Хенрик Вангер присматривался к своему новому сотруднику со сдержанным беспокойством. Он чувствовал, что временами журналист теряет равновесие. В конце концов Хенрик принял неожиданное для себя самого решение. Он снял трубку и позвонил в Стокгольм. Беседа заняла двадцать минут, и речь шла в основном о Микаэле Блумквисте.
Эрика сменила гнев на милость только через месяц. Она позвонила в один из последних дней января, в десять часов вечера, и спросила вместо приветствия:
– Ты еще долго собираешься там торчать?
Микаэль уже и не ожидал услышать ее голос, поэтому смутился и сразу даже не нашел, что ответить. Потом улыбнулся и поплотнее укутался в одеяло.
– Привет, Рикки. Ты могла бы и сама сюда приехать.
– Вот еще! Неужели жизнь у черта на куличках обладает особым шармом?
– Я только что почистил зубы ледяной водой. Все пломбы ноют.
– Сам виноват… Впрочем, в Стокгольме тоже адский холод.
– Ну, давай, рассказывай.
– Мы потеряли две трети постоянных рекламодателей. Никто ничего толком не объясняет, но…
– Знаю. Составляй список тех, кто отпадает. Когда-нибудь мы напишем о них в соответствующей манере.
– Микке… Я подсчитала: если у нас не появятся новые рекламодатели, к осени мы обанкротимся. Только и всего.
– Скоро все изменится к лучшему.
Эрика усмехнулась на другом конце провода:
– Тебе хорошо мечтать, сидя в своей лапландской дыре.
– Послушай, до ближайшей саамской деревни не меньше пятисот километров.
Она замолчала.
– Эрика, я…
– Знаю, знаю. Мужчина должен делать то, что должен, и прочая фигня[61]. Не надо ничего объяснять. Извини, что я вела себя, как стерва, и не отвечала на твои звонки. Давай начнем все сначала… Может, мне набраться храбрости и навестить тебя?
– Приезжай, я жду тебя всегда.
– Мне придется взять с собой ружье и волчью картечь?
– Пока не стоит. Мы наймем нескольких лопарей с собачьей упряжкой. Когда ты приедешь?
– В пятницу вечером. Согласен?
Тут жизнь сразу показалась Микаэлю значительно милосерднее.
Не считая узенькой расчищенной тропинки, участок Микаэля до самой двери был покрыт метровым слоем снега. Журналист долго и недоверчиво смотрел на лопату, а потом отправился к Гуннару Нильссону и спросил, нельзя ли Эрике на время своего визита поставить «БМВ» у них. Пожалуйста, конечно, можно. В гараже полно места, и даже можно поставить обогреватель для двигателя.
Эрика отправилась в путь в середине дня и прибыла в Хедебю около шести вечера. Они несколько секунд разглядывали друг друга, а потом долго обнимались.
Улицы тонули во мраке, и осматривать было почти нечего, за исключением подсвеченного здания церкви. «Консум» и «Кафе Сусанны» как раз закрывались, поэтому журналисты отправились прямиком домой. Пока Микаэль стряпал ужин, Эрика внимательно изучала его жилье, выдавала комментарии в адрес журнала «Рекордмагазинет» 1950‑х годов и изучала лежавшие в кабинете папки. Потом они ели бараньи отбивные с тушеной картошкой и сливочным соусом – перебор калорий – и запивали все это красным вином. Микаэль пытался вернуться к начатому по телефону разговору, но Эрика не была настроена обсуждать проблемы «Миллениума». Вместо этого они два часа беседовали о своих собственных делах и о том, как продвигается работа Микаэля. А потом пришла пора проверить кровать – вместит ли она их двоих.
Третья встреча с адвокатом Нильсом Бьюрманом была сначала отменена, затем перенесена и снова назначена на ту же пятницу, но уже на пять часов. Во время предыдущих визитов Лисбет Саландер встречала женщина лет пятидесяти пяти, пахнущая мускусом и выполняющая в офисе роль секретаря. На сей раз ее уже не было на месте, поскольку рабочий день закончился, а от адвоката Бьюрмана попахивало алкоголем. Он жестом велел Саландер сесть в кресло для посетителей, а сам продолжал с отсутствующим видом листать бумаги, пока вроде как вдруг не вспомнил о ее существовании.
Опекун устроил ей очередной допрос. На этот раз его интересовала сексуальная жизнь Лисбет Саландер, которую она считала исключительно своим личным делом и категорически ни с кем обсуждать не собиралась.
Уже выйдя от Бьюрмана, Лисбет поняла, что вела себя не так, как надо. Сперва она молчала и пыталась уклониться от его вопросов. Адвокат решил, что она или чересчур скромна, или отстает в развитии, или намерена что-то скрыть. И начал прессовать ее, чтобы заставить отвечать.
Саландер убедилась, что он не успокоится, и начала отвечать примитивно и односложно; эти ответы, как ей казалось, соответствовали ее психологическим данным. Она выбрала для своей легенды какого-то Магнуса, которого изобразила своим ровесником и программистом по профессии. Он держался с ней весьма порядочно, приглашал в кино и иногда спал с нею. Вымышленный образ Магнуса в ее повествовании обретал все новые краски. Зато Бьюрман вцепился в него и целый час посвятил анализу сексуальной жизни Лисбет.
