Катя кивнула:
– Хорошо, что ты подумал и про это. Знаешь, странно себя ощущаю. Вот мы едем к твоей маме. Я собрала вещи, и все так привычно, спокойно. Как будто это и есть моя жизнь, но она ведь чужая. И где-то должны быть люди, которых я любила. А я кажется больше не хочу другой жизни. – она облизнула губы, словно они пересохли.
– А может это и есть твоя? Может та, другая, была чужой? – тихо сказал Макар.
Он потянулся к своему рюкзаку, достал термос и аккуратно завернутые бутерброды.
– Подкрепимся? – он подмигнул и протянул ей один из бутербродов.
Катя рассмеялась:
– Так вот ты какой… Всегда готов. У тебя собственный тревожный чемоданчик всегда с собой?
– Ну, знаешь… – Макар притворно вздохнул. – Кто-то собирает помаду и платья, а кто-то должен подумать про бутерброды и запасной фонарик.
Катя взяла бутерброд, взглянула на него с улыбкой:
– А кофе тоже стратегический запас?
– Естественно! Ты не представляешь, как помогает при непредвиденных ситуациях. Вот даже сегодня. Я все раскидывал мозгами как лучше и главное с кем договориться, чтобы меня на завтра отпустили.
– А под кофе тебе лучше думалось?
– Ну почти. Выхожу из кабинета весь в раздумьях. Начальник части погиб. Нового не назначили. Обязанности зам исполняет. Ну вроде логично. Но только зама ты не нарисуешь в рабочих вопросах. К кадровичке идти скучно. Не вариант. Вот значит выхожу я весь такой озадаченный и расстроенный. Нахожу наконец зама. Вижу – Олег Аркадьевич сидит в уголке, прямо как герой кино: зонтик над столиком, костюм, весь в позе «не мешайте, я решаю судьбы мира». Я к нему тихонько…
Катя:
– Он что не в форме ходит?
– Я ж тебе говорил, в форме у нас только те, кто вообще на пожарных не похож. А этого бы в “Огнях Саратова” сразу на роль олигарха или воротилы утвердили бы, без кастинга и всяких проб. Только с его деньгами ему вообще работать не надо. У него одни часы как годовая зарплата всего состава этого поезда стоят.
– Ого, – глаза Кати распахнулись от удивления. – Представляю как нелепо он там среди работяг выглядит.
– А работяг всех давно уволили. Осталась шайка бездельников для прикрытия и техничные молчаливые парни, которые занимаются чем-то, что к работе пожарных точно не относится.
– И тут ты выходишь на сцену…
– Точно. Солнце припекает, Олег Анатольевич вальяжно раскинулся в кресле, принимает солнечные ванны. А на въезде практически в эти минуты черные машины В-класса с тонированными стеклами. Понимаешь, что в пожарной части, если им и есть с кем встречаться, то только с Олегом Анатольевичем. И вот значит зам потирает руки и ждет гостей…
– А тут ты откуда ни возьмись…
– Я был неотразим. Только представь сидит наш Олег Аркадьевич, ветер чуть шевелит его дорогой костюм. И по лицу вижу, что хочет “Кыш” сказать и замахать руками, но при свете дня нельзя ведь. И вот я подхожу и мнусь…
– С покаянным лицом?
Макар:
– Почти со слезой в голосе. Рассказываю, как мама заболела, как сердце рвется, но я – солдат службы, на посту! И мне так неудобно. Ведь сам громче всех возмущался, что Титова так надолго за мамой ухаживать отпустили. А жизнь вон как теперь повернулась и сам оказался в такой ситуации.
Катя:
– И он?
Макар:
– Он на меня посмотрел, как на комара, но смахнуть постеснялся. Сказал: «Езжай, сынок, не переживай».
Катя рассмеялась:
– Ты – артист.
Макар кивает:
– Я старался. И, конечно, так растерялся, когда увидел, что к нему важные гости пришли, что засуетился и случайно стаканчик свежесваренного кофе оставил на столе… И так этот стаканчик удачно среди цветов по центру стал, что никому и не мешал.
Катя сужает глаза:
– А в кофе… сюрприз?
Макар с невинной улыбкой:
– Ну, я же говорил: при непредвиденных ситуациях кофе буквально спасает.
– И в чем нюанс?
– Только в цене. Стаканчик дорогой, хоть и одноразовый. Знаешь, сейчас камеры стали делать буквально с булавочную головку и они так хорошо монтируются в любые практически места.
– В стаканчики тоже?
– Стаканчики с толстым дном такие удобные… – улыбнулся Макар.
– И что потом?
– Потом у меня скрутило на нервной почве живот и я не выходил минут тридцать из туалета. Но чтобы немного отвлечься от переживаний наушники с интересным подкастом в уши вдел.
– И что за тема? Что слушал?
– О, да это бомба просто.
– Дашь послушать?
Макар достал из сумки наушники, вложил в уши Кате. Когда его пальцы слегка коснулись ее кожи, он задержал прикосновение на мгновение дольше, чем было нужно. Она вздрогнула от прикосновений его рук и почувствовала, как мурашки побежали по коже. Он был так близко, что она ощутила легкий запах его геля для душа и внезапно покраснела.
Макар неловко поправил ее упавшую прядь волос и включил файл на своем телефоне.
