– Возвращаемся в театр? – на всякий случай предложил он.
– Нет, – капризно сказала Жинетта. – Садись, – добавила она, обращаясь к Александру.
Сын баронессы Корф не любил фамильярности, но тут актриса открыла дверцу и протянула ему руку. Все еще сомневаясь, молодой человек сел рядом с ней на заднее сиденье, и машина покатила дальше.
– Тебе понравилось, как я играла? – спросила она, требовательно взяв его за пуговицу.
– Да.
– Тогда поцелуй меня.
С точки зрения Александра, одно было вовсе не обязательно связано с другим, но ему так и не удалось объяснить это Жинетте, потому что она притянула к себе его голову и поцеловала сама.
Они доехали до улицы Кардине, и Жинетта поднялась с ним вместе. Консьержка проводила их снисходительным взглядом. «Наконец-то он нашел себе девушку… Ну что ж, дело молодое! Интересно, где я ее раньше видела?»
Утром Жинетта сказала Александру:
– Только учти, я актриса. Не вздумай меня ревновать!
– Не буду, – с подозрительной легкостью согласился ее любовник. – Скажи, зачем ты носишь эти жуткие накладки?
Жинетта, которая перед зеркалом наводила красоту, недовольно обернулась.
– Все женщины носят накладки, чтобы волосы были пышнее.
Он поцеловал ее в плечо.
– У тебя и так прекрасные волосы.
– Дурачок, – нараспев проговорила актриса и достала круглую коробочку с помадой.
– И это тебе тоже не идет.
– Ты просто деспот, – заметила Жинетта, глядя на свое отражение. – А что за баронесса тебе письма пишет?
– Неважно.
Однако ей показалось, что юноша помрачнел. «О, какие мы скрытные! Ну и ладно. Все равно я все узнаю».
– Скоро я начну репетировать новую пьесу. Придешь посмотреть?
– А что я там буду делать?
Жинетта так удивилась, что чуть не уронила помаду – этот человек обладал несравненным даром ставить ее в тупик.
– Смотреть на меня, глупенький, – сказала она ласково. – Что ты вообще делаешь в Париже?
– Я? Ничего. Читаю книги, хожу по музеям.
– Да? – как-то неопределенно протянула Жинетта. С ее точки зрения, такое времяпрепровождение было странным.
Александр насупился:
– Мать хотела, чтобы я поступил в университет.
– А ты?
– А я не хочу.
«Правильно, – подумала Жинетта. – Не встречала ни одного выпускника университета, с которым мне хотелось бы переспать».
Вслух, впрочем, она спросила другое:
– А девушка у тебя есть?
С точки зрения Александра, задавать такой вопрос надо было до того, как они стали любовниками, а не после. Впрочем, все же признался, что у него никого нет.
– Сколько же ты живешь в Париже?
– Почти год.
– Почти год, и у тебя нет девушки? – весело ужаснулась Жинетта. – Ты какой-то феномен!
– Нет, – хмыкнул Александр. – Просто я разборчивый.
– А-а… – протянула заинтригованная Жинетта. – Скажи, ты нарочно притворился при мне тогда, что упал в обморок?
– Я не притворялся, – сухо обронил Александр.
– Нет, ты хотел привлечь мое внимание! – настаивала Жинетта. – Ведь хотел?
Вместо ответа Александр отобрал у нее коробку с помадой, а когда она возмущенно заверещала, взял салфетку и стал стирать помаду с ее губ.
– Отдай! Отпусти! Нет, ты ненормальный! Просто ненормальный!
В тот день она вернулась на улицу Фортюни рассерженная до глубины души и поклялась себе, что больше ноги ее не будет на улице Кардине.
– Ты слышала новость? – спросила у нее Жюли. Ползая на коленях вокруг Жинетты, костюмерша прилаживала платье для премьеры новой пьесы. – Рейнольдс разводится.
– Да, я знаю. Но это не значит, что он на мне женится, – со смешком ответила Жинетта. – Я у него вовсе не одна.
Рейнольдс пришел на репетицию, наговорил ей тысячу любезных слов, а она смотрела в сторону и думала, где сейчас тот, другой. Неужели опять отправился кого-то спасать? Консьержка сказала ей, что, когда началось наводнение, молодой человек сразу же пошел добровольцем и почти каждый день то вытаскивал жильцов из пострадавших домов, то помогал перевозить людей из больниц, которым угрожало затопление.
– Я был сегодня на мосту Александра Третьего, – рассказывал Рейнольдс. – Вода залила все опоры, целиком, но сам мост еще не затопила. Фантастическое зрелище! В центре города депутаты на лодках плывут на очередное заседание палаты…
– Ради бога, хватит про это глупое наводнение, – перебила его Жинетта с недовольной гримаской. – Ты же знаешь, Жожо, что меня мутит от одного вида воды!
Впрочем, колье, которое тот подарил ей, заставило ее забыть обо всем на свете, и актриса позволила Рейнольдсу остаться у себя на ночь.
«Не буду больше думать о рыжем верзиле», – решила она утром, примеряя украшение.
Если бы в эти дни Александр как-то дал о себе знать, все было бы кончено между ними. Но молодой человек упорно не показывался, и Жинетта забеспокоилась. А вдруг с ним что-нибудь случилось? Вдруг он ранен или, не дай бог, утонул?
