– И ничего больше? Записка, номер телефона… нет?
– Нет. Знаете, мне кажется, я его где-то видела.
– Аня, остановитесь! Сейчас, когда вы испугались, сработает заданность восприятия и вы начнете демонизировать вашего байкера и сочинять. Я получил интересную информацию к размышлению. Я рад, что вы испугались, это сделает вас осторожной. Вы готовы?
Он высадил меня у Баськиного дома, распрощался и уехал.
– А где Федор? – спросила Баська, распахивая дверь. Вряд ли нужно говорить, что была она разодета в пух и прах – в красной шифоновой блузке, расстегнутой до пупа, и узеньких черных лосинах. Хороша, нечего сказать!
– Федор, Федор… а где же это наш Федор? – буркнула я, раздеваясь.
– Тебе нужно было настоять! – обиженно произнесла Баська. – А вообще, может, ты объяснишь, что это все значит? Откуда такой безумный интерес к твоей особе? Прямо хоровод крутых мужиков! Николенька, байкер, теперь этот? Что с тобой происходит?
– Со мной?!
– Не со мной же, – фыркнула она. – Так и летят!
– Вчера ранили капитана Астахова, – сказала я.
– Как – ранили? – ахнула Баська, падая на диван. – Не может быть! Кто?
– Они думают, тот же самый человек. Он снова приходил, а капитан шел ко мне… и наткнулся на него.
– Он снова приходил? Тот, который Николеньку? – Она закрыла рот рукой и с ужасом смотрела на меня. – Но… почему?
– Они не знают.
– А ты? Неужели ни одной мысли? Он ведь приходит к тебе!
– Он приходит убить меня! – закричала я. – Я не знаю, кто он! Я не знаю почему! Он убил Николеньку и ранил капитана! Я… мне страшно!
Тут я наконец расплакалась.
– Тише, тише… Идиотская ситуация, – бормотала Баська, обняв меня и похлопывая по спине. – Если бы он хоть объяснил…
– Тебе было бы легче? – всхлипнула я.
– Но ведь должна же быть причина? Может, он мстит!
– Мне? За что?
Баська вдруг ахает:
– Знаю! Может, твой отец оперировал его жену или ребенка, и операция прошла неудачно, и теперь он мстит… тебе.
Я промолчала. Мне даже отвечать не хотелось на этот бред. Сказать, что Федор заинтересовался байкером, я тоже не решилась – не хотелось ее пугать.
– Ладно, будет! – припечатала Баська, поднимаясь с дивана. – Пошли завтракать.
…А Федор Алексеев вернулся в квартиру Анны. Сбросил плащ, размотал шарф. Походил по квартире, потом уселся на диван и задумался. Он сидел, не шевелясь, сложив руки на груди, рассматривая узоры на ковре. Вывело его из транса треньканье дверного звонка. Федор пружиной слетел с дивана, бесшумно метнулся в прихожую, застыл сбоку от двери. Звонок повторился. Федор, изогнувшись, снял с вешалки длинный зонт и осторожно сдвинул крышку глазка.
– Аня, ты дома? – спросили из-за двери. – Мы пришли тебя поздравить.
Федор открыл. На пороге стояли двое: небольшой мужчина с кастрюлькой и мальчик с флейтой. Оба уставились на него одинаковыми круглыми небесной голубизны глазами.
– А где Аня? – спросил мужчина.
– У подруги, – любезно ответил Федор. – Милости прошу!
– Мы хотели ее поздравить, – объяснил мужчина. – А когда она придет?
– Через пару дней. У подруги проблемы, и она пока останется с ней.
– У Баси? А что случилось?
– Точно не знаю. А вы?..
– Мы живем наверху, соседи. Меня зовут Владислав, это Веня. Вы, наверное, из полиции, из-за того человека, которого вчера убили?
– Ранили. А вы уже знаете?
– Да у нас все знают, дом прямо гудит. Я принес пирожки с мясом. Будете?
Федор вдруг почувствовал, как проголодался. Ночь он провел в больнице у Коли, утром, подремав часок, поехал на встречу с Анной. О завтраке он совершенно забыл. Владик меж тем деловито направился в кухню.
– А где Филипп? – спросил мальчик.
Федор, который успел забыть про кота, на миг оторопел. Вспомнив, сказал:
– Где-то тут. Ты его поищи, ладно?
– Он всегда прячется, – пожаловался мальчик.
Потом они сидели в кухне и пили чай с пирожками. Владик пересказывал местные сплетни и слухи. Ничего интересного для себя Федор не узнал. Потом Веня играл на флейте. Потом Владик, смущаясь, спросил, не может ли Федор посидеть с Веней, потому что ему, Владику, нужно отскочить буквально на часок. Взывая к мужской солидарности, он смотрел на Федора так умоляюще, что тот дрогнул, ругая себя за мягкотелость. Они обменялись номерами мобильных телефонов, и Владик умчался, а Федор и Веня остались. Федор, озадаченно разглядывая Веню, думал, а не сдать ли его девочкам, но тут ему пришла в голову некая интересная мысль…
…Солидный мужчина уютно расположился за столиком у окна. Он неторопливо завтракал, читал газету, время от времени бросал взгляд на улицу за окном. Он испытывал комфорт, душевный и физический – все шло по плану, день был прекрасен, наконец выпал снег, и впереди у него замечательная новая жизнь…
Звуки «Аппассионаты» перебили приятные мысли человека. Он достал из внутреннего кармана пиджака серебряный футлярчик мобильного телефона.
– Это я, – произнес мужской голос. – За тобой должок. Оставишь, где обычно. Завтра. Понял?
– Где товар?
– Нету.
– Что значит нету? – удивился мужчина.
