лжно там оказаться, – то в финансовом мире Шведского королевства лопнет самый масштабный мыльный пузырь со времен краха Крёгера в 1932 году. На фоне дела Веннерстрёма совершенно потерялись скандальное банкротство «Готабанкен» и аферы инвестиционной компании «Трустор»[110]. Концерн Веннерстрёма продемонстрировал мошенничество таких масштабов, что никто даже не решился бы подсчитать, сколько отдельных нарушений закона было зафиксировано.
Впервые в шведской экономической журналистике употреблялись такие слова и выражения, как «систематическая преступная деятельность, мафия и диктат гангстеров». Веннерстрём и его ближайшие сподвижники – юные биржевые маклеры, акционеры и одевающиеся в брендовые костюмы от Армани адвокаты – описывались как самые тривиальные бандиты или наркодельцы.
В первые дни этого медиацунами Микаэль Блумквист держался в тени. Он не отвечал на письма и не откликался на телефонные звонки. Все редакционные комментарии давала Эрика Бергер, которая мурлыкала, как кошка, когда ее интервьюировали центральные шведские средства массовой информации и солидные региональные издания, а также возрастающее с каждым днем количество зарубежных. Всякий раз, отвечая на вопрос о том, как «Миллениуму» удалось завладеть всей этой, в высшей степени личной документацией, предназначенной сугубо для внутреннего пользования, она с загадочной улыбкой, выполнявшей роль дымовой завесы, отвечала: «Мы, разумеется, не намерены раскрывать свои источники».
Когда ее спрашивали, почему прошлогоднее разоблачение Веннерстрёма потерпело полное фиаско, она надевала маску оскорбленной невинности. Вообще-то Эрика никогда не лгала, но, возможно, не всегда выкладывала всю правду. Не для печати, когда у нее не держали микрофон перед носом, она отпустила несколько загадочных реплик, которые, если суммировать их, приводили к преждевременным выводам. В результате начал циркулировать слух, стремительно достигший колоссальных масштабов, согласно которому Микаэль Блумквист не стал защищаться в суде и добровольно выбрал тюремное наказание и крупный штраф, поскольку иначе его документация неизбежно привела бы к раскрытию источника. Его сравнивали со знаменитыми американскими журналистами, предпочитавшими сесть в тюрьму, но сохранить в тайне источник информации, и описывали как героя в настолько лестных выражениях, что Блумквист не мог не смущаться. Однако опровергать эти недоразумения в данный момент не сто́ило.
В одном никто не сомневался: тот, кто выдал эту документацию журналистам, принадлежит к узкому кругу самых доверенных лиц Веннерстрёма. В результате в прессе вспыхнули бесконечные утомительные дебаты на тему того, кто же является анонимным источником информации – обиженные сотрудники или адвокаты. К возможным кандидатам причислялись даже наркозависимая дочь Веннерстрёма и другие члены семьи. И Микаэль Блумквист, и Эрика Бергер молчали как немые, неизменно воздерживаясь от комментариев на эту тему.
Эрика была счастлива. Она широко улыбнулась, поняв, что они победили, когда одна из вечерних газет на третий день медиаурагана напечатала статью под заголовком «Реванш «Миллениума». Статья на все лады восхваляла журнал и его сотрудников и к тому же была снабжена весьма удачной иллюстрацией – суперэффектной фотографией Эрики Бергер. Ее называли королевой журналистских расследований. Коллеги уже поговаривали о Большой журналистской премии.
Через пять дней после того, как «Миллениум» выпустил первый пушечный залп, на книжные прилавки поступила книга Микаэля Блумквиста «Банкир мафии». Он писал эту книгу, не отрываясь, целыми сутками во время пребывания в Сандхамне в сентябре и в октябре. А затем ее срочно и в строжайшей тайне набрали в типографии компании «Халлвингс реклам», в местечке Моргонгова. С ее выходом стартовало и совершенно новое издательство с собственным логотипом «Миллениум». Текст был снабжен загадочным посвящением: «Салли, которая убедила меня в преимуществах игры в гольф».
Это был кирпич карманного формата в шестьсот пятнадцать страниц. Маленький тираж книги – две тысячи экземпляров – фактически гарантировал убыточность издания, но уже через несколько дней тираж был распродан, и Эрика Бергер тут же заказала еще десять тысяч экземпляров.
Рецензенты констатировали, что на сей раз Микаэль Блумквист не поскупился на публикацию развернутых ссылок. И были совершенно правы. Две трети книги составляли приложения – копии файлов из компьютера Веннерстрёма. Одновременно с выходом книги «Миллениум» выложил в Сеть на своем сайте файлы из компьютера Веннерстрёма в PDF-формате. Любой желающий мог скачать себе эти материалы для подробного изучения.
Непривычная отстраненность Микаэля Блумквиста была частью разработанной им и Эрикой медиастратегии. За ним охотились все шведские издания. Сразу после выхода в свет книги Микаэль дал эксклюзивное интервью «Той, с канала ТВ‑4», и потому ей еще раз удалось обскакать государственные телеканалы. Но интервью не было дружеской беседой, и ему приходилось отвечать на довольно въедливые и иногда нелицеприятные вопросы.
