– А твои дети потом не сгорят от того, что ты сейчас собираешься отправить через порт? Ты знаешь, что они не соблюдают нормы. Это пойдет не туда, куда тебе обещали. Да это обещание, рассчитанное на дураков! Если у человека хоть где-то есть лазейка и возможность использовать ее – он обязательно это сделает. Вопрос времени.
– Ты ошибаешься! Там такие люди, что они держат слово!
– Говорю тебе, это уйдет на черный рынок. Террористам или просто тем, кто не разбирается в правилах обращения. Один контейнер – и целый город может стать зоной отчуждения.
Дядя Сережа сбавил тон, но от этого его голос стал страшнее:
– Ты что не понимаешь, Коля? Я не могу дать заднюю. Я пообещал им. Мы теперь все в этом. Они не будут разбираться. Ты понимаешь правила.
Отец выдохнул, посмотрел в сторону машины, где сидел маленький Макар, и медленно сказал:
– Я знаю только одно правило. Когда ты знаешь правду – ты не имеешь права от нее отвернуться.
– Коля, я прошу тебя, не делай этого! Отдай мне все документы. Никто не поймет. Будет просто взрыв. Никто не погибнет. Просто халатность, накажем кого-нибудь для вида. Скажи мне, куда ты спрятал папку? Ты же знаешь меня, я весь город переверну, но найду.
– Не найдешь.
– Тебе это дорого обойдется. – Дядя Сережа поднял палец. – Они не будут ждать. Либо ты завтра приносишь бумаги, либо я докладываю о тебе, куда надо.
Отец не отвел взгляда:
– Неужели ты правда надеялся, что я не пойму ничего и не узнаю о готовящейся аварии? Как ты мог быть таким глупым или таким самонадеянным? Как ты, полковник, офицер, позволил втянуть себя в такую грязь?! Ты хоть осознаешь, что ты сейчас делаешь?!
– Я знал что ставки большие. Это крупная игра. Кто-то всю жизнь остается в пешках, а кто-то идет в короли. – дядя Сережа зло плюнул на асфальт.
– Сергей, еще не поздно.
– Да поздно уже! Это ты не понимаешь! Ты всегда был дураком. Добрым дураком, верящим в справедливость и честность. Я тебя предупреждал.
– Ты же сам понимаешь, что уран можно использовать для оружия массового поражения, ядерного оружия. Союз распался, шакалы рыскают по стране. Этот уран попадет на черный рынок и однажды это оружие могут повернуть против нас и наших детей.
– Я правда пытался к тебе достучаться.
– Сергей, выход есть. Ты признаешься, тебя арестовывают. Сделка отменяется, но твои большие люди будут думать, что ты их не кинул, а просто попался. Вернешь им задаток. А когда все успокоится, спокойно выйдешь.
– Я не для этого затеял это дело, чтобы потом бездарно провалить из-за идиота, который так и не понял, что мир давно изменился.
– Тогда я сам обнародую эти документы, но не позволю совершить такое преступление!
– Если ты решишь идти до конца, то не доживешь до следующего вечера.
Макар задохнулся и не мог ничего сказать. Он только видел, как отец резко развернулся и вернулся в машину, хлопнув дверью так, что ночная улица вздрогнула.
Завел мотор и рванул автомобиль с места. А чуть отъехав, погладил Макара, сжавшегося от ужаса, и сказал:
– Запомни, сынок: правда бывает страшная. Но если все будут делать вид, что это их не касается, нас однажды просто уничтожат. Не бойся, Макарушка.
Макар вошел в дом, зажав в ладошке растаявшую ириску…
Катя с матерью сидели, затаив дыхание. Каждое движение Макара, каждый звук, который он издавал, был для них тревожным знаком. Но они знали, что нужно подождать. Макар сам должен был пережить этот момент. Он должен был найти путь к себе.
Наконец Макар выдохнул и закрыл лицо руками, потом приподнялся, и без слов пошел к окну, облокотившись на подоконник. В его голове крутился поток воспоминаний, но они не были целыми. Как будто куски пазла пытались встать на место, но что-то не хватало, что-то было скрыто, а что-то совершенно очевидно.
Он вспомнил глаза дяди Сережи, полные угроз и отчаяния. Он снова услышал тот голос отца, в котором были не только страх, но и какая-то неизбывная решимость: "Всегда просчитывай все на два хода вперед".
В этот раз он будет хитрым, словно лисица, он не станет открывать, что все вспомнил слишком рано. Он соберет все факты и изучит все документы, и потом нанесет сокрушительный удар по преступнику, разрушившему его семью и укравшему детство.
Макар вернулся к столу и посмотрел на затихших Катю и маму.
– Я заберу эти документы. Где ты их нашла?
– На даче в прошлом году. Когда перекрывали пол.
Катя начала складывать все вырезки обратно в папку, но один пожелтевший листочек упал под стол. Она согнулась и легко подняла его: в статье коротко сообщалось о том, что на предприятии во время утилизации урана произошел взрыв.