– Первый голос, что пониже – это как раз Олег Аркадьевич, – его собственный голос прозвучал с неестественной хрипотцой, словно он вдруг заметил, что они вдвоем в купе за закрытой дверью. Словно они не жили вместе в одном доме, хоть и в разных комнатах, словно целый город не считал их мужем и женой.
– Тебе удалось записать их разговор?! – удивленно вскрикнула Катя, и это разрядило возникшее в воздухе напряжение и скрасило неловкую паузу.
– Я не просто так свой хлеб столько лет ем. Могу на кое-что сгодиться.
Катя вслушивалась в разговор. Некоторые слова задувал ветер, но понять, что речь шла о сделке, было совсем не сложно. Они говорили о грузе, который уже уехал, и планировали такую же поставку для новых клиентов. Переговорщики были недовольны тем, что договор им так и не показали до сих пор. Хозяин положения настаивал, что слова мэра и его собственного достаточно. Но женщины уже готовят договор, и скоро они смогут ознакомиться.
Почему-то на этой фразе Катя так явственно представила группу женщин из учительской, которую она про себя называла “юристами”, что от осознания масштабов организации у нее буквально зашевелились волосы на затылке и открылся рот:
– Я кажется знаю что за женщины готовят документы для их сделок… Я почти уверена. Меня еще вчера смутило, что в школе два учителя химии, а весь класс отпускают из-за болезни одной из них. Я даже у Нины спрашивала. Она ничего не сказала, но я поняла, что вторая группа учителей ничего не ведет в школе. Они числятся в штате, ходят на работу, “пишут методички” и ведут “Бумажную работу”. Так завуч сказала, что у них разделение между педагогами и так как учителям приходится писать и заполнять всего так много, что и детей учить некогда, то в их школе решили эффективно использовать трудовой ресурс, и одни ведут, а другие занимаются бумажными делами и отчетами.
– А я еще был против твоего трудоустройства туда! А теперь у меня ощущение, что основной мозг там и находится.
– Пазл сложился. Нам придется копнуть глубже!
Глава 26. Рассвет
Поезд мчался сквозь ночь. Перестук колес становился все тише, будто убаюкивал. Купе окутывала полутьма, мягкий свет ночника ложился теплыми бликами на стены.
Разговоры закончились почти час назад. Каждый занял свою верхнюю полку. Можно было устроиться и на нижней – в купе так никто и не подсел. Но Катя интуитивно знала: она не любит спать внизу. Там – слишком открыто, слишком беззащитно. А наверху уютно и безопасно, будто можно спрятаться от всего мира.
Поезд шел по маршруту, а у Кати появилось странное чувство: это как ее жизнь сейчас. Она давно вышла из точки «А», но до пункта назначения так и не добралась. Колеса отмеряли километры, унося в неизвестность.
Катя лежала, закрыв глаза, прислушиваясь к его дыханию. Спит ли он? Или, как и она, лишь делает вид? Сердце стучало так громко, будто могло выдать ее с головой.
Вдруг в темноте прозвучал его голос:
– Ты тоже не спишь?
Катя вздрогнула и улыбнулась в полумраке, пробуя мгновение на вкус:
– Нет.
– Я тоже… – в его низком тембре слышалось что-то теплое, почти родное.
Молчание снова сгустилось. Воздух стал тяжелым, горячим. Она чувствовала, как дрожит рука под одеялом. Хотелось отвернуться, но тело не слушалось. Одна мысль стучала в голове: он рядом. Совсем рядом. И это сводило с ума.
Макар тоже лежал, глядя в потолок. Мысли путались. С каждым ее вдохом напряжение росло. Словно натянутая струна, вот-вот готовая оборваться.
Он выдохнул: – Катя… я стараюсь быть сильным. Но, кажется, долго не выдержу.
– Я тоже, – сорвался с ее губ шепот. Она зажмурилась от осознания того, что сказала это вслух. – Мне страшно… и хорошо одновременно.
Он протянул руку. Она подала свою. Его ладонь легла на ее, горячая, тяжелая.
Катя села. Их глаза встретились в полутьме. Еще секунда. Макар мягко соскользнул вниз, встал у ее полки. Она наклонилась к нему – и их губы нашли друг друга в темноте. Горячие, нетерпеливые, полные желания и растерянности.
Поезд издал громкий сигнал и сделал резкий поворот, огибая горный хребет. Их мир тоже свернул на новый путь. И назад дороги уже не было.
***
Утро пришло нежно, почти незаметно, словно кто-то бережно положил на мир тонкую вуаль света. Поезд замедлял ход, сквозь окно пробивались первые розовые лучи рассвета.
Катя лежала, прижавшись к Макару, его рука мягко обнимала ее за плечи. Они не говорили ничего – просто слушали, как просыпается мир и тихонько улыбались.
Он медленно коснулся ее щеки и прошептал:
– Мы почти приехали.Он медленно коснулся ее щеки и прошептал: Катя улыбнулась сквозь дрему:
– Уже? Так быстро… Мне казалось, эта ночь будет длиться вечно. Макар замолчал на секунду, затем глубоко вздохнул:
– Катя… Я никогда не думал, что вообще когда-либо это скажу. Но я не хочу больше, чтобы все это было игрой. Я хочу… – он запнулся, собрался с духом и посмотрел ей прямо в глаза: – Выходи за меня замуж.
– Макар… но я уже замужем за тобой! Разве ты не заметил?