– Зачем он убивал?
– Если бы он просто украл или даже подменил, то владелец заметил бы, что вещь другая, и поднял шум. Тогда вылезла бы экспертиза, и… сам понимаешь. Раз-два сошло бы, но если десяток ограбленных заявляют, что сдавали вещь на экспертизу…
– Понятно. Из-за какой-то дряни лишить человека жизни… это… – Валерий покрутил головой. – Знаешь, Федя, я в свое время походил по краю, и в драках был, и ножичком меня писали, и аварии были, но чтобы из-за монеты или картины… Убить мало! Второго тоже взяли? Как я понимаю, он был из экспертов?
– Не взяли. Стрелок его убил.
– Тоже красиво, – заметил Валерий после паузы.
Они помолчали. Валерий разлил водку. Федор взглянул, но промолчал. Они хорошо сидели, и разговор еще не закончился. Можно сказать, он только начинался. Федор прикинул, что машину можно будет оставить во дворе и добраться домой на такси.
– Как ты стал Валерием Котом? – спросил он. – И куда вы делись из Риги?
– Мы пробыли в Риге всего полгода. Моряк дальнего плавания оказался запойным пьяницей, бывшим старпомом, списанным за пьянство. Я помню, как мама плакала, а он, вонючий, пьяный в дымину, куражился, бил посуду, а однажды ударил ее. Я бросился на него, он и мне навесил. И с тех пор я понял одно: упаси бог ударить женщину и упаси бог спиться. Из Риги мы уехали в Киев, там у мамы была подруга. Возвращаться к Амалии мама не захотела, они друг дружку не жаловали. Там мы встретили дядю Пашу Кота, вдовца, его жена и сын погибли в автокатастрофе, и он был за рулем. Дядя Паша был профессиональным гонщиком. Он меня усыновил. Спросил, возьму ли его фамилию. Знаешь, Федор, я готов был подохнуть за него! Он был в сто раз лучше, чем Анькин батя, дядя Игорь. Я даже не раздумывал, тем более кликуха «Фриц» меня уже достала. А Павла Кота знали все! Его сына звали Валерий. Ну, и я тоже стал Валерием.
Знаешь, никогда не забуду – когда мне было семь, он посадил меня за баранку своего «мерса»! Мама бежала за машиной и кричала, а я рулил! Он подложил под меня подушку, сидел рядом, спокойный, как из железа, кулаки на коленях, голос тихий, подсказывает, что надо делать… Меня просто распирало от гордости, все мне завидовали до зеленых соплей. Самые счастливые годы моей жизни. А через пять лет он разбился. Я думал, что не выживу, удрал из дома, сутки просидел с лопатой на могиле, думал, может, он живой и будет кричать, и тогда я его откопаю… как в кино.
– Давай! – Он поднял стакан. – Пусть земля ему будет пухом. Всем пусть будет пухом. Если бы не он, бабы меня доконали бы. Все-таки воспитывать детей должен мужик. Парней, во всяком случае.
Федор кивнул.
– А через несколько месяцев мама встретила немца из Берлина, уехала с ним, а я вернулся к Амалии. Мама говорила – временно, а оказалось – навсегда. Через три года она, правда, звала в Германию, но я отказался. Амалия была не подарок, конечно, но мы ладили. Я благодарен ей за то, что уберегла от улицы, шпаны, уличной босоты. После смерти бати я стал неуправляемым. Она была бойцом… тетка Амалия. Знаешь, двое Биллеров на одном жизненном пространстве – это… вулкан! Поверишь, доходило чуть не до драки, только искры летели. И никто никому не уступал. Она меня и учиться заставила…
Он помолчал. Потом сказал:
– Когда мне был двадцать два, Амалия умерла от рака. Я сидел с ней до последнего дня. А потом нашел завещание, квартира – мне, медальон – Аньке. Отнес медальон близнецам, купил крутой байк и дунул на все четыре стороны искать приключений на свою… голову. Покуролесил – мама родная!
Год назад попал в аварию. Уже пятую. Чуть не убился – меня отбросило на двенадцать метров, байк вдребезги. А я как огурец, только колено разбил, едва собрали. – Он похлопал себя по правому колену. – Теперь на погоду ноет. Сел, подумал и поехал домой. Почувствовал – все! Перебесился.
Не успел вернуться, как лоб в лоб с Анькой! Не судьба, скажешь? И то, что она вылезла на проезжую часть, и то, что я вернулся… Поверишь, как торкнуло что-то! Стоит, сумку бросила, мокрая как курица, кулаком грозит, кричит! Тоже характерец чувствуется. Ну, я вроде как и напросился с ней. Аж удивился – такая красотка, и одна! И подружка – тоже ничего. А у тебя с ней, правда… ничего?
– Ничего. Она работает с моим другом. Когда убили Павла Неделина, он попросил поговорить с ней, успокоить.
– Где она работает?
– В издательстве «Арт нуво», художница.
– Художница? – Валерий расхохотался. – Она и малая художничала… по обоям, помню.
– Что ты собираешься делать? – спросил Федор.
– Работать собираюсь. По специальности и, может, мотокружок организую, если получится. Пацанам мужик нужен, одна безотцовщина кругом.
– Мама жива?
– Жива, что ей сделается! Замужем в четвертый раз. Думаю, навестить как-нибудь, классная страна, я там гонялся. Что меня достало – народ там законопослушный. У нас вроде все против всех, ментам донести западло, пьяное чмо куражится, весь дом в кулаке держит, и все терпят, а там, рассказывали, полиция – первейший друг народа.
