троение, не отличишь. Качественная подделка ничуть не хуже оригинала. И вообще, дело это темное, старик. Согласен, выполнено качественно, в его стиле, картина по виду старая, но о Кандинском забудь. Ты знаешь, сколько потянул бы в натуре такой пейзажик?
– Ты уверен?
– Алексеев, не морочь мне голову! Ты поднял меня ни свет ни заря, после бессонной ночи, чтобы ввинтить такую фигню? Забудь! Кстати… поправиться есть? А то сушняк давит! И сердчишко! – Он озабоченно похлопал себя ладонью по груди.
Уже за столом в кухне, где Виталя расположился, как у себя дома, а Федор, изображая хозяина, шарил в буфете и холодильнике, художник вдруг сказал:
– Кстати, о Кандинском. В восьмидесятом, если не ошибаюсь, грабанули его виллу под Женевой. Убили вдову… Суки! Не пожалели старуху. Ей было под девяносто. Унесли золотишко, деньги, но картины почему-то не тронули. Шум был страшный! – Тут он заметил бутылку в раскрытом холодильнике: – «Абсолют»? Класс! Ох и засинячим сейчас! С Новым годом, Алексеев!
– Я за рулем, – сказал Федор.
– Сачка давишь? Кайф портишь? – укоризненно сказал художник, и Федору ничего не оставалось, как взять налитую рюмку. Виталя зажмурился, опрокинул в рот водку, довольно крякнул и подцепил вилкой маринованный огурчик.
Во время застолья вернулся папа Владик с бутылкой водки и блинами. Художник встретил его радостным ревом. Федор представил их друг другу, поспешно откланялся, попросил захлопнуть дверь и поехал в больницу к Коле Астахову. А мальчики остались праздновать.
Глава 14Между жизнью и смертью
Савелий Зотов, понурившись, сидел у постели Коли Астахова. Посещения в реанимации были запрещены, и Савелий все время поглядывал на дверь, ожидая, что его обнаружат и выгонят. Федор Алексеев приоткрыл дверь и проскользнул внутрь. Дежурные сестры потеряли бдительность, даже в больнице обстановка была новогодней.
– Как он, Савелий?
При виде друга Савелий встрепенулся и прошептал:
– Без сознания. Не может дышать сам… Слышишь, какой звук? Дышит через аппарат…
Федор на цыпочках подошел поближе.
Глаза у Коли были закрыты, из носа и рта тянулись резиновые трубки. Он был бледен в синеву и пугающе неподвижен…
– Что говорит Мищенко?
– Говорит, ничего нового, сделали, что могли, теперь только ждать. Самое главное, ему не хуже, состояние стабильное…
– Понятно. Тут можно чего-нибудь выпить?
– Выпить? – изумился Савелий, стрельнув взглядом на дверь.
– Кофе, сок… что-нибудь.
– А… Тут есть кафе, внизу.
– Пойдем посидим. Поговорить надо.
– Что у тебя, Федя? – спросил Савелий, когда они расположились за столиком в больничном кафе. – Что-нибудь новое по Стрелку?
– Есть кое-что, – ответил Федор. – Не уверен, что по Стрелку, но история странная. Понимаешь, вчера, в начале двенадцатого, твоя Анна Ломакина пыталась поймать машину, чтобы ехать к подруге встречать Новый год. Дело происходило неподалеку от ее дома. Она ступила на проезжую часть, и тут ее чуть не сбил мотоциклист.
– Бедная девочка! – испугался Савелий. – Она… жива?
– Она в порядке. А странность в том, что спустя несколько минут он вернулся и извинился.
– Извинился? – не поверил Савелий.
– Именно, Савелий! Именно! Дальше еще интереснее. Он предложил отвезти ее к подруге.
– И она согласилась?
– Представь себе, согласилась!
Савелий охнул.
– Я рад, Савелий, что мы думаем одинаково. Легкомыслие у современных девиц зашкаливает. А потом удивляемся… Он привез ее к подруге, и Анна пригласила его в гости. Представляешь? Он опять согласился. То есть этому беспризорному байкеру, оказывается, некуда было идти, и он остался у девушек. А утром исчез, не попрощавшись. Дежавю не возникает?
– Исчез, как Николенька Биллер! Ты думаешь… Что ты думаешь, Федя? Ты думаешь, это Стрелок?
– Черт его знает! Уж очень колоритная фигура. Профи обычно стараются не бросаться в глаза. А тут и кожаная куртка с красным мотоциклом на спине, и мотоклуб «Детинец», и соревнования в разных городах… и мотоцикл свой назвал «Круизером». Экзотика, одним словом.
– Может, совпадение?
– Совпадения в жизни случаются, согласен, но в данном случае слишком много совпадений. Стрелок с непонятной целью убивает троих и Николеньку Биллера; вчера, около половины одиннадцатого стреляет в Колю, который зашел проведать Ломакину; ее не было дома, и она чудом осталась жива. Кстати, уходя, она оставила в квартире свет, вот Коля и решил заскочить, проверить, все ли в порядке. Через полчаса примерно неизвестный байкер чуть не сбивает ее с ног, потом возвращается, чтобы извиниться, и предлагает свои услуги, и эта, с позволения сказать, великовозрастная дурочка, соглашается с ним поехать! О чем они думают, Савелий? И ведь не девочка! Он мог увезти ее… да куда угодно, и бросить там. Ты представляешь себе байкера, Савелий, который вернулся, чтобы извиниться?
По лицу Савелия было видно, что лично он вернулся бы.
– Но и это еще не все! – сказал Федор.
