу. А потом говорил, осточертело все, домой рвался… Лучше бы не приезжал. – Леня замолчал и пригорюнился.
Добродеев снова разлил.
– За Леню. Не чокаясь!
– А что он был за человек? Кому задолжал? Враги? – спросил Монах.
– Хороший человек. Выручить мог, не жадный… только свистни. Враги? Да никого у него не было. Когда-то по молодости… ну было, женщины к нему липли, замуж хотели, а он говорил, что не готов пока, раз подстерегли его и вломили… брат вроде, он после этого сразу уехал.
– Так он женат?
– Гулял пока. Искал.
– У нас много достойных девушек, – заметил Добродеев. – Неужели никого не встретил?
– Да была вроде одна, вся из себя. Я говорю, познакомь, а он: «Она у меня девушка тонкая, нежная, к ней подход надо, еще спугнешь». Рожей, в смысле, не вышел. Я даже не ожидал. А он говорит, давай без обидок, познакомлю, дай срок. Свидетелем, говорит, будешь, куда ж без тебя. А получилась не свадьба, а похороны, – сказал Боря горько и взял пустую рюмку. Добродеев тут же схватил графинчик.
Они снова выпили. Боря рассказывал о своем друге, вспоминал школу, жалел, что не навестил его в Словакии. Потом заплакал. Добродеев бережно поднял его и повел в туалет умываться…
…В одиннадцать началось представление. Полураздетые девушки и парни с мускулистыми торсами, акробатика, пение и танцы. Умеренный стриптиз. Монах с удовольствием кушал баранью отбивную, пил коньяк и смотрел стриптиз. Впервые со дня неприятного происшествия ему было хорошо.
В начале второго он отложил нож и вилку и сказал:
– Хорош рассиживаться, Лео. Труба зовет. Подъем!
– В смысле? – удивился Добродеев, с трудом отрывая взгляд от сдобной блондинки на сцене.
– Ад рем, Леша. У нас куча дел.
– Не понял!
– Адрес жертвы помнишь?
– И что?
– Как я понимаю, фотки с места преступления достать… э-э-э… проблематично, так мы своими глазами, так сказать, убедимся.
– Не понял! – с нажимом повторил Добродеев. – Ты собираешься… что ты собираешься делать?
– Господи, Лео! Да что это с тобой? Повторяю тебе ясным и понятным языком. Мы идем на Вокзальную… какой там номер? Двенадцать? Идем на Вокзальную, двенадцать и проникаем в пятую квартиру, где осматриваем место преступления.
– Ты с ума сошел! – зашипел Добродеев. – Квартира опечатана! И куда тебе…
– Ха, когда это нас останавливало! – ухмыльнулся Монах. – А если ты о моей сломанной ноге, то я сдюжу. Неужели не хочется? Своими глазами? Сам же сказал, что мы перестали делать большие и красивые глупости и лазить в окна, забыл?
– Про окна ты сказал, а не я. Насчет проникновения в опечатанную квартиру – согласен, большая глупость. А если застукают?
– Вот только не надо разводить пессимизм, Лео. Если отказываешься, так и скажи. Пойду сам. Но если со мной что-нибудь…
– Ладно, ладно, я с тобой. А если засада?
Монах только головой покачал и не ответил…
…Ночь была темная, безлунная; мрачный, словно вымерший район напоминал декорации к футуристической пьесе о ядерном апокалипсисе. Поближе к товарным пакгаузам светили два-три выморочных фонаря, а уличная даль терялась во тьме. Такси развернулось и уехало. Друзья остались стоять перед обшарпанным домом с темными окнами.
– Лифта у них нет, – заметил Добродеев. – Пятая квартира по всем раскладам на втором этаже. Может, передумаешь?
Монах, опираясь на костыли, рассматривал пятиэтажку.
– Плохо ты меня знаешь, Лео. Пошли. В курсе, как вычислить код?
– В курсе. Как ты собираешься подниматься по лестнице?
– Прыжками. На одной ноге. Запомни, мой юный друг, Олег Монахов всегда идет до конца. Аванти!
Дверь в подъезд открылась со второй попытки. Они вошли в полутемный подъезд, пропитанный сложными запахами невзыскательной кухни и домашних животных. И тут оказалось, что их ждет приятный сюрприз: пятая квартира находилась на первом этаже.
– Не понимаю, – пробормотал Добродеев. – Должна быть на втором!
– Не суть, – великодушно сказал Монах. – Отмычка есть?
