«Подонок! Я сама занимаюсь всем этим с тех пор, как мне исполнилось десять лет!»
– В общественном плане ты вполне адаптировалась, так что тебя уже не требуется помещать в интернат, но общество несет за тебя ответственность.
Бьюрман подробно расспрашивал, каковы ее конкретные рабочие обязанности в «Милтон секьюрити». Лисбет инстинктивно солгала о роде своих занятий. Она описала самые первые недели своего пребывания в офисе, и у адвоката сложилось впечатление, что она варит кофе и разбирает почту – вполне, на его взгляд, подходящее занятие для не вполне адекватной девицы. Так что ответы его вполне устроили.
Почему она скрыла правду, Саландер не знала, но не сомневалась, что приняла мудрое решение. Если бы Бьюрман даже значился в списке насекомых, которые находятся на грани исчезновения, она не раздумывая раздавила бы его каблуком.
Микаэль Блумквист провел в обществе Хенрика Вангера пять часов. А после бо́льшую часть ночи понедельника и весь вторник переписывал набело свои заметки и приводил родословную Вангеров в более или менее сносный вид. История семьи, которую поведал Хенрик, решительным образом отличалась от публичных представлений об этом клане. Микаэль знал, что у каждой семьи есть «скелеты в шкафу». А у Вангеров их набиралось целое кладбище.
К тому времени Микаэлю уже не раз приходилось напоминать самому себе, что его наняли не для того, чтобы написать историю семьи Вангеров, а для того, чтобы он разобрался в обстоятельствах исчезновения Харриет Вангер. Он согласился взяться за это задание в полной уверенности, что пробездельничает целый год, а работа, которую он будет выполнять для Хенрика Вангера, – в действительности просто игра на публику. Через год ему выдадут огромную зарплату; контракт, составленный Дирком Фруде, уже подписан. А настоящей платой за его работу, как он надеялся, станет информация о Хансе Эрике Веннерстрёме, которую ему пообещал выдать Хенрик Вангер.
После общения со своим работодателем Микаэль начал полагать, что совсем не обязательно проводить этот год впустую. Уже сама по себе книга о семье Вангеров явно представляла интерес и могла бы стать хитом сезона.
Он ни секунды не тешил себя иллюзией, что ему удастся найти убийцу Харриет Вангер – если ее и в самом деле убили. В конце концов, она могла погибнуть в результате какого-нибудь нелепого несчастного случая или просто исчезнуть каким-нибудь иным образом. В этом плане Микаэль был единодушен с Хенриком: он считал невероятным, чтобы шестнадцатилетняя барышня сбежала из дома и на протяжении тридцати шести лет успешно скрывалась от всех бюрократических инстанций. Зато он не мог исключить, например, того, что Харриет Вангер направилась, предположим, в Стокгольм, и по пути с нею приключилась какая-то беда.
Хенрик почему-то был убежден, что Харриет убили и что это сделал кто-то из членов семьи – возможно, в сговоре еще с кем-то посторонним. Он пришел к такому выводу потому, что Харриет пропала в те драматические часы, когда остров был отрезан от внешнего мира, а все внимание сфокусировалось на катастрофе.
Да, Эрика права: если его действительно нанимали для того, чтобы раскрыть загадку убийства, то это было лишено здравого смысла. В то же время Микаэль пришел к выводу, что судьба Харриет Вангер сыграла огромную роль в жизни семьи, и прежде всего – Хенрика. Причем неважно, прав тот или нет: его подозрения относительно родственников, которые он на протяжении более тридцати лет даже почти не скрывал, наложили отпечаток на семейные собрания и подогревали нездоровую атмосферу, что, в сущности, дестабилизировало весь концерн. Изучение обстоятельств исчезновения Харриет должно было стать особой темой книги и основным стержнем в истории семьи, благо материалов на эту тему хоть отбавляй. Вне зависимости от того, считал ли он загадку исчезновения Харриет Вангер своим основным заданием или же намеревался написать семейную хронику, для начала следовало составить карту действующих лиц. Именно о них Микаэль и беседовал с Хенриком целый день.
Клан Вангеров состоял из сотни персонажей, если считать всех внучатых племянников и троюродных братьев и сестер. Чтобы охватить всех членов семьи, Микаэлю пришлось создать у себя в лэптопе отдельную базу данных. Он использовал программу «Ноутпэд» (www.ibrium.se) – гениальный продукт, который родился в творческом союзе двух ребят из стокгольмского Королевского технологического института. Авторы распространяли его через Интернет как демоверсию. Микаэль считал, что эта программа совершенно незаменима при журналистских расследованиях. Каждому члену семьи в базе данных отводился отдельный документ-файл.
Генеалогическое древо семьи достоверно прослеживалось до начала XVI века, когда предки Хенрика носили фамилию Вангеерсад. Сам Хенрик считал, что она, возможно, происходила от голландской фамилии ван Геерстад. Если это так, то их родословная восходила к XII веку.