Савелий вытаращил глаза, не ожидая ничего хорошего.
– Клуб «Детинец» распался четыре года назад. Была там какая-то некрасивая история, и он приказал долго жить. Этот байкер – кстати, его зовут Валерий, – солгал. И тогда что же у нас получается, Савелий?
– Ты думаешь… это Стрелок? – повторил Савелий. – Но почему тогда он не увез ее… куда-нибудь?
– Не знаю, Савелий. Но, согласись, странное совпадение. И, кроме того, он поехал с ней в район новостроек, к черту на кулички. Почему? Я вижу только одну причину: он чужой в городе и идти ему было некуда. И гастролер-Стрелок сюда вписывается как нельзя лучше. И жертва на глазах.
Савелий нахмурился, соображая.
– Подожди, Федя, ты говоришь, он ушел, не попрощавшись, а ведь, если он Стрелок, ему нужно продолжить знакомство, подойти поближе, попытаться еще раз, а он исчез. Я не понимаю…
– Ты прав, Савелий, поступок странный, – не мог не согласиться Федор. – Может, он спешил? Я думаю, что так просто он не исчезнет, и попросил Анну пожить пока у подруги.
– Но ведь он знает ее адрес!
– Я понимаю, Савелий, но это лучше, чем ничего. Все-таки их двое.
– И что ты теперь?
– Что я теперь? Есть у меня парочка идей, Савелий, которые нужно проверить…
Глава 15Дрезденское сердце
Знакомый ювелир Федора, Павел Семенович – знакомства у Федора были самые разнообразные, во всех социальных сферах, и зачастую весьма странные, – рассмотрел картинки и сказал, ткнув пальцем в изображение медальона:
– Вот это интересная штучка, Федя.
– Это? Серебряный медальон?
– Во-первых, Федя, это не серебро, а, скорее всего, платина. Мне бы его увидеть, тогда скажу точно. Во-вторых, он довольно старый, середина восемнадцатого века примерно – там должно быть клеймо мастера. И в-третьих, это так называемое «Дрезденское сердце», очень популярное в свое время. Этот медальон всегда с камешком, как и этот. Я на своем веку видел такой медальон только раз.
– «Дрезденское сердце»? Откуда такое название?
– По имени знаменитого Дрезденского зеленого алмаза. Зеленые алмазы – большая редкость, а этот, Федя, уникум и практически бесценен. Привезли его из Индии в начале восемнадцатого века. До обработки в нем было около ста каратов; после обработки осталось сорок. Хранится это чудо в Дрездене, потому и название такое. И примерно в это же время в Европе вошли в моду медальоны в виде сердца с зеленым камешком, якобы осколком Дрезденского алмаза. Из платины, как правило, бриллиант выглядит красивее в белом металле. Их было довольно много, а сейчас это, как ты понимаешь, большая редкость.
– А камешки в медальоне – всегда зеленые алмазы?
– Я думаю, камешки разные, но всегда зеленые. На всякий карман. В том числе и алмазы, конечно, но вряд ли осколки того. Если вот это, – он снова ткнул пальцем в фотографию, – зеленый бриллиант… по виду здесь примерно четверть карата, то цена его… боюсь даже сказать, какая. Плюс историческая ценность.
– Но камешек там не зеленый, а скорее бесцветный, – заметил Федор.
– Он может быть почти бесцветный, нет двух одинаковых. Темнее, светлее… не суть. Принеси, хотелось бы взглянуть. А если нужен покупатель… я готов помочь.
Распрощавшись с ювелиром, Федор поспешил в больницу к Коле Астахову. Савелий был уже там.
– Федя! – обрадовался он. – Проходи, только тише. По-моему, Коле лучше!
– Он пришел в себя?
– Пока нет, но, понимаешь, я чувствую… и дыхание другое, и лицо… Посмотри сам!
Некоторое время они, наклонившись, рассматривали лицо Коли. Им казалось, что оно уже не такое бледное, ожившее, и дыхание… действительно другое, не такое тяжелое.
– Как, по-твоему, он нас слышит? – спросил Савелий.
– Знаешь, Савелий, некоторые психиатры считают, что даже в коме человек способен воспринимать информацию. Человеческий мозг до сих пор терра инкогнита[6] и посложнее компьютера. Может, и слышит. Они даже рекомендуют разговаривать с такими больными, создавая таким образом положительную ауру…
– Я тоже думаю, что Коля слышит и знает, что мы здесь.
Они помолчали немного.
– Он скоро поправится, – вдруг сказал Савелий, сглотнув. – И мы будем снова приходить в «Тутси»… Знаешь, Федя, мне звонил хозяин, Митрич, спрашивал, как Коля. Ему рассказал охранник Славик, твой бывший студент. Пока Коля в больнице и вообще, после того, что случилось… я понял одну вещь, Федя… Я понял, что жизнь состоит из маленьких радостей, которые мы часто не ценим и воспринимаем как данность, понимаешь? А когда они уходят, мы страдаем. Я все время вспоминаю, как мы собирались, ты, Коля, я…
Голос Савелия дрогнул, и, к изумлению Федора, он вдруг заплакал.
– Савелий, прекрати! – воззвал Федор, чувствуя, как перехватило горло. – Ты же сам сказал, что Коля нас слышит. Не хватало, чтобы мы с тобой вдруг разревелись на па́ру, как две истерички. Представляешь, что он сказал бы? Ты же сам говоришь, что он выглядит не так, как вчера. И дыхание… тоже ровнее. Хочешь, пойдем к Митричу… прямо сейчас? Посидим, поговорим…