Я смотрю на зеленую с белым пачку сигарет, пытаясь изобразить скорбь. На самом деле мне хочется дать фру де Врис пощечину. Я достала для нее две пачки сигарет. Да, в 1943 году, в нашей стране абсурда, мне удалось достать две пачки сигарет. Сигареты, а не просто папиросную бумагу и табак для самокруток. Настоящие сигареты! А она еще недовольна, что они не того сорта!
– Я не смогла достать этот сорт, фру де Врис. Мне жаль. Я пыталась.
– Честно говоря, у вас такой вид, словно я попросила луну с неба. Не понимаю, в чем проблема. Я записала, что именно мне нужно.
Она действительно хочет луну с неба. Мне пришлось обратиться к четырем контактам. В конце концов я раздобыла сигареты у женщины, получившей их у немецкого солдата. Она говорит, что он ее бойфренд и дает ей сигареты. А думаю, что она их украла. А еще я думаю, что он вовсе не ее бойфренд и просто платит ей за услуги в постели. Но я не задаю вопросов. Я обращаюсь к этой женщине, только когда нет других вариантов.
У меня пульсирует кровь в висках. Огорчения фру де Врис вызывают только смех: они такие пустяковые по сравнению с проблемами других людей. Один из близнецов отчаянно тянет фру де Врис за юбку. Другой, у которого весьма шкодливый вид, пытается сунуть голову в сумку, чтобы посмотреть, что еще я принесла.
– Прекрати! – строго говорит фру де Врис тому, что тянет ее за юбку. – Мы будем пить чай, как только уйдет Ханнеке.
– Фру де Врис! – Я хочу вернуть ее к теме и применяю одну уловку. – Если вы не хотите эти сигареты, я легко найду того, кто захочет.
Минутная стрелка на высоких напольных часах переходит на следующее деление. Мне пора быть в другом месте.
– Нет! – Она хватает сигареты и прижимает к груди. Только теперь она осознала, что я не обязана их отдавать и она может остаться без них. – Я возьму. Я просто думала… Если бы были какие-нибудь другие…
Что она думала? Что я хлопну себя по лбу и воскликну:
– Ну, конечно! Я совсем забыла, что у меня есть тот сорт, который вы хотите. Просто я прятала их от вас.
– Мама, здесь слишком много народу, – говорит шкодливый близнец, пристально глядя на меня и показывая язык. – Мне не нравится, что здесь столько народу.
– Я уже ухожу, – заверяю я. Ужасный ребенок!
Я могла бы поступить в Муниципальный университет Амстердама, если бы не началась война. Но я бы не стала серьезно относиться к занятиям. Я бы просто проводила в университете время, пока мать Баса не решилась бы наконец отдать ему обручальное кольцо его бабушки. Бас тоже поступил бы в этот университет. Что бы он изучал? Он никогда не говорил о своих мечтах относительно карьеры. Он был не из тех, кто заглядывает вперед. И я не могу представить себе взрослого Баса. В моей памяти ему всегда будет семнадцать. Это и беспокоит меня, и успокаивает.
Здания университета разбросаны по всему городу. Но все знают Агнитенкапел[10]. Это одно из самых старых зданий в Амстердаме – часовня пятнадцатого века. Адрес, который дал мне Олли, на той же улице.
Я собиралась переодеться перед тем, как отправиться на встречу. Туманные воспоминания подсказывали, что на вечеринку нужно прийти нарядной. Но фру де Врис задержала меня, и теперь уже нет времени. На мне розовато-лиловое шерстяное платье, доставшееся от Элсбет. Оно хорошо сидит, но цвет такой мерзкий, что мы с Элсбет называли его просто «Миндалины». Это платье ей подарила бабушка. Элсбет обрадовалась, когда оно стало ей мало, и сразу же отдала мне. Оно служило нам постоянной темой для шуток. Но наконец это платье пригодилось, так как сейчас трудно купить новую одежду. Я ношу все, что нормально сидит. Даже самые уродливые вещи. Даже те, что напоминают о лучших временах.
В клубе ужинов будет полно мальчиков, которые, как и Олли, изучают архитектуру. Их карманы окажутся набиты огрызками карандашей. А еще там будут девушки, цитирующие философов, о которых я никогда не слыхала. Изредка я сталкиваюсь с кем-нибудь из старых друзей, которые поступили в колледж. И тогда у меня возникает комплекс неполноценности. Но, в отличие от меня, ни один из них не выжил бы в тяжелых условиях. Я принимаю боевую стойку, перед тем как постучать в дверь клуба Олли.
Олли наблюдает из окна за входной дверью. Когда он ее открывает, я предъявляю банку с пикулями. Я собиралась принести что-нибудь посущественнее, но не хватило времени. Поэтому я захватила с собой консервированные пикули, которые тайно преподнес мне сегодня бакалейщик. В любом случае никто в моей семье их не любит.
Вопреки моим ожиданиям, Олли не в пиджаке и не при галстуке. У него еще менее презентабельный вид, чем у меня. Рубашка с закатанными рукавами испачкана графитом, как будто он провел весь день за кульманом.
