Мужчина так твердо произнес последние слова, что Амалия поняла: всякие разговоры на эту тему бесполезны.
– Когда стало известно, что мадемуазель Лантельм погибла, что вы подумали? Что произошел несчастный случай или…
Буазен мотнул головой.
– Я был убит. Просто убит. Потом поехал на вокзал, встречать ее тело… У хозяина было ужасное лицо, он разом постарел лет на двадцать. Глаз подергивался в нервном тике… А потом похороны, и опять эта жара, жара… Я плакал на ее похоронах, – просто прибавил мужчина. – Невозможно было поверить в то, что ее больше нет. Гроб утопал в розах и орхидеях… Я привез хозяина домой. Он ходил тяжело, опираясь на трость, и выглядел сущей развалиной. Дома скулили ее собаки – Поло, Полетт и Деде. Хозяйка была очень к ним привязана. Вскоре какой-то негодяй украл одну из собак, ту, которую она больше всех любила, со смешной пятнистой мордочкой. – Амалия вспомнила собачку с картины, висевшей в кабинете Дюперрона. – А потом я случайно услышал один разговор, но все равно не поверил.
– Что за разговор?
– Между хозяином и старухой, ее матерью, – пояснил Буазен. – Та шипела, что, если мсье Рейнольдс по-хорошему не отдаст ей все имущество жены, она во всеуслышание обвинит его в убийстве. Мол, его и так обвиняют в прессе, а после ее заявления ему будет вообще не отмыться. Хозяин, по-моему, был тогда уже совершенно сломлен. Он пытался протестовать, но как-то вяло. В результате старуха выторговала у него не только то, что принадлежало ее дочери, но и многие вещи, которые на самом деле были его – мебель, ковры… На аукционе через посредников он кое-что выкупил обратно, но многое, конечно, пропало.
Шофер умолк и растерянно поглядел на фуражку, которую мял в руках.
– Знаете, я все никак не могу забыть… Она доигрывала пьесу в театре «Фемина», первого июля было ее последнее представление. Вещи были уже собраны для отъезда. Утром второго числа я отвез ее и хозяина на яхту… Отнес чемоданы. День был ясный и жаркий, как все дни того лета. Она обернулась, помахала мне рукой и весело прокричала: «До свиданья, Буазен! Будь паинькой!» Это до нее дошли слухи, что у меня в семье нелады из-за одной дамы… – смущенно потупившись, пояснил шофер. – Рейнольдс помог ей забраться на борт. Одной рукой она придерживала свою широкую светлую шляпку, чтобы ее не унес ветер… Вот ведь жизнь, да? Только что был человек, и вдруг – его уже больше нет…
Глава 8Посторонний
– Судя по вашему виду, визит прошел не зря, – объявил Видаль, когда баронесса присоединилась к нему в кафе.
– Да, – сказала Амалия и коротко пересказала, что именно ей удалось узнать. – А как ваши дела?
Журналист смущенно улыбнулся.
– По-моему, я просто устал до чертиков, вот и все, – признался он. – Во всяком случае, мне не удалось вычислить человека, который мог бы следить за нами.
– Тогда в машину, – распорядилась Амалия, – и едем к парку Монсо.
– А кто живет возле парка Монсо? – удивился Видаль.
– Ролан Буайе. Кузен Рейнольдса, которому тот предлагал деньги, если верить Еве Ларжильер.
– Вы решили отступить от своей системы? – В голосе журналиста прорезалась ирония.
– Моя система – это я сама, – ответила Амалия. – Будем надеяться, что мы застанем Буайе дома. Хотелось бы успеть переговорить с ним до отъезда в Бордо.
Однако, едва Видаль увидел в особняке возле парка Монсо опрокинутые, растерянные лица слуг, душу его кольнуло нехорошее предчувствие. А когда в гостиной их встретил инспектор Бриссон в мятом пиджаке и с неизменной сигаретой, которая свисала с его нижней губы, стало ясно, что поговорить с Буайе вряд ли удастся.
– Добрый день, – нараспев проговорил инспектор. – Пьер Видаль, если не ошибаюсь? Что-то мы слишком часто стали с вами встречаться.
– Мы искали Ролана Буайе. – Видаль решил, что не имеет смысла пытаться убедить полицейского с пронизывающим взглядом, что они просто ехали мимо и завернули сюда от нечего делать.
– Зачем?
– Хотели поговорить. В чем дело, инспектор?
– Боюсь, теперь вы сможете поговорить с ним только на Страшном суде, – ответил Бриссон. – Ролан Буайе был убит сегодня ночью.
Так… Сначала Луи Тенар, теперь Буайе. И еще липкое ощущение слежки… Скажете, случайное совпадение, дамы и господа?
Куда же ты вляпался, Пьер Видаль?
– Как именно это произошло? – мрачно спросила Амалия.
– Его убили возле дома, когда он возвращался из театра, – ответил инспектор. – Ударили по голове чем-то тяжелым, а потом добили.
– А вещи и деньги?
– Исчезли. Что же вы стоите? Садитесь, мсье Видаль… и вы тоже, сударыня.
В дверь боком протиснулся какой-то тучный одышливый человечек, покосился на журналиста и его спутницу, сказал что-то вполголоса инспектору. Тот кивнул, написал несколько слов на листке, вручил его человечку и показал глазами на дверь. Пятясь боком, как краб, человечек исчез.
