В субботу вечером, в назначенное время, Лисбет Саландер навестила Нильса Бьюрмана в его квартире на Уденплан. Опекун открыл ей дверь и любезно улыбнулся.
– Ну, как ты себя чувствуешь сегодня, дорогая Лисбет? – спросил он вместо приветствия.
Девушка не ответила. Он приобнял ее за плечи и сказал:
– В прошлый раз я, возможно, немного перегнул палку. Ты выглядела расстроенной.
Она криво усмехнулась, и адвокат вдруг на мгновение ощутил неуверенность.
«Эта девка психованная, – напомнил он себе. – Не следует об этом забывать».
Он уже усомнился, а получится ли ему вообще с ней сладить.
– Ну что? Пошли в спальню? – спросила Лисбет.
«С другой стороны, может, она и поняла, что к чему…»
Бьюрман повел ее, обнимая за плечи, как и в прошлый раз.
«Сегодня буду с ней поосторожнее. Нужно завоевывать доверие».
На комоде уже лежали заранее приготовленные наручники. Только подойдя поближе к кровати, адвокат понял: что-то не так. Начать с того, что не он подвел ее к кровати, а она его. Бьюрман остановился, растерянно глядя, как Саландер что-то вынимает из кармана куртки. Сначала он решил, что это мобильный телефон. А потом увидел ее глаза.
– Скажи: «Спокойной ночи», – велела Лисбет.
Затем она приставила к его левой подмышке электрошокер и врубила заряд в семьдесят пять тысяч вольт. Когда у него начали слабеть ноги, она уперлась в него плечами и, напрягая все свои силы, толкнула его на кровать.
Сесилия Вангер слегка опьянела. Она решила не звонить Микаэлю Блумквисту. Их отношения превратились в пошлый постельный фарс. Микаэлю приходилось красться закоулками, чтобы проникнуть к ней незамеченным, а сама Сесилия выступала в роли влюбленной барышни, которая не в силах совладать со своими желаниями. В последние недели ее поведение вообще выходило за всякие рамки приличия.
«Проблема в том, что он мне слишком нравится, – подумала она. – В конце концов он ранит меня».
Она долго сидела и думала: хоть бы Микаэль никогда не приезжал в Хедебю.
Потом Сесилия откупорила бутылку вина и выпила в одиночестве два бокала. Она включила «Новости» и решила узнать, что происходит в мире. Но ее воротило от комментариев – политобозреватели убеждали всех, что президенту Бушу необходимо разбомбить Ирак и сровнять его с землей. Тогда она уселась на диван в гостиной и достала книгу Геллерта Тамаса[65] «Человек-лазер», но, прочитав несколько страниц, отложила. Книга напомнила Сесилии об отце. Интересно, чем он дышит и о чем думает…
В последний раз они общались в 1984 году, когда она с ним и братом Биргером отправилась поохотиться на зайцев к северу от Хедестада. Биргер хотел испытать новую охотничью собаку – гончую по кличке Гамильтон, которую только что купил. Харальду Вангеру было семьдесят три года, и Сесилия честно пыталась смириться с его безумием, которое превратило в кошмар ее детство и наложило отпечаток на всю ее взрослую жизнь.
Никогда еще она не ощущала себя такой беспомощной, как тогда. Три месяца назад распался ее брак. Насилие по отношению к женщинам – это звучит так банально. Не то чтобы ее избивали до синяков и кровоподтеков. Но ей постоянно доставались затрещины и тычки. Ей периодически угрожали; время от времени ее валили на пол в кухне. Муж срывался всегда по необъяснимым причинам. Он редко обходился с ней настолько жестоко, чтобы она получала физические увечья. По крайней мере, он старался не пускать в ход кулаки. Поэтому Сесилия терпела.
Но однажды она вдруг дала ему сдачи, муж вышел из себя и полностью утратил над собой контроль. Он швырнул в нее ножницы, и те застряли у нее в лопатке.
Он, конечно, тут же раскаялся, запаниковал, отвез ее в больницу и расписал историю о несчастном случае, в правдивость которой никто из персонала не поверил. Сесилия буквально сгорала от стыда. Ей наложили двенадцать швов и оставили в больнице на пару дней. Потом ее забрал Хенрик и отвез к себе домой. С тех пор она ни разу не общалась с мужем.
В тот солнечный осенний день, через три месяца после их разрыва, Харальд пребывал в прекрасном настроении и держался почти дружелюбно. Но совершенно неожиданно, прямо посреди леса, он обрушил на свою дочь поток грубостей и оскорблений по поводу ее сексуальных повадок. Он называл ее шлюхой, мол, поэтому она и не смогла удержать мужа.
А ее брат вроде бы даже не заметил, что каждое слово отца хлещет ее, как удар кнута. Биргер вдруг засмеялся, обнял отца и высказался в таком духе: «Уж тебе ли не знать, каковы эти бабы». Затем беспечно подмигнул Сесилии и предложил Харальду отправиться на горку и затаиться в засаде.
Сесилия, глядя на отца с братом, на какую-то долю секунды вдруг осознала, что держит в руках заряженное охотничье ружье, и закрыла глаза. Ей хотелось вскинуть оружие и выстрелить из обоих стволов, чтобы убить этих двух мерзавцев. Но Сесилия бросила ружье на землю, под ноги, развернулась и пошла обратно к машине. Она оставила их в лесу и одна уехала домой. С того дня она разговаривала с отцом очень редко, только в случае крайней необходимости. К себе домой она его не пускала и сама никогда не ходила к нему.
