– То есть она уверена, что у квартиранта был мужчина?
– Да я уж всю голову сломала! – воскликнула Галина Андреевна. – А кто ж его? И голос. Не знаю! А Боря Крючков говорит, брехня, он не такой.
– Какие люди! – раздалось вдруг над головой Монаха и Галины Андреевны. – А я иду себе мимо и вдруг – ба! Глазам своим не верю!
Получилось фальшиво. Чтобы заметить их в полутемном кафе, нужно было туда заглянуть. Радостный Добродеев стоял над их головами.
– Леша! – вскричал Монах гораздо натуральнее. – Галина Андреевна, это мой друг, известный журналист Алексей Добродеев, вы должны знать. Подсаживайся, Леша. А это Галина Андреевна, квартирная хозяйка Леонида.
– Рад, весьма! – галантно склонил голову Добродеев. – Мне Анюта про вас рассказывала.
– Ага, и про вас рассказывала! Я читала ваши статьи в «Вечерней лошади», и Анюта читала, говорит, ты не поверишь, кто у меня был! А вы теперь хотите про Леню написать?
– Если раскроем преступление и найдем убийцу, то напишу. И про ваш вклад с Анютой напишу.
– Да я ж все уже рассказала, – вздохнула Галина Андреевна. – А вы вместе работаете?
– Иногда вместе, – сказал Монах. – Господин Добродеев прекрасно знает историю города, всякие события и преступления, это очень мне помогает. Тем более сейчас, когда у меня проблемы со здоровьем.
– А что теперь будет? Как вы его найдете? Через гипноз?
Монах и Добродеев переглянулись.
– В том числе, – солидно сказал Монах. – Теперь будем думать и погружаться в подсознание. Галина Андреевна, я могу попросить у вас шарфик на время, потом верну. В нем чувствуется сильная энергетика покойного Леонида.
Галина Андреевна, издав невнятный звук, поспешно сдернула с себя шарф, протянула Монаху.
– Положите на стол, пожалуйста, а то собьется настройка. Нельзя из рук в руки.
На лице ее появилось испуганное выражение. Она осторожно положила шарф на стол, сглотнула; ей было не по себе. Монах протянул руку над шарфом, закрыл глаза, замер. Шарф был серый, в синих мелких птичках, похожих на кляксы. Тишина в пустом кафе стояла такая, что самая захудалая муха сошла бы за реактивный самолет.
– Не сбилась настройка? – прошептала Галина Андреевна.
Добродеев приложил палец к губам, и она испуганно замолкла. Прошла минута, другая. Добродеев тронул Монаха за плечо, и тот дернулся, словно пробужденный ото сна.
– Ну что? Увидел? – спросил Добродеев.
– Кое-что увидел, – пробормотал Монах. – Галина Андреевна, спасибо вам за вашу гражданскую позицию. Мы с господином Добродеевым будем держать вас в курсе. – Он потер лоб. – Извините, я немного…
– Галина Андреевна, я отвезу вас домой, – предложил Добродеев.
– Не надо, мне еще к куме, она тут недалеко. – Женщина встала. Добродеев тоже встал, помог подняться Монаху…
– Ну что? – спросил Добродеев. Галина Андреевна шла к выходу из парка, спеша поделиться с кумой невероятным приключением; оба стояли и смотрели ей вслед. – Что-нибудь стоящее?
– Кое-что. Леонид лежал на кровати обнаженный, с черными глазами, а на самом деле глаза у него серые. Очень образный штрих.
– С черными глазами? Как это понимать? Из-за красного света? Или фантазия?
– Наверное, из-за света. Кроме того, возможно кровоизлияние. С руками, привязанными к спинке кровати. Шелковым шарфом. Тем, который изъял наш майор.
Оба посмотрели на шарф, все еще лежащий на столе.
– А этот откуда? Их что, два было? Где она его взяла?
– Она сказала, что нашла его за тумбочкой в прихожей. Ей вчера вернули квартиру, она убирала там и нашла.
– Один шарф Диана подарила Леониду, этот? Или… тот? Почему же их два?
– Напрашивается только один ответ, Лео, – этот принес убийца. Что есть непонятно.
– По-моему, понятно, он принес с собой орудие убийства.
– Лео, ему свернули шею руками! А вот зачем он принес с собой шарф… вопрос. Случайно завалялся в кармане? Или он заранее спланировал сцену в спальне с привязанными руками? То есть знал, чем закончится любовное свидание?
– Надо показать его Диане и спросить. Может, она его узнает.
– Спросим. Покажем и спросим. Она должна помнить, кому дарила… она что, всем подряд дарит шарфы? Или Марина вспомнит, кто купил. Это авторская работа, они все разные.
– Мельнику скажем?
– Зачем? Пока промолчим. Вообще, надо бы увидеться с нашей девушкой. Я соскучился. Возьмем шампанское, конфеты… – Он помолчал; почесал в затылке. – На данный момент картинка вырисовывается следующая: Леонид лежал в спальне, обнаженный, со связанными руками и свернутой шеей. На что это похоже, Лео?
– На любовное свидание. Это похоже на любовное свидание, Христофорыч. Может, увлеклись и… случайно? Может, убийца ничего не планировал?
– Свидание с кем?
– Женщина вряд ли смогла бы… сил недостанет.
– Всякие есть женщины. Надо бы расколоть майора насчет анализа крови, его могли предварительно опоить чем-нибудь…
– Вряд ли он скажет.
