5. Рассказать со сцены новую шутку, которая мне нравится, даже если ее примут не очень. Рассказывать новые шутки — это никогда не приедается.
6. Слушать, как мой брат Джейсон играет на трубе. Мы оба любим Майлза Дэвиса, Джона Колтрейна и Телониуса Монка, но Джейсон играет такую плывущую, безумную музыку — называется фри-джаз. Такой джаз звучит фоном, когда Клэр Дэйнс в «Родине» совсем придавит. Но мне просто нравится слушать, как он играет. Не обязательно на сцене. Иногда у него дома я вдруг слышу трубу в соседней комнате, и мне от этого прекрасного звука становится так спокойно.
7. Смотреть британские или ирландские сериалы про сексуальные преступления в доме у сестры с мужем. Чем сильнее акцент, тем сильнее мне надо к концу сменить белье. (Фуууу!) Я серьезно. Мне приходится их смотреть с субтитрами.
8. Сидеть с друзьями в «Камеди Селлар» и вышучивать друг друга. Особенно Кита Робинсона, который вечно, каждый раз во всем ошибается, но так настаивает на своем, словно от этого зависит его жизнь.
9. Кончать.
10. Сидеть на катере или водном скутере, который несется слишком быстро, и орать во все горло.
11. Угнездиться на диване с трехногим псом моей сестры, Эбботом. У нас очень крутые отношения — я его не подкармливаю, поэтому знаю, что его любовь ко мне никак не подкреплена едой.
12. Смешить людей до слез.
13. Просыпаться рядом с человеком, в которого я влюблена, — и тут же отползать, чтобы спрятать свое утреннее лицо, похожее на побитую жопу, и запах изо рта как от памперса. А он подтаскивает меня обратно, прижимая к себе попой, и ему все равно.
14. Моя сестра. Играть с ней в волейбол, смотреть «Темное дитя» и есть пасту. Пить с ней. Курить с ней траву. Ездить с ней по миру, делать программу на телевидении, снимать кино, которым мы обе гордимся. Смешить ее на камеру. Иногда я ее заставляю участвовать в скетчах в своей программе. Ужасно люблю рассмешить Ким во время сцены и отснять столько дублей, сколько можно. Я знаю, она впадает в панику и переживает, что отнимает у всех время этим смехом, — но ничего не могу с собой поделать.
15. Люблю, когда маленькое животное едет на спине у большого (ну, как сэр Дидимус и Амброзиус в «Лабиринте»). Или видео о том, как дружат лев и тюлень, или что-то в этом духе.
16. Когда кто-то проезжает мимо в инвалидной коляске с мотором, я поднимаю руку и закрываю его тело — как будто мимо просто мчится голова.
17. Если грустно. Если хмуро. Если дождик льет. Извините.
18. Ржать и орать на своих школьных подружек, когда они пытаются курить траву в туалете любого заведения, где я выступаю, будь оно самым пафосным. Они пытались курить траву и на «В субботу вечером», и в Карнеги-холле.
19. Слушать, как сестра разговаривает со службой доставки, когда привезут не ту еду или нальют недостаточно соуса. Начинает она очень спокойно и разумно, но через полминуты взрывается к херам.
20. Сидеть с подружкой на диване, лицом друг к другу, и вести долгие беседы о том, что у нас с мужиками или бабами. Да, с вином. Не думаю, что надо было это уточнять, но если вы прям настаиваете, то — да, конечно, с вином. Если только не окажется, что без вискаря не обойтись.
21. Заводить новых друзей. Когда тебе уже за тридцать, это непросто, но периодически появляется кто-то, на кого тебе по-настоящему не жалко времени, и это так классно.
22. Копченый лосось.
23. Смотреть на Дейва Аттелла на сцене. Ни от кого я так не смеюсь.
24. Секс. Знаю, я уже говорила про кончать, но секс — отличная штука, его надо упомянуть.
25. Влюбляться.
Мама
У меня не складывается с людьми, которые считают, что их мать — совершенство. Вы встречаетесь с парнем, который не может принять решение, если не обсудит его сперва с мамой? Порвите с ним. (Если только его мать не Кэролайн Манцо из «Настоящих домохозяек Нью-Джерси», но она — единственное исключение.) Определенно завязывайте с чуваком, если у него с матерью так все происходит, что понятно, мама всю жизнь типа думала, что сама в итоге окажется со своим сыночком. Поверьте мне — уходите. Вы считаете, что ваша мама всегда знает ответ на все вопросы, в том числе у нее наготове отличные предложения по поводу вашей прически, одежды и отношений? Советую пересмотреть свои взгляды. Хочу проявить терпение и позволить вам понять все самостоятельно, со временем. Вру. Вообще-то, я хочу выдернуть из-под вас коврик и вытолкать вас на свет.
Родители так или иначе подводили всех. Это часть естественного хода вещей. Круг жизни. Матери тоже люди — а не ангелы небесные и не сервисные боты Ex Machina, не допускающие ошибок. Одно то, что они протолкнули вас через свои половые пути, не означает, что они знают все (или хоть какие-то) ответы. До того как у них появились вы, они болтались по жизни как идиотки — вот совсем как вы сейчас. Я к тому, что они просто люди. Чаще всего — люди, полные недостатков.
