[17] обещал заняться отпечатками пальцев преступников…
Бриссон сердито засопел.
– Он был тогда главой дактилоскопического отдела, – буркнул инспектор. – И проделал большую работу. Но в конце концов все оказалось впустую. Мои коллеги не успели допросить воров, потому что их нашли уже мертвыми. Кто-то их убил.
– Минуточку, минуточку! – вмешался Видаль. – Почему это не попало в газеты? Все сочли, что полиция просто не справилась, а вы говорите…
– В деле есть их фотографии, – продолжал Бриссон, обращаясь к Амалии. – Один был могильщик на том же кладбище, второй – его брат, а третий – их приятель. Двое забрались в склеп, третий стоял на шухере… простите, на страже. Дело было не только в отпечатках. Мы допросили свидетелей и поняли, что могильщик все время бродил возле склепа и присматривался. Если бы дошло до суда, троица, конечно, не отвертелась бы. Их отпечатки обнаружили на склянке с эфиром, которую они прихватили с собой, и на орудиях взлома. Аптекарь, чье имя значилось на этикетке, вспомнил, как брат могильщика покупал у него эфир. Из допроса родственников стало ясно, что идея ограбления принадлежала тому же брату могильщика, Реми Таллеку. Обыкновенная история – жадность, и больше ничего.
– Допустим. А почему тогда их убили?
– Не совсем понятно. Но убили их просто зверски, с большим ожесточением. Я бы не исключал какого-то личного мотива, никак не связанного с ограблением. Но убийц найти так и не удалось.
– Что ж, перейдем к ограблению 1916 года, – сказала Амалия. – Что за ним стояло? Никаких драгоценностей в склепе уже не было. Или я не права?
– Странная история. – Бриссон поморщился. – Военное время, народ ожесточился… Кстати, мой коллега, расследовавший тот случай, также опоздал допросить виновных. Их нашли уже окоченевшими, потому что они выпили сильный яд.
– И кто же это был? – поинтересовался Видаль. – Тоже могильщики?
– Нет, представьте себе. Двое приятелей из Аржантея. Обыкновенные, молодые, вроде бы вполне положительные граждане. Что на них нашло, совершенно непонятно.
– И что, не было даже никаких гипотез? – спросил Видаль.
Бриссон вздохнул.
– Ладно… Мой коллега, который занимался тем делом, сказал, что обоих должны были вскоре призвать в армию. Возможно, они искали драгоценности, чтобы заплатить доктору… ну, вы понимаете, чтобы он признал их негодными к службе.
– Но ведь никаких ценностей там уже не было! – отрезал Видаль. – Об этом писали все газеты!
– Инспектор, а кто их отравил? – вкрадчиво спросила Амалия.
– Мой коллега даже не пытался сделать вид, будто поверил, что молодые люди отравились сами, лишь бы не идти на войну, – усмехнулся Бриссон. – И тем не менее он написал в заключении, что самоубийство вполне возможно. Тем более что оно действительно возможно. По крайней мере, в теории.
– Они что-нибудь взяли из склепа? – спросила Амалия.
– Нет. Я же говорю вам, там уже ничего не было. Драгоценности после первой попытки ограбления были отданы семье и в конце концов достались родным актрисы, которые в прошлом году их продали. Причем список проданного не совпадает с тем, что, по нашим данным, Рейнольдс распорядился похоронить с телом жены. – Бриссон с любопытством посмотрел на Амалию. – Можно спросить? А почему вы всем этим интересуетесь?
– Так, пытаюсь уяснить для себя разные детали. – Амалия поднялась с места. – Надеюсь, мсье Бриссон, вы не упустите Раймона Обри в мое отсутствие.
– В ваше отсутствие?
– Да, мы с мсье Видалем должны прокатиться в Эммерих. Это займет несколько дней. Если Обри уже будет в состоянии говорить, спросите его, за что именно Рейнольдс заплатил ему деньги. Если капитан будет отпираться, скажите ему, что бросите его без охраны. Ручаюсь, раненый сразу же вспомнит много чего интересного.
Когда Бриссон и Видаль удалились, Амалия сняла с полки описание городов Франции и стала читать статью об Аржантее. За этим занятием ее и застал Александр.
– Можно? – спросил сын. – Надо поговорить.
Однако тут он увидел на столе фото одного из воров и изменился в лице.
– Кто это? – спросил молодой человек. И, когда мать объяснила, страдальчески проговорил: – Боже мой…
– В чем дело? – встревожилась Амалия.
Александр ответил не сразу.
– Я видел этого человека… Он стоял рядом со мной на вручении наград спасателям. И, когда Жинетта подошла к нам, уставился на ее украшения. Просто глазами их ел! Значит, он и есть грабитель? Его все-таки поймали?
– Его убили, как и всех остальных, – ответила Амалия. – Ты сказал, что хотел о чем-то со мной поговорить?
– Да, о Мише. Брат… – Александр замялся. – Учти, я обещал ему, что ты не будешь сердиться! Он уходит из семьи.
Амалия откинулась на спинку кресла. Вот, значит, как…
– Это из-за кузена Лизы? – сухо спросила она.
– Нет, вовсе нет. Мише все равно, что там было у его жены и с кем. Просто… просто он приехал из России не один, а… с той самой балериной. Он увез ее с собой.