Потом, когда Микаэль просматривал видеозапись своего выступления, ему понравился обмен репликами. Интервью шло в прямом эфире в тот момент, когда Стокгольмскую биржу лихорадило и акции совершали головокружительное падение, а юные маклеры, еще совсем недавно успешные, намеревались выброситься из окон. Его спросили, как быть с ответственностью «Миллениума» за то, что экономика Швеции оказалась на грани катастрофы.
– Утверждение о том, что экономика Швеции находится на грани катастрофы, абсурд, – молниеносно ответил Микаэль.
«Та, с канала ТВ‑4» выглядела растерянной. Такого ответа она не ожидала, и ей пришлось импровизировать. Так что Микаэлю задали тот самый вопрос, на который он рассчитывал:
– Но ведь шведская биржа сейчас переживает крупнейший обвал в истории – и вы считаете это абсурдом?
– Нужно разделить два феномена: шведскую экономику и шведский биржевой рынок. Шведская экономика – это совокупность всех товаров и услуг, которые ежедневно производятся в стране. Это телефоны «Эрикссон», автомобили «Вольво», цыплята фирмы «Скан» и транспортировка от Кируны до Шёвде. Все это – шведская экономика, и она так же сильна или слаба, как неделю назад.
Блумквист выдержал театральную паузу и отпил глоток воды.
– Биржа же – нечто совершенно другое. Там нет никакой экономики и производства товаров и услуг. Там есть только абстрактные представления, там за один час можно уценить или вздуть цену той или иной корпорации – на несколько миллиардов меньше или больше. Все это не имеет никакого отношения к реальности или к шведской экономике.
– Значит, вы считаете, что резкое падение акций на бирже не играет никакой роли?
– Конечно, не играет, – ответил Микаэль усталым и подавленным голосом оракула.
Эту его реплику весь ближайший год будут многократно цитировать.
Он продолжил:
– Это означает лишь, что множество крупных спекулянтов сейчас перекинут свои пакеты акций из шведских предприятий в немецкие. Следовательно, задача дерзких журналистов – идентифицировать личности этих финансовых воротил и заклеймить их государственными изменниками. Они систематически – и, возможно, сознательно – наносят ущерб шведской экономике во имя удовлетворения корыстных интересов – своих и своих клиентов.
Затем «Та, с канала ТВ‑4» совершила роковую ошибку, задав именно тот вопрос, на который рассчитывал Микаэль.
– Значит, вы полагаете, что СМИ не несут никакой ответственности за происходящее?
– Нет, СМИ как раз в высшей степени ответственны. В течение как минимум двадцати лет большинство экономических обозревателей не уделяли деятельности Ханса Эрика Веннерстрёма никакого внимания. Напротив, они всячески благоволили ему, способствовали его престижу, творили из него кумира. Если бы они в последние двадцать лет честно выполняли свою работу, мы сегодня не пришли бы к тому, к чему пришли.
Это выступление Микаэля переломило весь ход событий. Потом Эрика Бергер уже не сомневалась: именно после того, как Микаэль так уверенно выступил по телевидению в защиту своих убеждений, шведские массмедиа признали, что материал содержит факты и только факты. И хотя до этого «Миллениум» уже неделю удерживал первенство во всех рейтингах прессы, именно благодаря выступлению Микаэля эта история фактически обрела общенациональный и даже международный масштаб.
После его интервью дело Веннерстрёма как-то плавно переместилось от экономических обозревателей под крыло к редакторам криминальных колонок. Таким образом, редакции газет и журналов открыли для себя новые горизонты. Раньше репортеры-криминалисты очень редко писали об экономических преступлениях, разве что только о русской мафии или о югославских сигаретных контрабандистах. От них не ждали расследований о запутанных биржевых махинациях. Одна из вечерних газет даже прислушалась к пророчеству Микаэля Блумквиста и поместила на два разворота портреты нескольких крупнейших биржевых брокеров, которые как раз азартно скупали немецкие ценные бумаги, под общим заголовком: «Они распродают свою страну». Многим героям публикаций предложили прокомментировать высказанные утверждения, и все отказались это сделать. Однако торговля акциями в тот день значительно сократилась, а несколько маклеров, пожелавших предстать прогрессивными патриотами, даже пошли против течения. Микаэль Блумквист торжествовал.
Давление усиливалось, и серьезные мужчины в темных костюмах, озабоченно наморщив лбы и нарушив важнейшее правило столь закрытого сообщества, как узкий круг шведских финансистов, решили высказаться о своем коллеге. Внезапно на экране телевизора появились вышедшие на пенсию экс-директора корпорации «Вольво», главы ведущих предприятий и банков, которые отвечали на вопросы, стараясь предотвратить тяжелые последствия. Все понимали, что ситуация зашла слишком далеко и необходимо немедленно дистанцироваться от «Веннерстрём груп» и распродать их акции. Веннерстрём, как утверждали они почти в один голос, все-таки был не настоящим промышленником, они никогда не считали его по-настоящему членом своего «клуба». Кто-то даже припомнил, что он, в сущности, заурядный работяга из Норрланда, который, возможно, просто не выдержал испытания богатством и успехом. Кто-то описывал его линию поведения как «личную трагедию». Другие признавались, что уже очень давно не слишком-то симпатизируют Веннерстрёму – он чересчур хвастливый и неотесанный мужлан.