Условия контракта обсуждали с одной стороны Эрика, с другой – Хенрик и Мартин. Мнения Блумквиста никто не спрашивал.
Поздно ночью Микаэль, уложив свою голову Эрике на грудь, заглянул ей в глаза.
– И долго же вы с Хенриком обсуждали это соглашение? – спросил он.
– Примерно неделю, – ответила она и улыбнулась.
– Кристер в курсе?
– Разумеется.
– Почему вы мне ничего не сказали?
– С какой стати я должна была обсуждать это с тобой? Ты отказался от поста ответственного редактора, бросил журнал и поселился в лесу.
Микаэль задумался.
– Так что, по-твоему, я заслужил, чтобы со мной обходились как с полным придурком?
– О да, – многозначительно сказала она.
– Значит, ты действительно на меня разозлилась.
– Микаэль, я никогда не чувствовала себя настолько взбешенной, обманутой и брошенной, как в тот день, когда ты ушел из редакции. Никогда прежде я так не злилась на тебя.
Она схватила его за волосы и сбросила его голову со своей груди.
В воскресенье Эрика уехала. Микаэль был настолько зол на Хенрика Вангера, что встречаться с ним или с кем-нибудь другим из династии опасался. Он отправился в Хедестад и всю вторую половину дня гулял по городу. По дороге зашел в библиотеку и кондитерскую. А вечером отправился в кино и наконец посмотрел «Властелина колец»; раньше он этот фильм не видел, хотя премьера состоялась уже год назад. Микаэль вдруг подумал, что орки – гораздо более понятные и бесхитростные существа, чем люди.
После кино он посетил «Макдоналдс» в Хедестаде и вернулся на остров на последнем автобусе, около полуночи. Дома заварил кофе, уселся за кухонный стол и достал папку. Он читал до четырех утра.
В деле Харриет Вангер оставались некоторые загадки, которые, по мере того как Микаэль углублялся в документы, все больше завладевали его вниманием. Ни к каким неожиданным выводам он так и не пришел. Эти же загадки не давали покоя комиссару Густаву Мореллю на протяжении долгого времени, особенно на досуге.
В последний год до исчезновения Харриет Вангер изменилась. Конечно, отчасти это могло объясняться сложностями тинейджерского возраста, так называемого переходного периода, через который проходят все. Харриет начала взрослеть, и все опрошенные – одноклассники, учителя, родные – утверждали, что она стала более скрытной и замкнутой.
Еще два года назад Харриет ничем не выделялась из среды своих сверстников и была милой веселой барышней, но теперь она начала отдаляться от своего окружения. В школе она по-прежнему общалась с друзьями, но, по словам одной из ее подруг, «стала безразличной». Эта формулировка показалась довольно необычной, и Морелль записал ее и продолжал задавать вопросы. В частности, он разузнал, что Харриет перестала откровенничать, ее не интересовали сплетни и разные секреты.
В детстве Харриет Вангер, как и все ее сверстники, посещала воскресную школу, по вечерам читала молитвы и прошла обряд конфирмации. В ее религиозной жизни не происходило никаких примечательных событий. Но в последний год она, похоже, стала глубоко верующей, читала Библию и регулярно ходила в церковь. Однако к местному пастору Отто Фальку, другу семьи Вангеров, она не обращалась, а ездила в Хедестад, в общину пятидесятников. Правда, интерес к ним Харриет проявляла недолго. Уже через два месяца она покинула эту общину и начала штудировать книги о католицизме.
Что это было – типичная религиозная одержимость, свойственная подросткам? Возможно. Но в семье Вангеров особой набожностью не отличался никто, и почему с Харриет произошли такие разительные перемены, так и осталось неясным. Конечно, девушка могла приблизиться к Богу из-за внезапной смерти ее отца, утонувшего год назад. Во всяком случае, Густав Морелль считал, что в жизни Харриет что-то произошло, что-то повлияло на нее, но что именно, ему так и не удалось установить. Как и Хенрик Вангер, Морелль очень подолгу беседовал с ее подругами, пытаясь найти кого-нибудь, кому Харриет могла доверять.
Определенные надежды возлагались на Аниту Вангер, дочь Харальда Вангера. Она была на два года старше Харриет, провела лето 1966 года в Хедебю и считала, что они очень сблизились. Однако Анита тоже не смогла ничего прояснить. Они общались все лето – купались, гуляли, болтали о кинематографе, поп-музыке и литературе. Харриет часто сопровождала Аниту на уроки вождения. Однажды они стащили из дома бутылку вина и здорово надрались; еще как-то раз несколько недель прожили одни на краю острова, в хижине Готфрида – бревенчатом домике, который отец Харриет построил в 1950‑е годы.
О чем на самом деле думала Харриет, что она чувствовала – эти вопросы остались без ответа. Микаэль, однако, заметил одну нестыковку: скрытной ее называли школьные друзья и некоторые родственники. А вот Анита Вангер отнюдь не считала подругу таковой. Блумквист решил как-нибудь при случае обсудить это с Хенриком.
