– Я понимаю. И опять-таки это не мое дело. Лучше скажи, как продвигается твоя работа.
Микаэль налил себе кофе из стоявшего на столе термоса и взглянул на Хенрика:
– Я нашел новый материал. А еще, думаю, мне придется одолжить у кого-нибудь машину.
Свои выводы Блумквист излагал довольно долго. Достав из сумки лэптоп, он запустил слайд-шоу, чтобы Хенрик мог увидеть Харриет на Йернвегсгатан и ее реакцию. Он сообщил также, что обнаружил зрителей с любительским фотоаппаратом и их машину с наклейкой деревообрабатывающей фабрики в Нуршё. Когда он закончил, Хенрик попросил запустить слайд-шоу еще раз.
Наконец Вангер оторвался от экрана компьютера. Микаэль вдруг увидел, что старик стал буквально серого цвета. Журналист испугался и положил руку на его плечо. Но Хенрик жестом показал, что все в порядке. Некоторое время он сидел молча.
– Черт побери! Ты сделал то, что я считал невозможным. Ты обнаружил нечто совершенно новое… Что ты собираешься делать дальше?
– Я должен найти этот снимок, если он еще существует.
Микаэль ни слова не упомянул о лице в окне и своих подозрениях относительно Сесилии. Что, конечно же, свидетельствовало о том, что он отнюдь не был объективным частным сыщиком.
Когда Микаэль снова вышел на улицу, Харальд Вангер уже, скорее всего, уполз обратно в свое логово. Завернув за угол, Микаэль обнаружил, что на крыльце его домика кто-то сидит к нему спиной и читает газету. На секунду ему померещилось, что это Сесилия Вангер. Но он сразу же понял, что это не так. На ступеньках сидела темноволосая девушка, и, только подойдя поближе, Блумквист узнал ее.
– Привет, папа, – сказала Пернилла Абрахамссон.
Микаэль крепко обнял дочь.
– Как, скажи на милость, ты здесь очутилась?
– Естественно, приехала из дома. По дороге в Шеллефтео[75]. Я только переночевать.
– А как ты меня нашла?
– Мама знала, где ты находишься. Я спросила в кафе, где ты обитаешь, и меня направили сюда. Ты что, мне не рад?
– Конечно, я очень рад. Заходи. Если бы ты предупредила, я бы купил чего-нибудь вкусного.
– Я решила остановиться здесь случайно; ничего такого не планировала. Но мне очень хотелось поздравить тебя с выходом из тюрьмы. А ты так и не позвонил…
– Извини.
– Да ничего страшного. Мама говорит, что ты вечно погружен в свои мысли.
– Значит, вот какого она мнения обо мне?
– Приблизительно. Но это не имеет значения. Я тебя все равно люблю.
– Я тоже тебя люблю, но ты знаешь…
– Знаю. Но мне кажется, что я уже достаточно взрослая.
Микаэль заварил чай и достал печенье. До него дошло, что дочь действительно права. Она уже не маленькая девочка, ей почти семнадцать лет; еще немного – и она станет взрослой женщиной. Пора бы ему прекратить обращаться с ней, как с малым неразумным дитем.
– Ну и как тебе?
– Что именно?
– Тюрьма.
Микаэль рассмеялся:
– Ты не поверишь, если я скажу, что воспринял свое пребывание там как оплаченный отпуск, во время которого получил возможность размышлять и писать…
– Почему же, конечно, поверю. Я не думаю, что тюрьма сильно отличается от монастыря, а в монастырь люди всегда уходили, чтобы найти себя.
– Ну да, можно и так сказать. Надеюсь, у тебя не возникло проблем из-за того, что твой отец побывал арестантом?
– Нисколько. Я горжусь тобой и при каждом удобном случае напоминаю, что мой отец сидел в тюрьме за свои убеждения.
– За убеждения?
– Я видела по телевизору Эрику Бергер.
Микаэль побледнел. Он даже не подумал о дочери, когда Эрика излагала их стратегию, и Пернилла наверняка считала, что он белый и пушистый, как только что выпавший снег.
– Пернилла, я не был невиновен. К сожалению, я не могу обсуждать с тобой все, что произошло, но меня осудили не просто так. Суд исходил из того, что выяснилось во время процесса.
– Но ты никогда не излагал свою версию.
– Нет, не излагал, потому что не могу ее доказать. Я совершил катастрофическую глупость и поэтому был вынужден сесть в тюрьму.
– Ладно. Тогда ответь мне – Веннерстрём подонок или нет?
– Он один из самых отъявленных мерзавцев, с какими мне доводилось встречаться.
– Отлично. Мне этого достаточно… У меня есть для тебя подарок.
Дочь достала из сумки пакет. Микаэль открыл его и обнаружил внутри CD-диск с лучшими хитами «Eurythmics»[76]. Она знала, что ему давно нравится эта группа. Микаэль обнял дочь, сразу же включил лэптоп, и они вместе послушали композицию «Sweet dreams»[77].
– А что ты собираешься делать в Шеллефтео? – спросил Микаэль.
– Там в летнем лагере работает библейская школа общины «Свет жизни», – ответила Пернилла так, словно это само собой разумеется.
Микаэль даже вздрогнул.