– А то и значит, что нету. Косяк.
– Что значит косяк? – Мужчина повысил голос.
– Мент попался под руку и…
– Что?! Ты замочил мента? Идиот! – Мужчина кричал шепотом. Он был испуган, на его лбу выступили бисеринки пота. – Профи, твою мать! Пошел вон! Какой должок? Накосячил в первый раз и теперь снова?
– Бабло оставишь, где всегда. Понял? Договор остается в силе. Товар получишь.
– Пошел ты!
Мужчина в сердцах швырнул телефон на стол. От радужного настроения не осталось и следа. Он, уставившись остекленевшим невидящим взглядом в стол, грыз ноготь на большом пальце правой руки и лихорадочно соображал, что же теперь делать.
За окном по-прежнему светило солнце, искрился снег, спешили оживленные горожане, но мужчине в кафе было уже не до красот прекрасного зимнего дня…
Виталя Щанский долго мычал в трубку, откашливался, сопел, переспрашивал «кто» и вдруг заорал:
– Алексеев, ты?! Так чего ж ты, старик, сразу не признался? С Новым годом тебя, будь здоров и не кашляй! Где я? Вроде у себя на хате… Подожди, сейчас гляну! – В трубке наступило продолжительное молчание, прерываемое лишь шорохом эфира. Потом Виталя проявился снова и закричал: – Я в мастерской! Мы тут вчера быбнули всей кодлой не по-децки… – Он застонал. – Теперь головка бо-бо! А как ты?
Виталий Щанский был художником – городской знаменитостью в своем роде, – известный эпатажным поведением, о его многочисленных романах, пьяных скандалах с мордобоем и женитьбах ходили легенды. Когда-то они пересеклись – Федор вызволил Виталия из лап шантажиста – и с тех пор сохраняли умеренно-дружеские отношения.
– Виталя, нужен твой глаз, – сказал Федор.
– Мой… чего? – не понял Щанский.
– Твой опытный глаз. Хочу, чтобы ты взглянул на две картины и… определил, что это такое, одним словом. Ты уже завтракал?
– Какой, к черту, завтрак! – Виталий застонал. – Да я на жратву смотреть не могу! Сразу риголетто подкатывает.
– А по кофейку? Я сейчас за тобой заскочу. Ты один?
– Вроде один, – сказал после паузы художник. – Прям сейчас? Да что ж ты, Алексеев… неймется тебе!
Веня обрадовался и сказал, что любит кататься на машине. Федор надел на него куртку и вязаную шапочку с цветком, найденные на вешалке, и они поехали к Виталию Щанскому.
Художник открыл дверь и уставился на Веню. Был он в одних трусах красного цвета, разрисованных елочными игрушками – шариками и лошадками, – и выглядел не наилучшим образом: всклокоченные патлы, помятая физиономия, бессмысленный взгляд; бледный торс художника также не впечатлял. Спросил, кивая на Веню:
– Твой?
– Мой, – ответил Федор.
– Похож, – с сомнением произнес Виталя. – Поправиться хочешь?
– Потом, Виталя. Давай в темпе. Дело серьезное.
– Ну? – спросил Виталя, оглядываясь. – Где картинки? Хата твоя?
– На стене. Не моя – одной знакомой.
– Понял, не дурак. Эти? – Виталя подошел ближе.
– Как, по-твоему, что это? Вот эта, зимний пейзаж и река.
Виталя подошел ближе, присмотрелся. Вдруг громко ахнул, всплеснул руками и заорал:
– Алексеев, это же Кандинский! Это же… ранний! Е-мое! Его зимняя серия! Узнаю колористику! Длину мазка! Небесную лазурь! Это же… охренеть! Гранд респект и уважуха от меня лично!
– Ты… правда? – заикаясь, произнес Федор. – Кандинский? Но это же… Ты уверен? А река… тоже?
– Река – говно. Забудь. А эта – вне всякого сомнения! Гения ни с кем не спутаешь. Снимаю шляпу, Алексеев! Как ты на него вышел?
– Но ведь нужна экспертиза… всякие анализы… – лепетал ошеломленный Федор.
– На хрен тебе экспертиза? Если Щанский говорит тебе, что это… – он запнулся. – Кто, я сказал?
– Иди к черту! – ответил Федор, приходя в себя.
Художник в полнейшем восторге повалился на диван, задрыгал ногами и заорал:
– Ну, Алексеев, ну, философ гребаный! Как я тебя уделал! А ведь поверил, блин! Поверил! Хоть ты и философ, а в живописи баклан.
– А вдруг? Картина старая…
– Старая, новая… Запомни, Алексеев, мастера такого класса пронумерованы, отслежены, занесены в реестры. Найти неизвестного Кандинского у нас априори нереально. Понял? И не надо мне вешать насчет случайной покупки на барахолке у неизвестной бабушки или счастливой находки в свинарнике в Муходрюпинске, куда абсолютно случайно сунулся заблудившийся идиот турист… «Априори» будет работать, пока не вылупится достоверная легенда этой картинки. Без легенды даже рассматривать всерьез никто не будет. Знаешь, сколько гуляет качественных подделок? Сам черт ногу сломит! Спецы мечут новые методы анализа, стронциевые тесты, то-се, пятое-десятое, а «левые» художники – ультрасовременные техники создания фальсификатов. Причем достовернейших! Понял, Алексеев? Одних «Мон Лиз» известно пять штук! Проданы «вчерную», за крутые бабки. Между прочим, известные люди балуются… например, брательник Казановы – того самого – запустил пару древних картинок… Ну, семейка, доложу я тебе! Один по бабам, другой по фейкам. И ведь поверили! Да я тебе и сам могу… изобразить под нас