Буазен вез ее из театра. По залитому водой тротуару ехал «всадник» на «лошади», имеющей человеческий вид и ухмыляющейся во весь рот, – когда началось наводнение, многие бедняки ухватились за него как за способ заработать и стали переносить господ на своих спинах, чтобы те не замочили ног. Со стороны это смахивало на то, как если бы взрослые вдруг решили поиграть в детскую игру. Кстати сказать, дамам везло больше – их переносили на руках, что послужило поводом для многих карикатур.
– Буазен!
– Да, мадемуазель Лантельм?
– Едем на улицу Кардине!
В нескольких шагах от дома она увидела Александра – тот брел по улице, и вид у него был такой жалкий, что у нее на глаза навернулись слезы.
– Мсье Александр, – крикнула мадам Шарни, когда он вошел в дом, – вам телеграмма!
Александр распечатал конвертик, поглядел на текст, как-то неприязненно поджал губу и сделал движение, чтобы листок порвать. Мать в очередной раз требовала, чтобы он уехал из Парижа на время наводнения! И когда все оставят его в покое?
– Мсье Александр, – со значением произнесла мадам Шарни, косясь куда-то за его спину, – к вам дама.
Он повернулся, увидел взволнованное лицо Жинетты и, казалось, ни капли не удивился.
Актрисе очень хотелось сделать вид, что она просто ехала мимо и случайно оказалась тут, но у нее вырвалось:
– Ты опять кого-то спасал?
– Помогал пожарным вытаскивать парализованных больных. Потом, на обратном, пути увидел девочку, у которой кошка вырвалась и залезла на дерево. Кошку пришлось снимать. Это было на набережной, где сейчас можно только плавать. И кошка меня здорово расцарапала. – Он показал свою руку.
Жинетта ахнула, объявила, что руку срочно надо перевязать, и утащила его наверх. «Какая хорошая девушка, – помыслила растроганная мадам Шарни. – Как она о нем заботится!»
Должно быть, перевязка раненого героя затянулась, потому что Жинетта спустилась только на следующее утро. Она уехала, потом вернулась, потом снова уехала и опять вернулась. Каждый раз актриса говорила себе, что сегодня точно расстанется с Александром, что тот должен ее понять, они слишком разные, и ничего с этим не поделаешь… К тому же она слишком дорожила своими отношениями с Рейнольдсом и понимала: если тот на ней все же женится, ей будет обеспечена поддержка во всем, что бы она ни делала. А если останется с Александром, то по-прежнему будет актрисой, которой помыкают антрепренеры и которая целиком зависит от милостей публики. Мир театра жесток… и еще у нее процесс, который она может проиграть… Если Рейнольдс ее не поддержит, ей конец… Жинетта говорила себе все это – и опять ехала на улицу Кардине.
– Зачем ты живешь так высоко? – спросила она как-то у своего любовника. – По-моему, у тебя достаточно денег, чтобы жить в бельэтаже.
Вместо ответа молодой человек подвел ее к окну и показал на доме напротив, высоко над улицей, фигуру рыцаря с мечом, которую почти не было видно с тротуара.
– Мне понравился этот рыцарь, – объяснил Александр.
Жинетта вгляделась в статую и заулыбалась. Не удержавшись, Александр погладил ее по голове, и тут с его любовницей произошла мгновенная перемена. Она сбросила с себя его руку и отскочила назад.
– Не смей меня гладить по голове! – крикнула она, топая ногой. – Никогда, слышишь?
– Что на тебя нашло? – поразился Александр.
– И не смей предлагать мне конфеты! – кричала она, не слыша его. – Ненавижу конфеты!
Жинетта опустилась на диван и разрыдалась. Александр сел рядом, обнял ее, стал успокаивать. Но, слово за слово, вытянул из нее правду о прошлом – о публичном доме, где заправляла ее мать, и первых клиентах, которые приносили ей конфеты и гладили по головке – манера, которую она с тех пор ненавидела.
– У меня есть старший брат, – сказал Александр. – Сводный. – Жинетта всхлипнула и подняла на него большие глаза, в которых стояли слезы. – Как-то раз в детстве слуги подучили его сказать мне, что я ему чужой. Просто он был законный, а я был… ну… незаконнорожденный. И знаешь, я ведь до сих пор его не простил. – Молодой человек вытер слезы с ее щек. – Ты больше не плачешь? – Она мотнула головой. – Вот и хорошо. Я не хочу, чтобы ты плакала.
На другой день в театре Жюли обратила внимание, что ее подруга как-то необычно тиха и даже не притрагивается к кокаину.
– О чем задумалась? – спросила костюмерша.
– Да так… – Жинетта вздохнула. – Знаешь, как бывает… Узнаешь мужчин, понимаешь, что чудес не бывает, думаешь, что теперь можешь рассчитывать только на какую-нибудь жабу… которую целуй не целуй – она все равно никаким царевичем не станет… а тут раз – и попадается прекрасный принц.
Она увидела лицо Жюли, рассердилась, что выдала себя, зевнула и небрежно спросила:
– Какова фраза? Это я из пьесы!
– О, – с облегчением протянула Жюли. – А я думала, ты это всерьез!
– Как, кстати, твоя жаба? – деловито спросила Жинетта. – Еще не надумала делать тебе предложение?
– Он очень хороший человек, – сказала Жюли несмело. – Но его семья… Они такие… очень придирчивые… Все говорят о своих предках, о чести, о незапятнанном имени де Сертан и прочем. А я-то кто? Всего лишь обычная костюмерша.