– А почему ты не уехал в Германию?
– Да какой из меня немец? Я ж разгильдяй!
Глава 33День варенья
Я хлопотала в кухне, Лелечка накрывала на стол. Сегодня у меня день рождения и у нас гости. Я ожидала, что Аичка позвонит, но она не позвонила.
Я отпросилась у Савелия и целый день готовлю и пеку, а Лелечка мне помогает.
В семь вечера мы отправились одеваться. Я достала новое платье – черное, с большими белыми пуговицами на правом плече. Достала «Дрезденское сердце», постояла, раздумывая, держа медальон в руках. Надела, посмотрела в зеркало… Приподняла волосы, заколола ракушкой. Из зеркала на меня смотрела серьезная и немного печальная молодая женщина с медальоном в виде сердца на длинной тонкой цепочке. «Дрезденское сердце», подарок Амалии. С бесценным зеленым бриллиантом…
Звонок в дверь прервал мои мысли. Я побежала открывать. Первые гости – Баська и Ольгица. Радостный визг, объятия, поцелуи.
– Это «Дрезденское сердце»? Покажи! – Баська развернула меня к свету. – Класс! Это тебе от нас! – Она сунула мне в руки увесистый сверток и приказала: – Разверни!
Я принялась разворачивать подарок, в прихожую вышла на шум Лелечка, радостно запищала, входная дверь распахнулась – появились Владик с неизменной кастрюлей и длинным свертком под мышкой и Веня с флейтой. В прихожей стало не протолкнуться. В гостиной я развернула наконец подарок – это была керамическая кастрюля-скороварка, неприятного глазу мрачного коричневого цвета, страшно тяжелая. Не успела я изобразить восхищение, как заметила на дне маленький сверточек в розовой глянцевой бумаге, перевязанный сентиментальным бантиком. Это оказались духи «Chloe» в розовой коробочке.
– Потрясно сексуальные! – сказала Баська. – Правда, Оля?
Ольгица кивнула. Была она бледна и печальна, но красиво причесана и накрашена. В синем платье с глубоким вырезом и скромной ниточкой жемчуга. Похоже, пришла в себя.
– Дай посмотреть! – Владик с профессиональным интересом принялся рассматривать кастрюлю. – Хорошая кастрюля, качественная. – На духи он не обратил ни малейшего внимания. – Мы с Веней тебе тоже, так сказать, принесли подарок. Вот, от всего сердца! Расти большая!
Он протянул мне длинный сверток, который все еще держал под мышкой. Это был настоящий мужской подарок, в суровой упаковочной бумаге без дурацких бантиков. Я развернула и замерла при виде деревянной ложки и такой же вилки черного цвета и людоедских размеров, на редкость уродливых.
– Для салата! – подсказал Веня. – Это я сам выбрал!
– Ой, какая прелесть! Венечка, Владик, спасибо, мальчики! – сказала я.
Баська закашлялась. Можно подумать, ее кастрюля лучше!
Лелечка подарила мне коробочку мыла, четыре круглые плоские лепешечки с красивыми картинками – лавандой, розой, палочкой ванили и ромашкой.
– Открой духи! – приказала Баська.
Я открыла, и мы все надушились.
– Приятные, – сказала Лелечка. – Очень женственные.
– Слабоватые, – сморщила нос Баська. – Нет драйва.
Когда мы расселись за столом и Владик уже держал в руке бутылку шампанского, раздался новый звонок.
– Это Аичка! – вскрикнуа Лелечка.
Я побежала встречать гостей. Это была не Аичка. Это были Федор Алексеев и… Круизер Валерий с букетами. Я остолбенела, машинально схватившись за медальон и поправляя волосы.
– Анечка, ничего, что нас двое? – спросил Федор. – С днем рождения!
Не успела я ответить, как Круизер бросился ко мне и обнял, сдавив при этом так, что я едва не задохнулась.
– Анька, чучело, неужели это ты? – закричал он. – Как же я тебя сразу не узнал! Ты же совсем не изменилась!
Я молча выдиралась, сказать, что я была удивлена – ничего не сказать! У меня даже мелькнула мысль, что он сошел с ума или пьян. Федор стоял рядом, ухмыляясь, не пытаясь вырвать меня из объятий Круизера.
– Анечка, кто это? – Лелечка, сгорая от любопытства, появилась в прихожей, встала на пороге, изумленно уставясь на живописною сцену.
Круизер, оторвавшсь от меня, бросился на Лелечку и закричал:
– Тетя Леля, вы меня не узнаете? Это же я, Коля Биллер!
Лелечка открыла рот, схватилась за сердце и тяжелым кулем осела на пол.
– Что за шум, а драки нету? – радостно закричала прибежавшая Баська. Осеклась и уставилась на Круизера, который безуспешно пытался поднять с пола Лелечку. – А… чего это с ней? Она жива? Валера?!
– Бася, знакомься, Николенька Биллер! – Я истерически захохотала.
– Кто?! – изумилась Баська. – Какой… Николенька? Кто?
Общими усилиями нам удалось поднять Лелечку, занести в гостиную и уложить на диван. Ольгица принялась подсовывать под нее подушки.
– Может, «Скорую»? – предложил Владик.
– Не надо, – ответил Круизер. – Это она от радости. – Тетя Леля! – закричал он, легонько похлопывая Лелечку по щеке. – Я до сих пор помню ваши офигенные булочки с повидлом и корицей! «Черный принц», кажется?