«Ты испортил мне жизнь, – подумала Сесилия. – Испортил мне жизнь еще в детстве».
В половине девятого вечера она подняла трубку, позвонила Микаэлю Блумквисту и попросила его прийти.
У адвоката Нильса Бьюрмана все болело. Мышцы стали ватными. Тело казалось парализованным. Он не знал, терял ли сознание, но никак не мог вспомнить, что же все-таки произошло. Когда он потихоньку вновь начал чувствовать свое тело, то обнаружил, что лежит на спине в своей постели в голом виде, с наручниками на запястьях и до предела растянутыми в разные стороны ногами. В тех местах, где электроды соприкасались с кожей, болезненно ощущались ожоги.
Лисбет Саландер сидела на ротанговом стуле, придвинутом к кровати, и терпеливо ждала, закинув ноги в ботинках на матрас и покуривая сигарету. Бьюрман хотел что-то сказать, но понял, что его рот заклеен широкой изолентой. Он завертел головой. Оказывается, Лисбет вытащила и перевернула ящики его комода.
– Я нашла твои игрушки, – сказала она.
Она подняла хлыст и указала им на коллекцию пенисов, уздечек и резиновых масок на полу.
– Для чего ты все это используешь?
Она подняла огромный анальный вибратор.
– Нет, и не пытайся говорить – я все равно тебя не услышу. Это его ты испробовал на мне на прошлой неделе? Просто кивни мне, и все.
Она склонилась над ним.
Нильс Бьюрман вдруг ощутил, как леденящий страх разрывает ему грудь, и, потеряв самообладание, заметался в путах.
«Она перехватила власть! – пронзила его паническая мысль. – Какой кошмар!»
Он ничего не мог поделать, когда Лисбет Саландер подалась вперед и засунула анальный вибратор между его ягодиц.
– Значит, ты садист, – констатировала она. – Тебе нравится втыкать в людей разные штуки.
Она не сводила с него глаз, а лицо ее оставалось неподвижным, как маска.
– Причем без смазки.
Когда Лисбет грубо раздвинула ему ягодицы и использовала вибратор по назначению, Бьюрман дико заорал сквозь изоленту.
– Прекрати ныть, – сказала Лисбет Саландер, подражая ему. – Если будешь дергаться, мне придется тебя наказать.
Она встала и обошла вокруг кровати.
«Какого черта?» – подумал Бьюрман, провожая ее беспомощным взглядом.
Оказывается, Лисбет Саландер прикатила сюда из гостиной его тридцатидвухдюймовый телевизор, а на полу пристроила его же DVD-проигрыватель. Затем посмотрела на него, по-прежнему поигрывая хлыстом:
– Ты меня слушаешь внимательно? Не пытайся говорить – тебе достаточно кивнуть. Слышишь, что я говорю?
Он кивнул.
– Отлично. – Она наклонилась и подняла рюкзачок. – Узнаешь?
Опекун вновь кивнул.
– Этот рюкзак был у меня с собой, когда я приходила к тебе в гости в прошлый раз. Очень практичная штука. Я одолжила ее в «Милтон секьюрити».
Она расстегнула «молнию» в нижней части рюкзака.
– Это цифровая видеокамера. Ты смотришь «Инсайдер» по третьему каналу? Именно такие рюкзачки используют папарацци, когда снимают что-нибудь скрытой камерой.
Она застегнула «молнию».
– Тебе интересно, где объектив? В том-то и перец. Широкоугольный объектив с волоконной оптикой. Он выглядит как пуговица и спрятан в пряжке ремня. Ты, может, помнишь, что я поставила рюкзачок тут, на стол, прежде чем ты вскарабкался на меня. Я повернула его так, чтобы объектив был направлен на кровать.
Она взяла диск и сунула в DVD-проигрыватель. Затем развернула ротанговый стул и уселась так, чтобы ей был виден экран телевизора. Закурила новую сигарету и нажала на пульт дистанционного управления. Адвокат Бьюрман увидел на экране себя, открывающего дверь перед Лисбет Саландер.
«Ты что, даже на часы не научилась смотреть?» – раздраженно осведомился он у нее.
Она прокрутила ему весь фильм. Запись закончилась через девяносто минут посреди сцены, когда голый адвокат Бьюрман сидит, откинувшись на спинку кровати, пьет вино и наблюдает за Лисбет Саландер, лежащей скрючившись со сцепленными за спиной руками.
Она выключила телевизор и минут десять сидела на ротанговом стуле молча, не глядя на своего опекуна. Тот не смел даже шелохнуться. Потом она встала и вышла в ванную. Вернувшись, вновь села на стул. Ее голос был сухим и жестким, как наждачная бумага:
– На прошлой неделе я совершила ошибку. Я думала, что ты снова заставишь меня делать минет, что совершенно мерзко в твоем случае, но не настолько, чтобы я не могла это стерпеть. Я надеялась по-легкому добыть весомое доказательство, что ты гнусный старый развратник. Однако я тебя недооценила. Не поняла, что ты сраный извращенец… Теперь я буду выражаться четко и ясно. На этой записи видно, как ты насилуешь умственно отсталую двадцатичетырехлетнюю девушку, которую тебя назначили опекать. Ты даже не представляешь, насколько умственно отсталой я могу оказаться, если будет нужно. Любой, кто посмотрит эту пленку, поймет, что ты не только подонок, но и долбанутый садист. Этот фильм я смотрела во второй раз; надеюсь, что в последний. Но если его посмотрит кто-нибудь еще, то он незамедлительно примет меры. Так что, думаю, в соответствующее учреждение посадят тебя, а не меня. Согласен?