Что плавно подводит нас к разговору о моей матери. Да, да, как и ваша мама, она старалась изо всех сил. И я сама — из тех детей, что росли, думая, будто их мама святая. Настоящая богиня, спустившаяся на землю. Я ее боготворила. Но однажды узнала, что моя мама — не совершенство. В тот день, когда я это узнала — так получилось, — мы с моей лучшей подружкой Мией рассорились навсегда. И это не было дурацким совпадением. У моей матери был роман с отцом Мии.
Мы с Мией познакомились в первый день в четвертом классе, когда мне было девять. Я была в той школе новенькой, со мной никто не хотел разговаривать, кроме нее. Она оказалась единственной, кого не парило мое высокомерие и постоянное вранье. Я как раз только что рассказала всем одноклассникам, что я модель из Калифорнии и снимаюсь для рекламы купальников — и еще несколько небылиц, которые, в общем, их ко мне не расположили. Помню, когда Миа подошла ко мне в столовой, чтобы поздороваться, я подумала, что она похожа на Тинкербелл — такая хорошенькая и оборванная. Грязная нечесаная блондинка — красивая, маленькая и хрупкая. Мы сразу стали не разлей вода. У нас были и другие друзья, которые то появлялись в нашем мире, то исчезали, но я видела в них только помеху. Я считала Мию удивительной, смелой и уверенной.
Я стала членом ее семьи, а она — моей. У нее был старший брат, ровесник моего, и младшая сестра, ровесница моей; так что наши семьи идеально подходили друг другу. Мы ночевали друг у друга, когда позволяли родители. Вместе ставили увлекательные танцы, которые показывали любому, кто готов был просидеть на месте хоть пять минут. Секрет нашей хореографии был в том, чтобы движения танца подходили к словам песни. Например, под песню Полы Абдул «Холодное сердце» мы дрожали и изображали, что мерзнем, когда Пола пела слово «холодное». На слове «сердце» мы тыкали себя в грудь, а когда будущая судья American Idol пела слово «змея», мы обе — никогда не догадаетесь! — делали рукой такое змеящееся движение, пальцами, запястьем и локтем. Внимание, «Лучшие хореографы Америки»: если вам нужна помощь — мы к вашим услугам!
Я не сомневалась в том, что мы однажды выйдем замуж за братьев-близнецов и будем жить все вместе в одном доме. Казалось, нас ничто не сможет разлучить.
Наши родители встретились в синагоге и стали близкими друзьями. Тем из вас, кто не принадлежит к Избранным, скажу: синагога — очень существенная часть еврейской жизни. Мы ходили на шаббат в пятницу вечером, а дети по воскресеньям с утра отправлялись на занятия ивритом. Каждое лето моя семья гостила у Мии в их доме на озере, на севере штата. Туда было пять часов машиной, ее родители ездили в фургоне, где пахло кошками и «Фритос», — но я была не против, если мне разрешали сесть сзади и смотреть на машины, которые едут следом. Мы махали водителям, показывали им средний палец и исчезали — крутейший прикол в мире. Меня всю жизнь укачивает в машине, но я готова была потерпеть — просто чтобы увидеть, как меняются лица тех, кто просто хотел добраться из пункта А в пункт Б и вовсе не был настроен иметь дело с какими-то тупыми детишками, которые показывали пальчики, посылая всех на. Но мы ржали всю дорогу, как подорванные.
Мама Мии, Рут, чем-то походила на мою — такая же невысокая блондинка с убийственным телом. Учитывая слепое пятно, которое мешало мне видеть в маме что-то, кроме совершенства, я помню, как думала, что Рут не такая смешная и умная, как моя мама. Но она была доброй и не позволяла нам с Мией валять дурака. Когда нам было по тринадцать, она поймала нас с сигаретами и баночными коктейлями у себя на крыше (все такие на понтах) и устроила взбучку. Она была хорошей матерью, всегда заботилась обо мне, как будто я ей родная — например, наорала на меня, когда я притащила в ее дом журнал Redbook, чтобы почитать другим детям статьи про секс. Помню, прочла вслух, что мужчину возбуждает, если надеваешь его галстук — и все. Нам тогда было, наверное, лет по девять, и Рут меня отчитала, как настоящая мама. Помню, как мне было ее жалко, просто потому что она не моя мама. Вообще, мне всегда было жалко любую женщину, которая оказывалась с мамой рядом, потому что все они были не она. А мама в моих глазах была королевой.
Нехило, да? Знаю.
Отец Мии — Лу, был умным бизнесменом с лишним весом и носил огромные очки в толстой оправе. В нем не было ничего пафосного. Он обожал свою семью, и они его тоже обожали. Работал он допоздна, чтобы обеспечить им все самое лучшее. Обычная милая, ездящая в Кэтскиллз еврейская семья с Лонг-Айленда.
То самое лето, когда нам исполнилось по тринадцать, мы с Мией провели просто отлично. Мы стали подростками — и все время зависали в доме на озере. Когда наши родители ложились спать, мы оживали, тайком выбирались наружу и встречались на пляже с местными парнями, чтобы напиться и целоваться. Осенью, вернувшись в школу, мы ни на минуту не расставались. Миа была такой уверенной в себе. И сильной. Не физически, — так, стручок зеленой фасоли, — но Миа всегда знала, на какой она стороне, и мне хотелось быть на той же стороне рядом с ней. Соображала она быстро, но могла быть полной дурочкой и рохлей, и с ней мне всегда казалось, что я нужн