Добродеев не ответил, и Монах зашарил в карманах, опираясь плечом о стену. Нашарив тонкий и длинный инструмент, напоминавший спицу, он осторожно оторвал от двери белую бумажную ленточку с печатями, оставив ее висеть прилепленной к косяку.
– Подмогни! – прошептал Монах. – Упрись мне в спину! Черт, с одной ногой как-то не комильфо.
Добродеев уперся обеими руками Монаху в спину. Монах сопя сунул спицу в замочную скважину.
– Быстрее! – Добродееву было не по себе. Он все время оглядывался на остальные квартиры, ожидая, что распахнется дверь и оттуда завопят: «Держи вора!» Но все было тихо. Тихо до такой степени, что дом казался вымершим.
– Порядок! – Монах толкнул в дверь, и она со скрипом приотворилась. На них пахнуло какой-то кислятиной. Добродеев отступил.
– Иди вперед, – прошептал Монах. – Возьми фонарь! – Он ткнул Добродееву крошечный фонарик, и тот подивился запасливости друга.
Стараясь не споткнуться, Добродеев проскользнул внутрь; посветил фонариком под ноги Монаху. Тот тяжело перевалился через порог, и теперь стоял, прислонившись к стене, отдыхал.
– Тише! – шепотом закричал Добродеев. – Закрой дверь! Ты прямо как пират Флинт!
– Ты хотел сказать, Джон Сильвер? У нас тридцать минут, Лео.
– В смысле?
– По закону вероятности через тридцать примерно минут всякая неустойчивая система начинает сыпаться.
– Это ты мне как волхв?
– Как физик. Хочешь проверить?
– Не хочу.
Они медленно двинулись в сторону первой двери, которая вела, как оказалось, в кухню. Стали на пороге. Луч фонарика обежал пустой стол, стенные шкафчики, занавеску в красный цветочек на окне.
– Ясно, – сказал Монах. – Давай дальше!
Дальше была гостиная. Скромная обстановка, простая мебель: диван, покрытый пледом, сервант с посудой, люстра с поддельными хрустальными висюльками. На полу темно-красный ковер еще советских времен; на стене две картины: Брюлловская сборщица винограда, соблазнительная и пышная итальянская крестьянка, и натюрморт: цветы, медный кофейник, два граната и лимон. Журнальный столик перед диваном был девственно пуст. Луч фонарика высветил липкие кружки́, видимо, от бутылки и бокалов.
– А где бокалы? – спросил Добродеев.
– У майора. Что они пили?
– Майор сказал «Оттонель».
– «Оттонель»? Коньяк?
– Это мускат, тошнотворное сладкое пойло.
– Они это пили? – удивился Монах. – Два мужика пили сироп?
– Всякие есть мужики, – философически заметил Добродеев. – И потом, не факт, что это был мужик.
Дверь в другую комнату, спальню, по-видимому, была закрыта. Монах кивнул Добродееву, и тот на цыпочках пересек гостиную, осторожно нажал на ручку и открыл дверь. Монах бодро заскакал к спальне.
– Включи свет! – приказал.
– Опасно! Увидят.
– Шторы задернуты. Включай!
Свет неяркой люстры залил узкую длинную комнату. Разобранная деревянная кровать без простыни, несвежий стеганый атласный матрас, голубой когда-то, жалкая поролоновая подушка без наволочки на полу, другая, тоже без наволочки, у изголовья кровати. Засохшие цветы в простой стеклянной вазе на прикроватной тумбочке. Торшер в углу.
– Они все забрали, – прошептал Добродеев.
– Интересно, откуда цветы, – сказал Монах.
– Может, они тут несколько лет. Солома.
– Его задушили в кровати, – стал соображать Монах. – Здорового сильного мужика…
– Возможно, он был связан, – предположил Добродеев.
– Резонно, принимая во внимание, что гость был мужчиной. Возможно, смерть носила случайный характер… возможно, увлеклись. А откуда вообще известно, что у него был мужчина? Его видели?
– Понятия не имею, – после паузы сказал Добродеев. – Не успел спросить. Да он бы и не сказал.
– Надо поговорить с соседями. Придется тебе, Леша. Скажешь, задумал серию материалов об убийствах, ты фигура в городе популярная, они тебе выложат все. Больше, чем операм. У дам в определенном возрасте мало развлечений. Узнаешь про жертву, что за человек, как насчет ночных загулов, дебошей, случайных подруг… как-то так. Заодно узнаешь, как зовут хозяйку. – Он помолчал, рассматривая комнату. Потом сказал: – Ты бы не мог заглянуть под кровать?