К тому моменту я уже приняла как свершившийся факт, что его ко мне ни в коем случае не влечет, и решила, что ему, наверное, просто нравится со мной общаться. Вот так со мной всю жизнь. Я вечно предполагаю, что мужики во мне видят просто своего парня, поэтому, когда кто-нибудь заинтересуется мной как девушкой, впадаю в ступор. С годами стало полегче, но до конца не ушло. В общем, мы выпили у него в номере, и когда я встала обнять его на прощание, он меня поцеловал. Химии особой не было, но мне это польстило, потому что я впервые за четыре года поцеловалась с человеком, который не был моим парнем, так что мы продолжили. Легли в постель, разделись, а я была как будто не здесь. Наверное, так себя чувствует Пэт Сейджак, когда в «Колесе Фортуны» доходит до дела. Если заглянуть ему в глаза, он полный зомбак.
Я видела нас обоих, словно вышла из собственного тела, — и мне было так грустно: рок-звезда и какая-то я. Но неважно, кто ты, — чувствуешь-то все равно то же самое, что и все. Мы оба тосковали по бывшим. Мы ничего особо и не сделали. Дотронулись друг до друга, и у меня по щекам покатились слезы. Я не плакала, они просто лились. Он заметил, обнял меня. Мы лежали в темноте с открытыми глазами, слушая дыхание друг друга. Мне было тогда так больно, и я чувствовала, что ему тоже больно. Мы друг друга не судили, мы ничего друг от друга не хотели. Когда он уснул, я выскользнула из номера. Я благодарна, что он был таким милым и что ему было так же грустно, как мне. На минутку мне стало не так одиноко, и я уверена, что это было самым большим разочарованием его жизни в смысле попытки с кем-то переспать. О чем я вообще-то говорю с некоторой гордостью. Хорошо, когда ты не такой, как все, неважно, какие обстоятельства. Он никогда меня не забудет!
Теперь я вижу во всех этих историях повторяющийся сюжет: я была жутким разочарованием в смысле съема. Я всегда считала, что это меня разводит какой-то козел, но, если подумать, козлом-то, похоже, была я. Интересно. Ладно. Пора перейти к делу. К огромному члену.
Хочу предварить эту историю, сказав, что хоккеем не интересуюсь. Я была на паре игр, мне понравилось — но больше потому, что я ходила с сестрой и мы друг другу нарисовали фальшивые синяки. Мы ходили только на игры «Рейнджеров» в Мэдисон-сквер-гарден, и я надевала шейный ортез, рисовала синяки под обоими глазами, а Ким обклеивала пластырем. Не знаю, зачем мы это делали, но нам нравилось, что мы выглядим так, словно нас избили. Большинство на нас старалось не обращать внимания и сразу отворачивалось, но некоторые спрашивали, что случилось, и мы отвечали, что кое-что не поделили.
Ким и ее муж любят хоккей и вечно говорят об одном своем любимом игроке. Им нравится, как он играет, и они всегда замечают, что не на льду он тоже смешной и крутой. Они вечно заговаривают со мной об этом чуваке. Он подписался на меня в Twitter, ну и я в ответ подписалась на него, а когда сказала сестре, что он меня зафололловил, она так и взвилась. Начала такая: «Ты должна ему написать! Вы друг другу понравитесь!». Ну, я написала. Сказала, что он — мой любимый хоккеист. И еще, по-моему, сказала, что, если он когда-нибудь захочет прийти меня послушать на стендап-шоу, пусть скажет. Он отнесся ко мне с достаточным уважением, чтобы не изображать, что ему интересно послушать выступление, — и вместо этого спросил, не хочу ли я с ним выпить. Я сказала «да», и меня очень заштырило, вдруг Ким сочтет, что дело во мне. Обычно она никогда так не считает.
В день нашего свидания я пошла туда, где мы договорились встретиться, и прождала почти сорок минут. Он слал мне сообщения: «Извини, скоро выхожу!» Я разозлилась и ушла, но вскоре получила сообщение, что он так извиняется, что готов со мной встретиться, где я скажу. Я заставила его пойти в «Жирного Кота» — бар в подвале в Вилледж, где играют джаз и в пинг-понг тоже играют. Когда я приехала и увидела его на другом конце зала, то поняла, что с ним — все его друзья.
Так я оказалась на групповом свидании с компанией громил. Я пыталась перекричать музыку и пообщаться с ним, но Поуп и Рик Росс гремели на всю катушку. Мы не знали, о чем говорить, не слышали друг друга и не улавливали друг у друга сарказм. В конце концов я сдалась и стала разговаривать с его друзьями. Они ко мне относились как к шлюхе, которую собирается отыметь их друг, знаменитый спортсмен, — кем, скажем в их защиту, я и была. Только выдержать все это у меня не хватило терпения. И когда он мне сказал, что они идут в другой бар, я ответила, что я не иду, и начала прощаться с любимым спортсменом своей сестры. Он сказал: «Ну нет, тогда я пойду с тобой». Я остолбенела. Он даже не попрощался с друзьями. Мы зашли еще в один бар по дороге домой, и я смотрела, как он играет в какой-то тупой гольф в игровом автомате и слушала, как он рассуждает о своих мечтах и своей семье. Мне не верилось, что я собираюсь переспать с этим красивым, высоким, талантливым парнем, с которым у меня не вышло ни понимания, ни контакта. Он вставлял в разговор хоккейные термины, думая, что я фанатка; но я была-то всего на паре игр за всю жизнь — и ничего не понимала. Обо мне он не спрашивал ничего — то есть ровно столько, сколько нужно. Меня не интересовало совместное будущее с этим парнем, я просто торчала рядом, чтобы поглядеть, не захочет ли он со мной переспать. Несмотря даже на то, что физически мы не подходили друг другу примерно в той же степени, что мисс Пигги и Чарльз Гродин в «Большом кукольном путешествии». Или Кейт Хадсон и кто угодно из ее партнеров по фильму. Я часто так себя чувствую с мужиками, которые хотят со мной физической близости. По счастью, большинство мужчин тянет, скорее, к мокрой дырке, чем к идеальному личику — особенно поздно вечером.
