– Слава богу, – сказал Микаэль. – Я ведь действительно привязался к нему.
Адвокат кивнул:
– Я это знаю. Хенрик вас тоже полюбил. Как ваша поездка в Норрланд?
– Поездка оказалась успешной, но нерезультативной. Я отчитаюсь перед вами попозже. А сейчас у меня есть один вопрос.
– Пожалуйста.
– Что случится с «Миллениумом», если Хенрик вдруг умрет?
– Ничего. Его место в правлении займет Мартин.
– А не может ли оказаться так, чисто теоретически, что Мартин начнет вставлять палки в колеса «Миллениуму», если я не прекращу расследовать обстоятельства исчезновения Харриет?
Дирк Фруде вдруг испуганно посмотрел на Микаэля:
– Что-то случилось?
– Да, собственно говоря, ничего не случилось…
Микаэль пересказал ему их беседу с Мартином Вангером в праздничный вечер.
– Когда я возвращался домой из Нуршё, мне позвонила Эрика. Она сказала, что Мартин в беседе с нею подчеркнул, что мое присутствие в редакции просто необходимо.
– Понимаю. Могу предположить, что на него надавила Сесилия. Но я не верю, что Мартин начнет вас шантажировать. Он для этого слишком порядочен. И не забудьте, что я тоже вхожу в правление маленькой дочерней компании, которую мы образовали, когда приобретали акции «Миллениума».
– А если ситуация осложнится, какова будет ваша позиция?
– Я буду выполнять условия контракта и прослежу, чтобы все остальные делали то же самое. Я работаю на Хенрика. Мы с ним дружим сорок пять лет и в подобных ситуациях действуем единым фронтом. Если Хенрик умрет, то его долю в дочерней компании унаследую я, а не Мартин. У нас подписан контракт, согласно которому мы обязаны поддерживать «Миллениум» в течение четырех лет. Если Мартин захочет что-нибудь предпринять против вас – но это исключено, с моей точки зрения, – он сможет, например, отсечь небольшую часть новых рекламодателей.
– Но «Миллениум» жив благодаря рекламе и рекламодателям…
– Подумайте, чтобы вам навредить, нужно потратить уйму времени. Мартин сейчас борется за выживание своих предприятий и вкалывает по четырнадцать часов в сутки. Ни на что другое у него просто не остается времени.
Микаэль задумался.
– Знаю, что это не мое дело, но могу ли я спросить – как обстоят дела в концерне?
Дирк Фруде посерьезнел:
– У нас, конечно, есть масса проблем.
– Ну, это понятно даже такому простому смертному из числа экономических обозревателей, как я. Я имею в виду, насколько они серьезны?
– Между нами?
– Сугубо между нами.
– За последние недели мы лишились двух крупных заказов в электронной промышленности. К тому же нас пытаются вытеснить с российского рынка. В сентябре нам придется уволить тысячу шестьсот рабочих и служащих работников в Эребру[86] и Тролльхеттане. Люди, проработавшие в концерне много лет, воспримут увольнение очень болезненно. Каждый раз, когда мы закрываем какую-нибудь фабрику или какой-нибудь цех, это бьет по репутации концерна.
– Да уж, Мартину Вангеру не позавидуешь…
– Он настоящий трудоголик. Но все время ходит по тонкому льду.
Микаэль пошел к себе домой и позвонил Эрике. Он не застал ее в редакции и поговорил с Кристером Мальмом.
– Видишь ли, вчера, когда я возвращался из Нуршё, мне позвонила Эрика. Мартин Вангер общался с нею и, как бы это выразиться, высказал пожелание, чтобы она заставила меня более активно участвовать в жизни редакции.
– Я тоже думаю, что тебе следовало бы держаться к нам поближе, – сказал Кристер.
– Понимаю. Но дело в том, что я подписал контракт с Хенриком Вангером и не могу его нарушить. А Мартин действует по поручению кое-кого из местных… Кое-кому хочется, чтобы я прекратил копаться в архивах их семьи и уехал. То есть фактически Мартин пытается меня отсюда выпихнуть.
– Понятно.
– Передай Эрике, что я вернусь в Стокгольм, как только закончу тут все дела. Не раньше.
– Ясно. Ты окончательно свихнулся. Я так и передам.
– Послушай, Кристер. Здесь происходит что-то непонятное, и я вовсе не намерен отступать.
Мальм тяжело вздохнул.
Микаэль отправился к Мартину Вангеру. Дверь открыла Эва Хассель и с улыбкой поприветствовала его.
– Здравствуйте. Мартин дома?
Тут же откуда-то вынырнул Мартин Вангер с портфелем в руке. Он поцеловал Эву в щеку и поприветствовал Микаэля.
– Я еду в офис. Вы хотите со мной поговорить?
– Если вы спешите, то это может подождать.
– Выкладывайте.
– Я не уеду и не начну работать в «Миллениуме», пока не выполню задание, которое поручил мне Хенрик. Я информирую вас об этом сейчас, чтобы вы не рассчитывали на мое участие в делах правления до конца года.
Мартин Вангер опешил.
– Ясно. Вы считаете, что я хочу от вас отделаться? – Пауза. – Микаэль, давайте поговорим об этом позже. У меня и в самом деле нет времени на посторонние хобби вроде «Миллениума», и я уже жалею, что согласился на предложение Хенрика войти в правление. Но поверьте мне – я сделаю все, что смогу, чтобы журнал выжил.