– И теперь просит у меня благословения на развод? – Амалия не могла удержаться от улыбки. – Хватит, Саша. Скажи Михаилу, что он может жить с кем хочет. Для меня главное, чтобы ему было хорошо.
Александр кивнул. И после небольшой паузы спросил:
– А… а ты уже поняла, кто убил Жинетту?
– Нет, – сказала Амалия. – Если ты хочешь мне помочь…
– Конечно!
– У тебя ведь сохранилось то кольцо с изумрудом, которое ты ей дарил? Видаль когда-то дал мне список ювелиров, чьи украшения она носила… – И Амалия объяснила сыну, что именно от него требуется.
– Думаешь, это может быть важно? – спросил Александр.
– Я все больше и больше убеждаюсь, – рассеянно ответила баронесса, – что в этом деле все связано. Да, именно так.
Глава 6Высокое окно
Когда впоследствии Пьер Видаль думал о той поездке в Эммерих, он прежде всего вспоминал угрюмые лица людей, ценники со множеством нулей и общее ощущение обманчивого внешнего порядка при полном внутреннем разладе. Была германская империя, наводившая трепет чуть не на полмира, и вот уже нет ни империи, ни императора; была война, упорная и кровопролитная, которая обернулась поражением… Победителям покорились, но их ненавидели, и на всякого, кто говорил по-французски, в Германии смотрели с неприкрытой злобой.
В те дни Видаль предпочитал больше слушать и дожидаться объяснений своей спутницы, которая отлично говорила по-немецки. У нее был список людей, так или иначе связанных с делом Лантельм, – следователя, его помощника, фотографа, доктора и даже рыбака, который нашел тело актрисы. Амалия предполагала опросить всех их, но в конце концов ей пришлось довольствоваться беседой со следователем Шварцем и доктором Гротом. Фотограф и помощник следователя погибли на войне, как и молодой рыбак. Более того, оказалось, что полицейский архив Эммериха, включая папку с материалами по гибели Лантельм, сгорел во время войны. Для Амалии, которая очень рассчитывала на фотографии, сделанные во время следствия, это был нешуточный удар. Теперь оставалось только уповать на профессиональную память людей, которые занимались делом Лантельм и могли рассказать о том, что обнаружили.
Следователю Шварцу было на вид около пятидесяти лет. Умное, но уставшее лицо, светлые седоватые волосы, тонкие губы упрямо сжаты… Видаль почти не сомневался, что его будет нелегко разговорить, но баронесса Корф и тут оказалась на высоте. Она похвалила Бетховена, Вагнера и Гёте, как бы между прочим упомянула о своих немецких корнях и выразила надежду, что будущее Германии будет куда лучше ее настоящего. Шварц окинул ее взглядом и снизошел-таки до сдержанной улыбки.
– Что именно вас интересует в деле Лантельм? – спросил он.
– Все, – честно ответила Амалия.
– Боюсь, я мало чем смогу вам помочь, – признался ее собеседник. – Мне ведь так и не дали довести расследование до конца. На меня было оказано очень сильное давление.
– Но вы все же пришли к каким-то выводам?
– Да, – ответил Шварц спокойно. – Это не несчастный случай. А что до самоубийства… Знаете, люди не бросаются в окно со шпилькой в руке.
– Значит, шпилька действительно была? – вырвалось у Амалии. – По правде говоря, я полагала, что ее вложили в руку жертвы.
– Мне пришло в голову то же самое, и я обсудил такую возможность с доктором. Но тот был категоричен: женщина конвульсивно стиснула пальцы, упав в воду. Нам стоило большого труда разжать их, так что и я в конце концов исключил возможность того, что кто-то мог вложить шпильку в руку актрисы уже после смерти.
– Шпилька находилась в правой руке? – уточила Амалия.
– Да.
Амалия вытащила из волос шпильку и сжала ее в кулаке.
– Вот так?
Следователь внимательно посмотрел на ее руку.
– Нет, – внезапно сказал Шварц. И, разжав пальцы Амалии, переложил шпильку остриями вверх. – Она была зажата в руке жертвы вот так.
– Любопытно… Когда шпильку вытаскивают из прически, ее обычно держат остриями вниз, – медленно проговорила Амалия. – А что с каютой жертвы? Вы ведь ее осматривали? Может быть, заметили что-нибудь?
– Боюсь, я вас разочарую, – усмехнулся следователь. – Там позаботились как следует все прибрать. Даже мусорная корзина в ее каюте стояла пустая, хотя рядом в складке ковра я нашел обрывок какого-то письма. Одним словом, уничтожили все следы, если таковые имелись.
– У дворецкого Андре Фонтане имелись запасные ключи от всех кают, – сказала Амалия. – Вы говорили с ним об этом?
И тут в глазах следователя впервые мелькнуло нечто вроде искорки уважения. Он наклонил голову.
– Да. Запасной ключ от каюты Лантельм находился среди остальных ключей. Но не там, где должен был лежать.
– Объяснитесь, – попросила Амалия.
– Андре Фонтане, сколько я могу судить, был аккуратным человеком. Ключи от кают были разложены в алфавитном порядке фамилий, и первым должен был идти ключ Ролана Буайе. Так вот, ключ Лантельм оказался не на своем месте, а впереди ключа Буайе.