Особое внимание Морелля привлекла страничка из ежедневника Харриет Вангер – тетради в эффектном переплете; ее девушке подарили на Рождество за год до исчезновения. В нем она записывала планы на день, напоминания о встречах, даты контрольных работ в гимназии, домашние задания и прочее. В ежедневнике осталось много свободного места для более пространных записей, поскольку Харриет вела дневник крайне нерегулярно. В январе она решила стать настоящим хроникером: записала, с кем встречалась на рождественские каникулы, и прокомментировала некоторые фильмы, которые успела посмотреть. Но до окончания учебного года так и не записала ничего личного. А потом, судя по некоторым записям, можно было сделать вывод, что в этот период Харриет серьезно увлеклась каким-то юношей, чье имя не упомянула.
Страницы, отведенные под номера телефонов, содержали некую загадку. Здесь аккуратно в алфавитном порядке перечислялись родственники, одноклассники, некоторые учителя, несколько членов общины пятидесятников и другие лица из ее окружения, которых легко можно было идентифицировать. На последней страничке, уже не относящейся к алфавитной книжке, имелось пять имен и столько же номеров телефонов. Три женских имени и два инициала.
Магда – 32016
Сара – 32109
РЯ – 30112
РЛ – 32027
Мари – 32018
Пятизначные номера, начинавшиеся на «32», в 1960‑е годы относились к Хедестаду. Третий номер, начинавшийся с номера «30», указывал на местечко Норрбю, за пределами Хедестада. Но в том-то и дело, что, приложив массу усилий и опросив весь круг знакомых Харриет, инспектор Морелль так и не смог выяснить, кому принадлежат эти номера телефонов.
Первый номер, который вроде бы относился к некоей Магде, казался перспективным. Через него инспектор вышел на магазин тканей и швейных принадлежностей на Паркгатан, 12; он принадлежал Маргот Лундмарк. Магдой звали ее мать, которая иногда подрабатывала в магазине. Но абоненту было шестьдесят девять лет, и она понятия не имела о том, кто такая Харриет Вангер. Сама же Харриет шитьем не увлекалась, и не нашлось никаких свидетельств тому, что она когда-либо посещала этот магазин.
Второй номер, указывавший на Сару, привел в семью по фамилии Турессон, которая жила в западной части города, по другую сторону от железной дороги. Семья состояла из супругов Андерса и Моники и их сыновей Юнаса и Петера, в то время еще дошкольников. Никакой Сары в семье не обнаружилось, а о Харриет Вангер они узнали только тогда, когда о ее исчезновении оповестили средства массовой информации. Единственная связь между Харриет и семьей Турессон, которую удалось проследить, состояла в том, что Андерс, по профессии кровельщик, годом раньше в течение нескольких недель менял черепицу на здании школы, где Харриет тогда училась в девятом классе. Значит, все же существовала чисто теоретическая возможность, что они встречались, – впрочем, весьма эфемерная.
Оставшиеся три номера тоже не дали никаких зацепок. Номер 32027, с инициалами «РЛ», действительно когда-то принадлежал Росмари Ларссон, но, к сожалению, она уже несколько лет назад скончалась.
Зимой 1966–1967 года инспектор Морелль, как ни бился, так и не смог разгадать, почему Харриет записала эти имена и телефоны.
Следуя логическим построениям, он решил, что телефонные номера записывались с использованием своего рода персонального кода. Морелль пытался воспроизвести ход рассуждений девочки-подростка. Поскольку число «32» явно указывало на Хедестад, он решил переставить остальные три цифры. Варианты «32601» и «32160» не привели его ни к какой Магде. Правда, углубляясь в эту мистическую игру в номера, Морелль обнаружил, что если менять достаточно много цифр, то какую-то связь с Харриет так или иначе удастся обнаружить. Например, когда он пытался увеличивать на единицу каждую из последних трех цифр в номере «32016», получался номер «32127», принадлежавший адвокатской конторе Дирка Фруде в Хедестаде. Но дело в том, что эта связь ровным счетом ничего не объясняла. Кроме того, ему так и не удалось найти код, подходивший сразу ко всем пяти номерам.
Морелль рискнул расширить сферу своих поисков. Возможно, цифры означали нечто другое? К примеру, автомобильные номера 1960‑х годов. Скажем, они состояли из буквы, обозначающей лен, и пяти цифр… Но нет, опять ложный след.
Потом комиссар забыл про цифры и сосредоточился на именах. Он даже составил список всех жительниц Хедестада, которых звали Мари, Магда и Сара, а также тех, у кого были инициалы «РЛ» и «РЯ». В общей сложности получилось триста семь человек. Среди них двадцать девять человек имели какое-то отношение к Харриет – например, юношу, который учился вместе с нею в девятом классе, звали Роланд Якобссон, то есть инициалы «РЯ» ему подходили. Однако молодые люди были знакомы лишь поверхностно, а после того как Харриет перешла в гимназию, их общение и вовсе прекратилось. И к тому же этот Роланд не имел никакого отношения к указанному номеру телефона.
Тайна телефонной книжки так и осталась тайной.