– Я в этом никогда и не сомневался, – вежливо ответил Микаэль.
– Давайте на следующей неделе выкроим время, чтобы рассмотреть финансовые вопросы, и я изложу свою позицию. Мой главный аргумент заключается в следующем: я считаю, что «Миллениум» не может себе позволить, чтобы один из его ведущих сотрудников сидел в Хедебю и бил баклуши. Лично мне журнал нравится, и я уверен, что вместе мы сможем усилить его позиции, но для пользы дела вы должны находиться в стенах редакции. Я оказался перед моральным выбором: либо угодить Хенрику, либо стать образцовым членом правления «Миллениума».
Микаэль переоделся в спортивный костюм и пробежался по пересеченной местности до Форта и домика Готфрида, а потом почти пешком не спеша вернулся обратно вдоль берега. За садовым столиком сидел Дирк Фруде. Он терпеливо ждал, пока Микаэль выпьет бутылку воды и переведет дыхание.
– Едва ли полезно бегать в такую жару…
– Ух, – отозвался Микаэль.
– Я ошибался. Больше всего на Мартина давит не Сесилия. Это Изабелла мобилизует весь клан Вангеров, чтобы окунуть вас в смолу и перья, а может, еще и сжечь на костре. Ее поддерживает Биргер.
– Изабелла?..
– Она мелочная и склочная ведьма и по большому счету никого не любит. Сейчас она, видимо, особенно возненавидела именно вас. Распространяет слухи о том, что вы махинатор, и сначала склонили Хенрика нанять вас на работу, а потом расстроили его до такой степени, что у него случился инфаркт.
– И кто-нибудь этому верит?
– Всегда найдутся люди, которые охотно верят злым языкам.
– Но ведь я пытаюсь выяснить, что произошло с ее дочерью, а она меня ненавидит… Если бы такое случилось с моей дочерью, я бы реагировал иначе.
Около двух часов у Микаэля зазвонил мобильник.
– Привет! Меня зовут Конни Турссон, я корреспондент газеты «Хедестадс-курирен». Не могли бы вы найти время ответить на мои вопросы? До нас дошли сведения, что вы поселились в Хедебю.
– Да уж, сведения доходят до вас с большим опозданием… Я живу здесь уже с Нового года.
– Я не знал. А что вы делаете в Хедестаде?
– Пишу. Я здесь нахожусь вроде как в творческом отпуске на год.
– Над чем работаете?
– Извините, но вы узнаете об этом, когда книга будет опубликована.
– Вас только что выпустили из тюрьмы…
– Неужели?
– Как вы относитесь к журналистам, которые фальсифицируют материал?
– Журналисты, которые фальсифицируют материал, придурки.
– Вы хотите сказать, что вы придурок?
– При чем здесь я? Я не занимаюсь фальсификацией материала.
– Но ведь именно вас осудили за клевету.
– И что из этого?
Репортер Конни Турссон замолчал, и так надолго, что Микаэлю пришлось немного ему помочь:
– Меня осудили за клевету, а не за фальсификацию материала.
– Но вы ведь опубликовали эти материалы.
– Если вы звоните, чтобы обсуждать со мной приговор, тогда – без комментариев.
– Я хотел бы приехать и взять у вас интервью.
– Сожалею, но мне нечего сказать по этому поводу.
– Значит, вы не хотите обсуждать судебный процесс?
– Совершенно верно, – ответил Микаэль и прекратил разговор.
Он довольно долго сидел в раздумьях, а потом вернулся к компьютеру.
Согласно полученным инструкциям, Лисбет Саландер отправилась на своем «Кавасаки» через мост, к островной части Хедебю, и остановилась возле первого домика на левой стороне. Здесь было захолустье, но пока работодатель платит, она отправится хоть на Северный полюс. К тому же мчаться на большой скорости по дороге Е‑4 – настоящее удовольствие. Саландер припарковала мотоцикл и отстегнула от багажника сумку с вещами для ночевки.
Микаэль Блумквист открыл дверь и помахал ей рукой. Потом вышел и начал с откровенным восхищением изучать ее «агрегат».
– Круто. Значит, ты байкер.
Лисбет ничего не ответила, но бдительно следила за тем, как он осматривает руль и трогает регулятор газа. Она вообще не любила, когда кто-нибудь прикасался к ее вещам. Но увидев его мальчишескую улыбку, она смягчилась. Обычно реальные байкеры пренебрежительно фыркали при виде ее маломощного «Кавасаки».
– У меня был мотоцикл, когда мне было девятнадцать лет, – сказал он, обернувшись к ней. – Молодец, что приехала. Заходи, будем с тобой обустраиваться.
Микаэль одолжил раскладушку у Нильссонов, живших через дорогу, и постелил Лисбет в кабинете. Она с подозрением прошлась по дому, но не обнаружила никаких признаков коварной ловушки и вроде как расслабилась. Микаэль показал, где находится ванная комната.
– Если хочешь, можешь принять душ и освежиться.
– Я должна переодеться. Я не собираюсь ходить тут в кожаном комбинезоне.
– Тогда давай, а я займусь ужином.
Микаэль приготовил бараньи отбивные в винном соусе и, пока Лисбет Саландер принимала душ и переодевалась, накрыл стол на улице, под лучами вечернего солнца. Девушка вышла босиком, в черной майке и короткой потертой джинсовой юбке. Еда пахла очень аппетитно, и она проглотила две большие порции. Микаэль разглядывал татуировки у нее на спине.