– Как часто у вас бывает секс?
– Время от времени.
– Кто обычно инициатор – ты или он?
– Я.
– Вы используете презервативы?
– Конечно. Я знаю о СПИДе.
– Какую позицию ты обычно предпочитаешь?
– Ну… обычно на спине.
– Ты любишь оральный секс?
– Подождите минутку…
– Ты когда-нибудь занималась анальным сексом?
– Нет, мне не нравится анальный секс! Но вам-то, черт побери, какое до этого дело?
Первый и единственный раз Лисбет не смогла скрыть свои эмоции в обществе Бьюрмана. Она уже понимала, что ее взгляд может ее выдать, и уставилась в пол. Когда Саландер вновь посмотрела на адвоката, сидевшего по другую сторону письменного стола, он ухмыльнулся. Девушка почувствовала, что в ее жизни вот-вот начнутся драматические перемены.
Она покинула офис адвоката Бьюрмана, испытывая отвращение. К такому повороту событий Лисбет оказалась не готова. Пальмгрену никогда даже в голову не пришло бы устраивать подобный допрос. Напротив, он всегда был готов обсуждать с ней то, что ее волновало. Правда, такая потребность возникала у нее весьма нечасто.
Бьюрман с самого начала был для нее занозой в заднице. Но теперь, похоже, он начал превращаться в реальную проблему.
Глава 11Суббота, 1 февраля – вторник, 18 февраля
В субботу, в разгар короткого зимнего дня, пока еще было светло, Микаэль и Эрика отправились на прогулку мимо гавани по дороге, ведущей к хутору Эстергорд. Хотя Блумквист прожил в Хедебю целый месяц, он прежде никогда не заходил в глубь острова: мороз и метели не располагали к подобным экспериментам. Но эта суббота выдалась настолько ясной и солнечной, словно Эрика привезла в Норрланд первые признаки наступающей весны. Было всего пять градусов мороза. Расчищенную дорогу обрамляли сугробы метровой высоты. Микаэль с Эрикой миновали рыбачьи домики – и сразу оказались в густом еловом лесу. Блумквист удивился, какая, оказывается, огромная вблизи гора Сёдербергет. Она возвышалась над домиками и казалась выше и неприступнее, чем когда он созерцал ее из селения. На секунду Микаэль задумался о том, сколько раз Харриет Вангер играла здесь в детстве, но потом быстро вернулся к реальности. Через несколько километров лес кончился, и тропа уперлась в изгородь, за которой начиналась территория Эстергорда. Микаэль и Эрика увидели белый деревянный дом и большое темно-красное здание скотного двора. Решив не заходить на хутор, они развернулись и двинулись обратно.
Когда они проходили мимо въезда в усадьбу Вангеров, Хенрик громко постучал в окно на втором этаже и настойчиво помахал им рукой, приглашая зайти. Микаэль и Эрика переглянулись.
– Хочешь познакомиться с легендой шведской индустрии? – спросил Микаэль.
– А он кусается?
– Кажется, по субботам нет.
Хенрик встретил гостей в дверях кабинета и пожал им руки.
– Я знаю вас. Вы, полагаю, фрёкен Бергер, – сказал он вместо приветствия. – Микаэль даже не намекнул о том, что вы собираетесь посетить нас.
Одним из самых располагающих качеств Эрики была ее общительность и способность с ходу завязывать добрые отношения с кем угодно. Микаэль не раз наблюдал, как она очаровывала пятилетних мальчишек, и те через десять минут уже были готовы ради нее бросить родную мать. Точно так же она покоряла своим обаянием и восьмидесятилетних старцев. Перед ее ямочками на щеках вообще мало кто мог устоять. Через пару минут Эрика с Хенриком Вангером вообще позабыли про Микаэля и болтали так, будто знакомы с детства – вернее, учитывая разницу в возрасте, по крайней мере с детства Эрики.
Бергер начала с того, что принялась нещадно ругать Хенрика Вангера – с какой стати он заманил в глушь ее ответственного редактора. Патриарх защищался: насколько он понял из сообщений в прессе, она его уже уволила, а если нет, то, вероятно, нынче самое время избавить редакцию от балласта. Эрика сделала театральную паузу, вроде бы обдумывая это предложение и придирчиво разглядывая Микаэля. В любом случае, заявил Хенрик, недолгое приобщение к сельской жизни наверняка пойдет молодому господину Блумквисту на пользу. С этим тезисом Эрика согласилась.
Минут пять они подшучивали над его недостатками. Микаэль откинулся в кресле и притворился обиженным, но по-настоящему нахмурился, лишь когда Эрика позволила себе несколько замаскированных двусмысленных реплик, которые могли относиться как к его профессиональным минусам – как журналиста, – так и к некоторым аспектам его сексуальных способностей. Хенрик Вангер хохотал как безумный.
Микаэль был крайне удивлен. Никогда раньше он не видел старика таким довольным и непринужденным. Теперь можно было запросто представить Хенрика на пятьдесят – или пусть даже на тридцать – лет моложе. Микаэль подумал, что он был, вероятно, очень обаятельным, легко завоевывал и притягивал женщин. При этом он так и не женился снова. Конечно, женщины встречались в его жизни, но уже почти полвека он оставался холостяком.