Он вдруг подумал о том, насколько похожи его дочь и Харриет Вангер. Пернилле сейчас шестнадцать; столько же было и Харриет, когда та исчезла. Обе росли без отцов, обеих потянуло к религиозным сектам: Харриет – к местной общине пятидесятников «Слово жизни», а Перниллу – к таким же нелепым сектантам, которые именуют себя «Свет жизни».
Микаэль даже не знал, как ему относиться к тому, что его дочь проявила интерес к религии. Он боялся вторгаться, чтобы не лишить ее права на выбор своего пути. В то же время данная секта явно была из таких, о которых они с Эрикой обязательно опубликовали бы в «Миллениуме» негативный репортаж. При первом же удобном случае ему следовало бы обсудить этот вопрос с матерью Перниллы.
Дочь спала в постели Микаэля, а сам он устроился на ночь на диване на кухне. В конце концов он проснулся с болью в шее и в мышцах. Пернилла спешила продолжить свой путь, поэтому Микаэль покормил ее и отвез на вокзал. У них образовалось немного времени, они купили кофе в «Пресс-бюро», уселись на скамейке в конце перрона и начали болтать обо всем на свете. Перед самым прибытием поезда Пернилла вдруг сказала:
– А тебе не нравится, что я еду в Шеллефтео.
Микаэль даже не знал, что ответить.
– В этом нет ничего страшного. Но ты ведь не крещен?
– Нет. Во всяком случае, добропорядочным христианином меня назвать нельзя.
– Ты не веришь в Бога?
– Нет, в Бога я не верю, но я уважаю твою веру. Все люди должны во что-то верить.
Когда подошел ее поезд, они обнимались до тех пор, пока Пернилла не заскочила в вагон. На полпути она обернулась:
– Папа, я не буду миссионерствовать. Ты можешь верить во что хочешь, я все равно буду тебя любить. Но я считаю, что тебе следует продолжать самостоятельно изучать Библию.
– Что ты имеешь в виду?
– Я видела цитаты у тебя на стенке, – сказала она. – Только почему ты выбрал такие мрачные и невротические? Целую. Пока.
Она помахала рукой и исчезла. Микаэль, растерянный, глядел вслед поезду, который направлялся на север. Только когда состав скрылся за поворотом, до него дошел смысл ее замечания и у него похолодело в груди.
Микаэль выскочил с вокзала и посмотрел на часы. Автобуса до Хедебю оставалось ждать еще сорок минут. Но ждать так долго он просто не мог. Он побежал через площадь к стоянке такси и отыскал Хусейна, водителя с норрландским диалектом.
Через десять минут Блумквист рассчитался с таксёром и прошел прямо к себе в кабинет. Над письменным столом у него была скотчем прикреплена записка:
Магда – 32016
Сара – 32109
РЯ – 30112
РЛ – 32027
Мари – 32018
Блумквист оглянулся по сторонам и сообразил, что Библии тут нет. Тогда он взял с собой записку, нашел ключи, которые оставил на окне, и пробежал до домика Готфрида. У него почти дрожали руки, когда он снимал с полки Библию Харриет.
Оказывается, она записывала не номера телефонов, а цифры, которые отсылали к главам и стихам из Левита, Третьей книги Моисеевой. Законы о наказаниях.
(Магда) Третья книга Моисеева, глава 20, стих 16:
Если женщина пойдет к какой-нибудь скотине, чтобы совокупиться с нею, то убей женщину и скотину: да будут они преданы смерти, кровь их на них.
(Сара) Третья книга Моисеева, глава 21, стих 9:
Если дочь священника осквернит себя блудодеянием, то она бесчестит отца своего: огнем должно сжечь ее.
(РЯ) Третья книга Моисеева, глава 1, стих 12:
И рассекут ее на части, отделив голову ее и тук ее; и разложит их священник на дровах, которые на огне, на жертвеннике.
(РЛ) Третья книга Моисеева, глава 20, стих 27:
Мужчина ли или женщина, если будут они вызывать мертвых или волхвовать, да будут преданы смерти: камнями должно побить их, кровь их на них.
(Мари) Третья книга Моисеева, глава 20, стих 18:
Если кто ляжет с женою во время болезни кровеочищения и откроет наготу ее, то он обнажил истечения ее, и она открыла течение кровей своих: оба они да будут истреблены из народа своего.
Микаэль вышел из дома и уселся на крыльце. Он уже не сомневался, что, записывая цифры в телефонную книжку, Харриет имела в виду именно эти фрагменты: каждая из указанных цитат была в ее Библии тщательно подчеркнута. Микаэль закурил сигарету и прислушался к пению птиц.
Теперь он понимал значение цифр, но имена по-прежнему оставались загадкой. При чем здесь Магда, Сара, Мари, РЯ и РЛ?
Вдруг догадка пронзила Микаэля, и перед ним разверзлась преисподняя. Он вспомнил сожженную в Хедестаде жертву, о которой рассказывал комиссар Густав Морелль. Дело Ребекки – девушки, которую в конце 1940‑х годов зверски изнасиловали и убили, положив ее голову на раскаленные угли.
«И рассекут ее на части, отделивши голову ее и тук ее; и разложит их священник на дровах, которые на огне, на жертвеннике». Ребекка. Инициалы «РЯ».
Какая же у нее была фамилия?