Позже семья проживала в Северной Франции и оказалась в Швеции вместе с Жаном Батистом Бернадотом[58] в начале XIX века. Александр Вангеерсад был военным; лично короля он не знал, но в любом случае прославился как талантливый начальник гарнизона и в 1818 году получил имение Хедебю в благодарность за многолетнюю и честную службу. У Александра имелись также собственные средства, которые он потратил на покупку больших лесных массивов в Норрланде. Его сын Адриан родился во Франции, но по воле отца переехал в находившийся далеко от парижских салонов провинциальный норрландский городишко Хедебю, дабы управлять имением. Он занимался сельским и лесным хозяйством, используя новые методы, которые практиковались на континенте, и заложил целлюлозную фабрику, вокруг которой и возник город Хедестад.
Внука Александра звали Хенриком; именно он сократил фамилию, так они стали именоваться Вангер. Хенрик торговал с Россией и построил небольшой торговый флот; его шхуны в середине XIX века ходили в Балтию, Германию и Англию – центр мировой сталелитейной промышленности. Он расширил семейный бизнес – основал достаточно скромный по тем временам горный промысел и несколько первых в регионе металлургических заводов. После него осталось двое сыновей, Биргер и Готфрид, которые превратили Вангеров в клан финансистов.
– Ты знаешь старые законы наследования? – спросил Хенрик Вангер.
– Вообще-то не очень.
– Прекрасно тебя понимаю. Я и сам вечно путаюсь в этом деле. Биргер и Готфрид, как гласит семейное предание, не ладили. Они, как кошка с собакой, ожесточенно боролись за власть и влияние на семейный бизнес. В конце концов этот конфликт все осложнил и начал потенциально угрожать перспективам бизнеса. Поэтому их отец перед смертью решил сделать так, чтобы каждый член семьи наследовал некую долю всего предприятия. Затея сама по себе вполне здравая, но, к сожалению, сложилась ситуация, когда мы, вместо того чтобы подключать компетентных специалистов и партнеров извне, получили в наследство концерн, правление которого состояло из родственников с одним или несколькими процентами голосов.
– Неужели все это актуально и по сей день?
– В том-то и дело. Если кто-нибудь из членов семьи захочет продать свою долю, то сделка может состояться только внутри клана. На ежегодное собрание акционеров сейчас съезжается около пятидесяти носителей фамилии Вангер и их потомков. У Мартина примерно десять процентов акций. У меня – пять, поскольку много акций я продал, кстати, тому же Мартину. Мой брат Харальд владеет семью процентами, а большинство остальных владеют только одним процентом или половиной процента.
– Я об этом ничего не знал… Попахивает каким-то Средневековьем.
– Да бред чистейший. На деле это означает, что Мартин сначала должен заручиться поддержкой по крайней мере двадцати – двадцати пяти процентов совладельцев, что, поверь мне, не так-то легко, а потом уже предпринимать те или иные действия.
Затем Хенрик продолжил рассказ о семействе.
– Готфрид Вангер умер в тысяча девятьсот первом году, не оставив наследников. Правда, у него было четыре дочери, но в то время женщин в расчет не принимали. То есть им выделялась определенная доля дохода, но дела вели исключительно мужчины. И лишь когда, уже в двадцатом веке, женщины получили право голосовать на выборах, они смогли участвовать и в собраниях акционеров.
– Надо же, настоящая либеральная революция…
– Ирония неуместна. Тогда были другие времена и другие нравы. Далее… У брата Готфрида, Биргера Вангера, имелось три сына – Юхан, Фредрик и Гидеон Вангеры; все они родились в конце девятнадцатого века. Гидеон не в счет – он продал свою долю и уехал в Америку, где до сих пор остались Вангеры, его потомки. А вот Фредрик и Юхан управляли акционерным обществом вплоть до того момента, когда был создан современный концерн «Вангер».
Хенрик снова извлек свой альбом и показал фотографии. На снимках начала прошлого века были запечатлены двое мужчин с массивными подбородками и прилизанными волосами. Они уставились прямо в объектив: строгие лица без тени улыбок.
– Юхана Вангера в семье считали самородком. Он получил образование и стал инженером, постоянно совершенствуя производство и внедряя собственные запатентованные изобретения. Концерн специализировался на стали и железе, но расширялся и за счет других отраслей – например, текстильной. Юхан Вангер умер в пятьдесят шестом году, оставив трех дочерей – Софию, Мэрит и Ингрид, первых женщин, автоматически получивших право участвовать в собраниях акционеров.
Второй брат, Фредрик Вангер, – мой отец. Он был бизнесменом и руководителем производства и использовал изобретения Юхана, чтобы наращивать доходы. Отец умер в шестьдесят четвертом. До самой смерти он активно участвовал в руководстве концерном, хотя еще в пятидесятые годы передал мне ведение дел. Получилось точь-в‑точь как у предыдущего поколения, но наоборот. У Юхана Вангера были только дочери. – Хенрик Вангер показал фотографии женщин с мощными бюстами, в широкополых шляпах и с зонтами в руках. – А у Фредрика – моего отца – рождались одни сыновья. Всего нас было пятеро братьев: Рикард, Харальд, Грегер, Густав и я.