– Среди криминалистов связей нет? Стихов никто не пишет? Гражданский пафос, оптимизм, светлое будущее? Что-нибудь философическое о смысле жизни?
Один из информантов Добродеева из следственных органов сочинял стихи, и он помогал их публиковать.
– Криминалисты? Оптимизм? О чем ты, Христофорыч?
– Самый замечательный оптимист, какого я когда-либо знал, работал санитаром в психбольнице. А артисты-юмористы и клоуны, говорят, самые депрессивные и скучные в быту люди. Так что профессия ни при чем.
– Надо подумать, – сдался Добродеев.
Монах помолчал немного. Потом вспомнил:
– Кстати, ты не говорил еще с Виталей Вербицким? Что там с актером, как его… Влад Курко?
Добродеев смотрел загадочно, и Монах спросил настороженно:
– Что?
– Влад Курко, талантливый актер и бабник, был сбит насмерть около своего дома через три месяца после гибели Ии, двадцатого ноября. Сбивший его автомобиль найден не был.
Монах присвистнул. Подумал и сказал:
– Я этого боялся.
– Чего? Что Влад Курко убит?
– Нет, Леша, я боялся, что смерть этой девушки только начало. Дальше – смерть Влада-Ваганта, смерть Дениса, смерть Леонида-Барда… это те, о которых мы знаем. А парень, у которого была машина-ретро? «Мерседес-Бенц», кажется. Никита, историк. Помнишь, Марина рассказывала? Кстати, надо бы выяснить его ник. Он исчез, и Марина решила, что он просто шарахнулся от Дианы, как другие. А что, если…
Они смотрели друг на друга.
– Ты думаешь?
Монах красноречиво пожал плечами…
Глава 17Бурная ночь
Ночью Монаха разбудил резкий телефонный звонок. Он просыпался в течение нескольких секунд, и эти несколько секунд ему снился несущийся на него и отчаянно дребезжащий трамвай. А он стоял поперек колеи с ногой в гипсе, застрявшей где-то под рельсой, и тщетно пытался выдернуть ногу и убраться из-под несущегося трамвая. Он проснулся окончательно в холодном поту и с тоской в сердце и не сразу понял, что звонит мобильный телефон, лежащий на тумбочке. Он прижал его к уху и хрипло закричал:
– Алло! Кто это?
Он услышал невнятные звуки и шорохи, ему показалось, кто-то дышит в трубку, он готовился уже переспросить, как вдруг услышал прерывистый полушепот-полухрип:
– Олег! Олег! Помогите! Он здесь… пожалуйста! Быстрее! О господи!
Резкий всхлип, и звуки, рвущиеся из зажатого рукой рта; падение чего-то тяжелого, ударившейся в стену тарелки или вазы и тут же резко захлопнувшейся двери.
Это была Диана.
– Диана! Диана! – тщетно взывал Монах. – Что случилось? Что с вами? Где вы? Диана? Диана, черт подери! Да скажите хоть что-нибудь!
Молчание Дианы, шорохи и неясные звуки. Монах дрожащими руками набрал Добродеева, но тот не ответил. Он набирал номер журналиста раз за разом, но Добродеева все не было. Он вызвал такси и принялся одеваться. Снедаемый тревогой, чертыхаясь и отпуская всякие забористые словеса, поминая проклятую ногу, он поспешно выскочил из квартиры… фигурально выражаясь, разумеется, ибо был медлителен как черепаха.
Машина свернула на улицу Дианы, и тут о чудо! Добродеев ответил. Он пробормотал что-то невнятное, похоже, чертыхнулся.
– Что? Ты… Христофорыч, что случилось? Три утра… ты где?
– Леша! – закричал Монах. – Я у дома Дианы. Давай сюда скорей! Что-то случилось!
– Да, да, еду… сейчас! – Добродеев проснулся окончательно.
Монах выбрался из машины, заковылял к подъезду, набрал код. Дом словно вымер, нигде ни звука. Лифт, к счастью, работал. Он вознесся на четвертый этаж, выгрузился, допрыгал до двери Дианы. Дверь была не заперта, о чем он догадался шестым или седьмым чувством, и он просто толкнул ее, не успев даже позвонить. В прихожей горел свет, неяркий боковой плафон. Тут тоже стояла неприятная тишина, которая вкупе с незапертой дверью и слабым светом производила гнетущее впечатление.
– Диана! – позвал Монах, застыв посреди прихожей, прислушиваясь. – Диана! – повторил он громче.
Молчание было ему ответом. Оглянувшись на открытую входную дверь и стараясь производить как можно меньше шума, он двинулся к гостиной и ткнул костылем в полузатворенную дверь. Дверь распахнулась, ударившись о стену. Монах замер. И снова ничего не случилось. Ни звука не доносилось из глубин квартиры. Похолодевший Монах проковылял к спальне Дианы, постучался и нажал на ручку. Дверь была заперта; из-под нее пробивался слабый свет, видимо, от торшера или ночника. Монах забарабанил сильнее – ни звука в ответ. Монах почувствовал, как липкая холодная струйка скользнула между лопатками. Он вздрогнул, заслышав дребезжание лифта и осторожные шаги в прихожей.
– Христофорыч, ты здесь? – Голос у Добродеева был сдавленный, не то не проснулся, не то испуган.
– Леша, сюда! Я у спальни Дианы, дверь заперта!
– Что случилось?
– Она позвонила мне около трех и сказала, что в квартире кто-то есть. Была очень испугана, просила приехать.
– Она там? – Добродеев кивнул на дверь спальни.