Мы пошли к нему в квартиру, он включил сериал и, не откладывая, взялся за меня снизу языком. Я подумала: надо же, какой зайчик. Кончила, решив, что он просто принц. Но потом увидела причину этой рыцарственности. Он вынул член, и я превратилась в мультяшку. Моя челюсть грохнулась об пол — и, вот такое совпадение, только так его член там бы и поместился. У меня маленький ротик, а такого здоровенного кабана я в жизни не видела. К вагине своей я это близко не подпущу, подумала я. Почувствовала себя музыкантом, играющим на палубе «Титаника» и знающим, что делать нечего, придется захлебнуться. Ощущение было такое, что я пытаюсь запихать индейку с Дня благодарения в рулон туалетной бумаги, целиком: не лезет. Он пытался держаться так, словно член у него не такой и большой, словно он нормальный, — просто я веду себя, как недотрога и выделываюсь. Но после нескольких попыток я установила, что отсосать этому парню не смогу. Чувствовала я себя ужасно и, решив быть командным игроком, сказала, что мы можем попробовать заняться сексом. Я легла и попыталась представить какую-то более расслабляющую обстановку — типа Гуантанамо или обуви, выставленной в музее Холокоста; но ничего не получалось. Он уговаривал меня попытаться, но я сказала: «Я не буду пихать его силой и рвать себе киску, просто чтобы разок позаниматься с тобой сексом. Прости, братишка. Я как-то не хочу поднимать НоваРинг с платформы в метро, потому что оно будет вываливаться из новой зияющей дыры, спасибо твоему Большому Доброму Великану». Я его рассмешила — он явно не впервые вышел на родео с девушкой, которая завыла: «Ну уж неееет, бычара!»
Так что мы занялись единственным стоящим делом, каким могли. Обнимались, и я ему дрочила примерно в направлении себя. Когда он кончил, почти все оказалось у меня на животе. Я встала, чтобы вытереться, и он сказал: «Ты куда? Не в таком виде!» — пошел и принес мне теплую влажную тряпочку и сухое полотенце. Потом я смотрела, как этот член НХЛ меня бережно вытирает. Может, он боялся, что я попытаюсь украсть его ДНК, как жена хип-хоппера, но это было так мило. Он выглядел маленьким мальчиком, который трудится над научным проектом для школы. Я оделась, и он, казалось, растерялся и загрустил, что я ухожу. Что ж, у него были основания грустить. Он спросил, не хочу ли я остаться и посмотреть кино, и когда мы снова увидимся. Мне показалось, что я играю роль сразу в двух разных фильмах. Я объяснила, что мне с ним было хорошо и что мы больше не увидимся никогда. Я прошла тропой позора в половине пятого утра. Вы, может, вспоминаете одну из предшествующих глав, где я сказала, что у меня за всю жизнь был только один секс на одну ночь, и думаете, что это можно считать номером два. Но я согласна считать сексом на одну ночь только то, когда был секс. Секс, когда пенис входит в вагину или анус. (И чего я не пишу любовные романы? У меня такой возбуждающий слог!)
Утром я позвонила из Старбакса сестре и рассказала ей, что случилось. И мы обе ржали до слез. Я пошла с ним встречаться, только чтобы она посчитала меня крутой, а этого явно не произошло. Она сказала, что грустнее ничего в жизни не слышала. Мы до сих пор хохочем до слез, когда он выходит на лед. Как, по-вашему, мы злые? Вы его пожалели, когда читали эту историю? Не надо. Не проливайте слез об этом богатом, знаменитом, идеально выглядящем спортсмене с огромным членом. У него все хорошо. У него без сомнения было множество волшебных сексуальных приключений, помимо меня. Сейчас он женат на роскошной хрупкой женщине — и каждый раз, видя их фотографии, я думаю: «Зайка, удачи тебе с этим!»
Что для меня счастье
1. То, как смеется моя малышка-племяшка — и как она делает вообще почти все. Обожаю, как она выговаривает мое имя, как вопит: «Мими!» — когда видит меня. А еще ее волосы, с которыми она одно время была похожа на Бенджамина Франклина.
2. Сконы. Не те, которые покупают в магазине, по шесть в пластиковом контейнере. Не, я про сконы из «Алисиной Чашки» в Нью-Йорке, или про веганские (не потому что я веганка, а потому что текстура у них обалденная), или те, что с каким-то шоколадом (не с белым, а с настоящим шоколадом). Ладно, хорошо: и магазинные тоже.
3. Видеть, что те, кого я люблю, счастливы.
4. Верховая езда. У нас был деревенский домик на севере штата, когда я была маленькая, и я научилась ездить верхом в местной конюшне — кругами каталась на самой маленькой лошадке. С тех пор я лезу на лошадь, как только представляется возможность. Вопросов не задавать. Несколько лет назад я валялась на диване у сестры и смотрела «Игру престолов», и тут Ким входит и спрашивает: «Зайка, хочешь покататься верхом?» Она живет в обычном районе в Чикаго, где рядом никаких лошадей и в помине не должно быть, но я молча встала и пошла за ней на улицу, и на другой стороне стоял конь. Его звали Норман. Мы с ним теперь друзья.