Возможно, Блумквист и не обратил бы внимания на эти мелочи и детали, не будь он столь бдителен. Пачка бумаг на столе слегка перекосилась, а одна папка высунулась с полки. Ящик письменного стола был задвинут до упора, а Микаэль точно помнил, что тот оставался немного приоткрытым, когда он накануне уезжал с острова в Стокгольм.
Журналист посидел какое-то время неподвижно, прикидывая, не изменяет ли ему память, но уже почти не сомневаясь, что кто-то похозяйничал в его доме.
Микаэль вышел на крыльцо и осмотрелся. Дверь он запирал, но она была оснащена стандартным допотопным замком, который ничего не стоит вскрыть небольшой отверткой; да и еще вопрос, сколько ключей от него раскиданы по разным местам. Он вернулся в дом и методично проверил кабинет, пытаясь выяснить, не пропало ли что-нибудь, и в результате убедился, что все вроде как на своих местах.
Однако факт оставался фактом – кто-то заходил в дом, кто-то сидел в его кабинете, кто-то просматривал бумаги и папки. Компьютер Блумквист возил с собой, так что до него они не добрались. Возникало, как минимум, два вопроса. Во-первых, кто это был? И во-вторых, многое ли удалось разнюхать этому таинственному посетителю?
Папки, которые находились на столе, были из коллекции Хенрика Вангера – Микаэль перенес их обратно в домик, когда вернулся из тюрьмы. Ничего нового в них не содержалось. В записях из блокнотов, лежавших на письменном столе, непосвященный не разобрался бы. Но тот, кто рылся в его бумагах, – был ли он и в самом деле непосвященным?
Однако посреди письменного стола лежала маленькая пластиковая папка, а в ней был список «телефонов» и аккуратно переписанные, в соответствии с цифрами, цитаты из Библии. Вот это уже серьезно. Тот, кто обыскивал кабинет, теперь знал о том, что Микаэль раскрыл библейский код.
Но кто это был?
Хенрик Вангер лежал в больнице. Домоправительницу Анну Микаэль не подозревал. Дирк Фруде? Но с ним он и так уже поделился всем, что знал. Сесилия, которая отменила поездку во Флориду и вернулась вместе с сестрой из Лондона? После ее приезда Микаэль с нею не встречался, но видел, как накануне она проехала на машине через мост. Мартин? Харальд? Биргер? Тот ведь присутствовал на семейном совете, куда Микаэля не пригласили, через день после того, как у Хенрика случился инфаркт. Александр? Изабелла, самая антипатичная особа из всего семейства Вангеров?
С кем из них успел побеседовать Фруде? Что он им рассказал? И сколько ближайших родственников теперь в курсе того, что Микаэль раскрутил расследование по новой?
Часы показывали начало девятого вечера. Микаэль позвонил в круглосуточную ремонтную мастерскую в Хедестаде и попросил, чтобы ему врезали новый замок. Слесарь объяснил, что сможет приехать только на следующий день. Блумквист пообещал заплатить по двойному тарифу, если тот приедет немедленно. Они договорились, что слесарь появится около половины одиннадцатого и вставит новый цилиндровый замок.
В ожидании слесаря Микаэль около половины девятого отправился к Дирку Фруде. Жена хозяина усадила его в саду за домом и предложила холодного пива, которое Микаэль с удовольствием выпил. Ему хотелось разузнать, как дела у Хенрика Вангера.
Адвокат покачал головой.
– Его прооперировали. У него обызвествление коронарных сосудов. Врач говорит: тот факт, что он вообще жив, вселяет надежду, но в ближайшее время он, скорее всего, не сможет выйти из критического состояния.
Некоторое время они молча пили пиво, и каждый размышлял о своем.
– Вы с ним разговаривали?
– Нет. Он пока не в состоянии говорить. А как все прошло в Стокгольме?
– Лисбет Саландер согласилась. Вот контракт от Драгана Арманского. Подпишите и отправьте по почте.
Фруде просмотрел бумаги.
– А ее услуги стоят недешево, – заметил он.
– Думаю, что Хенрик не разорится.
Адвокат кивнул, достал из нагрудного кармана ручку и расписался.
– Лучше завизировать, пока Хенрик еще жив… Вам нетрудно дойти до почтового ящика у «Консума»?
Микаэль лег спать уже около полуночи, но заснуть сразу ему никак не удавалось. До сих пор его пребывание в Хедебю было связано с расследованием событий и эпизодов, уже канувших в омут истории. Но если кто-то настолько заинтересовался его находками, что вторгся к нему в кабинет, то это прошлое, возможно, значительно ближе к настоящему, чем он считал.
Микаэль вдруг подумал, что его работа на семью Вангеров могла потревожить самых разных людей. Тот факт, что Хенрик неожиданно стал членом правления «Миллениума», вряд ли ускользнул от внимания Ханса Эрика Веннерстрёма. Или, может, все-таки у него начинается психоз? Паранойя?
Микаэль вылез из постели, встал нагишом возле кухонного окна и, задумчиво глядя на церковь, закурил сигарету.