– Кажется, я предложил вам сесть, – заметил Бриссон, глядя на седоватого журналиста и его спутницу, даму с безупречной осанкой, которые по-прежнему стояли на ногах.
– Простите, – очень вежливо промолвил Видаль, – но мы, кажется, спешим.
– Нет, – сказал Бриссон.
– Нет?
– Второй день подряд я встречаю вас там, где объявляется труп, – устало ответил инспектор. – Только не надо говорить, что это совпадение.
Видаль обменялся взглядом с Амалией и перешел в наступление:
– Инспектор, вы пытаетесь в чем-то нас обвинить?
– Я пытаюсь лишь понять, что за дело у вас было к Буайе. Или вы опять искали свидетеля смерти той актрисы?
– Вовсе нет, мы собирались просто побеседовать о погоде, – дерзко ответил Видаль. – Вы не имеете права нас допрашивать, инспектор.
– Еще как имею! – отозвался Бриссон, косясь на спутницу журналиста, которая, очевидно, чрезвычайно его занимала. – Не забывайтесь, господин репортер.
– Мсье Видаль лишь имел в виду, – медовым голосом вмешалась Амалия, – что мы прежде не встречали мсье Буайе и не имеем никакого отношения к его смерти. Боюсь, господин инспектор, вы зря тратите на нас свое драгоценное время.
Бриссон кисло поглядел на нее, затем обернулся к репортеру:
– Разговор не окончен. Если вы мне понадобитесь, я вас найду.
– Всегда к вашим услугам, – насмешливо ответил Видаль.
Когда они вышли из гостиной, то увидели в коридоре всхлипывающую молодую особу, которая судорожно комкала в руке простенький платочек, тщетно пытавшийся выдать себя за благородный шелк. Амалия бросила быстрый взгляд по сторонам и, убедившись, что их никто не видит, подошла к девушке.
– Простите, вы знали Ролана Буайе? Это журналист Видаль, я его секретарша. Мы хотели бы побеседовать с вами, если вы не против.
Молодая особа тотчас же перестала плакать и, шмыгая носом, сказала, что она в восторге от журналиста Видаля и его газеты «Голуа», Буайе был ее лучшим другом, а вообще она актриса Колетт Доран из театра «Варьете». Репортер не стал уточнять, что он работает в другой газете, и предпочел положиться на свою спутницу и ее мастерское умение разговорить людей.
И действительно, Амалии понадобилось лишь несколько минут, чтобы вытянуть из Колетт подробности давней прогулки по Рейну, которая обернулась трагедией. Оказалось, что Буайе не раз и не два возвращался к этой теме в разговорах со своей любовницей.
– Как будто его что-то мучило, – объяснила Колетт, распахивая глаза. – Роман очень хорошо относился к мадемуазель Лантельм, был поклонником ее таланта. А вот со своим кузеном, за которого она вышла замуж, вскоре после ее смерти совсем перестал общаться.
– Почему? – спросил Видаль, хотя уже заранее знал ответ.
– Ролан был уверен, – просто сказала Колетт, – что именно Жозеф ее убил.
– У него имелись какие-нибудь доказательства? – спросила Амалия.
– А какие еще нужны доказательства? – пожала плечами Колетт. – Накануне они поссорились, она не хотела пускать его… ну… к себе. Вечером в последний день Ролан своими глазами видел, как Жозеф стоял возле ее запертой двери. Рейнольдс пытался говорить тихо, но Ролан все равно услышал: муж хотел войти, а жена изнутри сказала, чтобы он оставил ее в покое, у нее болит голова. Другие пассажиры потом сказали Ролану, что слышали, как Жозеф еще до этого грозил забраться к жене через окно. Так оно и было: он залез к ней, они стали ссориться, и он ее убил. В ее каюте потом нашли письмо любовнику, но Ролан не сразу догадался, что ссора произошла из-за него. Все же очевидно!
– Думаете, Рейнольдс просто приревновал жену? С его-то нравами…
– Ну, мужчины сами знаете какие, – надула губы актриса. – В молодости он смотрел на измены жен сквозь пальцы, а позже, когда стал уже не так молод, конечно, не хотел выглядеть посмешищем. Жинетту он точно ревновал. Ролан мне рассказывал, что Рейнольдс как-то нанял трех громил, чтобы они побили ее любовника.
– Вот как? А как его звали? Я имею в виду любовника…
– Ой, я не знаю, Ролан не говорил. Но у нее точно кто-то был. Она была такая… ну, все при ней… Конечно, она не скучала в одиночестве…
Инспектор Леонар Бриссон стоял у закрытой двери гостиной и, как в скверной пьесе тридцатилетней давности, напряженно вслушивался в беседу, которую вели в коридоре любовница Буайе и подозрительная парочка, вокруг которой то и дело возникали трупы. Обладай Бриссон хоть каплей самодовольства, он бы не преминул сам себя погладить по голове за то, что догадался дать парочке возможность пообщаться тет-а-тет с мадемуазель Колетт. Именно Бриссон несколько минут назад дал письменный наказ своему помощнику оставить ее в коридоре и убрать оттуда их людей.
По складу своего характера молодой инспектор был человеком, который привык получать ответы на свои вопросы, особенно когда ему не желали отвечать прямо. Теперь же он знал, что Видаль и безымянная секретарша действительно интересуются подробностями загадочной гибели актрисы Лантельм. Но какое отношение это могло иметь к тому, что двое свидетелей той давней трагедии сейчас, десять лет спустя, отправились на небеса?