Катя провела рукой по бумаге с напечатанными буквами, и из сложенной газеты выпала еще одна более новая, где десять лет спустя сообщалось об исчезновении следователя, проявившего интерес к факту взрыва во время утилизации урана. Катя показала статью Макару, и он молча кивнул, вернув ей газету. Взгляд Кати упал на заметку рядом: "Тренер назвала свою воспитанницу, победившую в областных соревнованиях по художественной гимнастике “стальной девочкой”. По телу Кати пошла дрожь. Но весь этот вечер был на пределе эмоций.
– Катенька, посмотри как ты сидишь? Тебе удобно Так? – мама Макара в изумлении уставилась по стол. Катя перевела взгляд на собственную ступню и приподняла край брюк. Ее стопа застыла в прямой линии, упираясь большим пальцем ноги в пол. Она выглядела, словно натянутая струна в этот момент.
Все трое застыли, словно оцепенении.
– Я так понимаю, что теперь мы идем смотреть балет? – усмехнулся Макар, наконец придя в себя.
Мама не понимая переводила взгляд с Кати на Макара.
– Мам, Катя потеряла память и ничего не помнит о себе. На самом деле мы даже не знаем действительно ли ее зовут Катя. – он обнял жену и погладил по плечам.
Глава 29. Дом под Минском
А в это время более чем в двух тысячах километров от Озерска в доме под Минском красивая уверенная блондинка провела ладонью по своему еще совсем маленькому животику и улыбнулась – маленькое чудо росло в ней, наполняя сердце мягкой радостью. В их светлом доме царила утренняя тишина. Артур только что уехал на тренировку, оставив на столе ее любимые пионы и записку: «Моя девочка, ты – мое счастье». Арина улыбнулась, вдохнула аромат пионов, чуть вымазав нос в желтую пыльцу и рассмеявшись толкнула белую дверь своего рабочего кабинета, который заботливо обустроила прямо в доме. Арина полюбила новый кабинет с первой минуты и в нем все сделала под себя – комната с панорамными окнами, мягким светом и книжными полками мало чем напоминала ее старую клинику в Москве. Но с тех пор, как она нашла свое счастье и вышла замуж за Артура у нее поменялись во многом и вкусы. Арина заварила ромашковый чай, который ей посоветовала подруга и открыла ноутбук. Лента новостей мелькала перед глазами яркими фотографиями и красивыми видео. После волны прошлогодних отписок ей удалось восстановить активность в сети и вернуться к семинарам и рилсам в спокойном режиме.
Среди прочих коротких видео на экране возникло лицо Игоря. Когда-то очень давно она его любила, еще до того, как оказалась втянутой в чудовищный скандал, как пережила троллинг и хейт, как узнала о вранье и измене первого мужа, в которого верила, до того, как ее идеально выстроенный мир с наложенными фильтрами рухнул и ей пришлось пережить принятие правды и осознание, что быть и казаться – совсем не одно и тоже. Надо же, первая любовь, которая когда-то ее едва не убила, а теперь даже мускул не пошевелится. Теперь она может думать об Игоре только как о муже Жени, да и то, никакого интереса смотреть его походы по телестудиям не было. А вот Жени, ее Женечки, хрупкой девочки со стальной волей ей по-прежнему не хватало. Она оплакала подругу и смирилась с ее гибелью, она приняла ее смерть, но по-прежнему рука тянулась к телефону, чтобы набрать привычный номер Жени Алмазовой. Арина вздохнула и машинально включила ролик.
Интервью Игоря. Весь в черном, с уложенной прической и идеально загримированным лицом. Он говорил красиво, скорбно… Он рассказывал, как гибель жены, великой спортсменки и трехкратной олимпийской чемпионки Евгении Алмазовой, которая была его единственной любовью всей жизни, заставила практически погрузиться в пучину отчаяния. Теперь вся его жизнь сосредоточена на увековечивании памяти своей музы, принесшей стране три золотые медали. Он анонсировал чемпионат имени Евгении Алмазовой, который они решили провести в самом престижном здании столицы и пригласить туда всех настоящих чемпионок, которые также, как и он до сих пор скорбят о невосполнимой потере.
Арина вздохнула и погладила живот. Слишком театрально, так и хочется крикнуть: “Не верю!”. Она почувствовала, как все старые чувства снова поднимаются в груди. Она слишком хорошо знала Игоря, что не могла не чувствовать фальш, сквозящую с экрана. Сомнения, возникшие в ее голове сразу после, того, как со дна Волги под Нижним Новгородом подняли новенький красный автомобиль подруги со всеми ее личными вещами и документами, со временем зазвучали только громче.
Перед глазами возникла сцена из прошлой жизни… Еще когда она была коучем и психологом с четырнадцатью миллионами подписчиков в Москве. У них появилась тогда не только традиция срываться с любого места чтобы вместе выпить кофе, но перед важными соревнованиями Женя всегда присылала голосовые сообщения. Арина в своем телефоне открыла старый чат с подругой, где последние слова были написаны чуть больше года назад. Кто тогда мог подумать какими ценными для нее сейчас окажутся все эти смешные смайлы и простые слова.
Она пролистала чуть вверх и тихонько прочла вслух, словно это могло сделать ее ближе к девочке, которой больше нет: «Арина, я на старте. Представь, что ты рядом и держишь меня за руку». И всегда, даже через экран, Арина чувствовала этот холодок напряжения и несгибаемую силу, что таилась за Жениными улыбками. Их стальная девочка оказалась такой хрупкой!