Он думал о Лисбет Саландер, о ее оригинальном стиле общения с долгими паузами посреди разговора. В ее доме царил беспорядок, а если точнее, полный хаос – горы мешков с газетами в прихожей и грязь на кухне, которую уже год или больше не убирали. Одежда кучами валялась на полу, а вечер накануне она явно провела в кабаке. Да и ночь, судя по засосам на шее, провела явно не в одиночестве. Ее украшают многочисленные татуировки, на лице (а может, и в других местах, которых он не видел) – пирсинг. Короче говоря, личность она явно необычная.
С другой стороны, Арманский заверял его, что она – самый лучший его эксперт. Ее исчерпывающее досье на самого Микаэля, безусловно, свидетельствовало о том, что работать она умеет… Короче, самобытная девица, ничего не скажешь.
Лисбет Саландер сидела за компьютером и оценивала, какие впечатления у нее остались после встречи с Микаэлем Блумквистом. Никогда прежде за свою взрослую жизнь она не позволяла никому переступать порог своего дома без особого приглашения, а тех, кто все же удостоился такой чести, можно было пересчитать по пальцам одной руки. Микаэль же ворвался в ее жизнь в качестве незваного гостя, а она даже не оказала ему должного сопротивления.
Так мало того – он еще и посмеялся над ней.
Обычно в таких случаях Лисбет снимала пистолет с предохранителя, пусть и мысленно. Но она не почувствовала с его стороны никакой угрозы или враждебности. У Блумквиста был повод устроить скандал или даже заявить на нее в полицию – ведь он догадался, что она взламывала его компьютер. А он даже это воспринял как шутку.
Они обменялись любезностями. Микаэль, казалось, сознательно не стал развивать эту тему, и она в конце концов не удержалась и начала сама:
– Ты сказал, что знаешь, как я действовала.
– Ты – хакер, и ты побывала в моем компьютере.
– А с чего ты это взял?
Лисбет не сомневалась в том, что не оставила никаких следов и что ее вторжение можно обнаружить только в том случае, если бы квалифицированный эксперт по безопасности сканировал жесткий диск в тот самый момент, когда она вторгалась в компьютер.
– Ты сама себя выдала.
Микаэль объяснил, что она процитировала вариант текста, который хранился исключительно в его компьютере, и больше нигде.
Лисбет Саландер долго сидела молча. А потом взглянула на него так, словно смотрит сквозь него.
– Но как ты это сделала? – спросил он.
– Это мой секрет… Ну и что ты со мной сделаешь?
Микаэль пожал плечами:
– А что я могу сделать? Возможно, мне следовало бы побеседовать с тобой об этике и морали и о том, как опасно рыться в чужой личной жизни…
– А разве журналисты не этим занимаются?
Блумквист кивнул:
– Да, конечно. Именно поэтому к журналистам приставили комиссию по этике, которая следит за моральными аспектами их деятельности. Если я пишу, например, о банковском аферисте, то не затрагиваю при этом его сексуальную жизнь. Или если женщина, которая подделывает чеки, лесбиянка или занимается сексом со своей собакой, я не пишу об этом. Даже самые отъявленные подонки имеют право на частную жизнь. Словом, лучше не влезать в частную жизнь и не высмеивать стиль жизни своих персонажей. Ты понимаешь, что я имею в виду?
– Понимаю.
– Следовательно, ты посягаешь на неприкосновенность моей персоны. Зачем, скажи, моему работодателю знать, с кем я занимаюсь сексом? Это касается только меня.
Лисбет Саландер усмехнулась:
– Ты считаешь, мне не следовало об этом упоминать?
– В моем случае это не слишком важно – про наши с Эрикой отношения знает полгорода. Здесь главное принцип.
– В таком случае ты, возможно, захочешь узнать, что у меня тоже имеются принципы, как и у твоей комиссии по этике. Я называю их «кодекс Саландер». Я считаю, что подонок – он и есть всегда подонок, и если я могу досадить ему, раскопав о нем разное дерьмо, то он только того и заслуживает. Я просто воздаю ему должное.
– Что ж, – улыбнулся Микаэль Блумквист. – Мне понятен ход твоих рассуждений, но…
– Но, составляя досье на того или иного персонажа, я еще учитываю то, какое впечатление производит на меня этот человек. Я не могу быть нейтральной. Если человек кажется мне хорошим, то я могу кое-что и не выпячивать.
– Неужели?
– Как, например, в твоем случае. О твоей сексуальной жизни я могла бы написать целую книгу. Я, например, могла бы рассказать Фруде, что Эрика Бергер в прошлом входила в «Клаб экстрим» и в восьмидесятые годы практиковала БДСМ[80]. А учитывая вашу с ней сексуальную связь, это неизбежно могло бы навести на кое-какие ассоциации.
Микаэль Блумквист встретился с Лисбет Саландер взглядом. Немного позже он посмотрел в окно и рассмеялся:
– Ты действительно глубоко копаешь… Почему же ты не включила этот фрагмент в свой отчет?
– Вы с Эрикой Бергер взрослые люди и явно хорошо друг к другу относитесь. То, что вы делаете в постели, никого не касается, а напиши я о ней что-то вроде этого, это могло бы лишь навредить вам или дать кому-нибудь повод для шантажа. Кто знает – я ведь не знакома с Дирком Фруде, а досье вполне могло бы попасть в руки Веннерстрёма.