– Добро пожаловать, – сдержанно произносит он, и это заставляет меня усомниться, действительно ли мне рады.
Он жестом приглашает войти в маленькую холостяцкую квартиру. В одном конце комнаты – диван и пара стульев. Напротив – кухонька, в которой сушатся на прилавке разномастные чашки. В комнате всего два человека. У одного юноши полные губы и тяжелые веки; второй красив, с волнистыми волосами. Последний похож на американскую кинозвезду Уильяма Холдена. Оба пьют чай или эрзац из надтреснутых чашек.
– Знаменитый обеденный клуб, – говорю я. – А я-то боялась, что не смогу найти тебя в толпе.
Олли не оценил шутку. Он протягивает руки за моим пальто и вешает его на шаткую вешалку. Не знаю, почему я съязвила – ведь он оказывает мне услугу. Наверное, я просто нервничаю. Если бы он был новым знакомым, на которого нужно произвести впечатление, я бы вела себя иначе. Но это же Олли, которого я знаю сто лет.
– Здесь нет Юдит, – замечаю я громко. – Она придет, не так ли?
– Придет. – У Олли усталые глаза, как будто он занимался всю ночь. – Но не набрасывайся на нее прямо с порога. Дождись, пока закончится заседание клуба. Она не горит желанием с тобой беседовать. Постарайся проявить немного сдержанности и доказать, что ты не совсем спятила.
– Спятила наполовину?
– Обещаешь?
– Обещаю, – сдаюсь я.
– Я старался для тебя и не хочу, чтобы ты подвела.
– Олли, ты собираешься представить меня присутствующим? Или мне тихонько сидеть в углу, стараясь не дышать?
Он корчит гримасу, затем, смягчившись, поворачивается к мальчикам.
– Да, Олли… – добавляю я.
– Что?
– Спасибо, что пригласил.
Олли кивает и ведет меня к кофейному столику.
– Это Лео. – Он указывает на юношу с полными губами. – Он здесь живет, это его квартира. – Затем поворачивается к тому, который похож на Уильяма Холдена. – А это Виллем, мой сосед по комнате. – Уж это имя я точно не забуду: «Виллем» – голландский вариант «Уильяма». У него даже имя такое же, как у американского двойника, кинозвезды.
Лео с шумом роняет чашку на блюдце и вытирает руку о брюки. Затем устремляется ко мне, споткнувшись о кофейный столик. Виллем непринужденно целует меня в обе щеки и предлагает место на диване. Сам он пересаживается на стул, который выглядит менее удобным. У него приветливое, открытое лицо. Не сомневаюсь, что всем, кто встречает его впервые, кажется, будто это старый знакомый.
– Вы были девушкой Баса, верно? – спрашивает он, когда я, усевшись, расправляю платье на коленях. – Я видел его всего раз, но он рассмешил меня. Олли говорит, что он умел всех рассмешить.
– Он действительно умел всех рассмешить. – Меня бы должно рассердить, что какой-то друг Олли якобы знает что-то о Басе. Но у Виллема такая искренняя улыбка, что он не может не нравиться.
– Я рад с вами познакомиться. Мы ожидаем еще двоих. Чай?
Я качаю головой, отказываясь.
– Этот клуб меньше, чем я ожидала. Уютный.
– Вообще-то нас больше. Мы стараемся собираться маленькими группами, а не все сразу, – объясняет Виллем. – Не хочется, чтобы в случае облавы поймали всех. Единственный раз мы собрались все вместе, когда была свадьба нашего друга Пита. Но обычно только маленькие группы. Так лучше для работы.
– Работы?
– Мы много чего делаем, – вмешивается в разговор Лео. При этом он открывает банку пикулей, которую я поставила на стол, и вылавливает один. – Сейчас пытаемся решить…
– Давай подождем, – обрывает его Олли. Он все еще стоит на посту у окна, наблюдая за входной дверью. – Подождем Юдит и Санне.
– Извините, что я не принесла побольше еды, – обращаюсь я к Виллему и Лео. – Я пришла прямо с работы.
Лео хмыкает, доставая второй пикуль.
– Но разве кто-то из нас принес пирожки? Мы пришли с пустыми руками, не так ли?
– Значит, еду доставят остальные? Вы делаете это по очереди, или…
У Лео по подбородку стекает тонкая струйка уксуса, и он стирает ее.
– Что-что?
– Еда. Кто-то один выступает в роли хозяина и приносит всё – или вы делаете это по очереди?
Лео озадаченно смотрит на меня. Он явно понятия не имеет, о чем я вещаю. Я бросаю взгляд на Олли, который определенно прислушивался к нашему разговору. Лео ждет, чтобы я пояснила свой вопрос.
– Прошу меня извинить, – чопорно произношу я. – Я что-то перепутала. Простите, я забыла кое-что спросить у Олли.
Он не поворачивается ко мне, хотя только глухой не услышал бы, как я топаю. Приблизившись вплотную, я тихо шепчу:
– Олли, куда ты меня привел?
– Что ты имеешь в виду? – Он поднимает брови.
– Ты знаешь, что я имею в виду. Что это за заседание? Юдит не собирается приходить, не правда ли? – Мое сердце колотится. – За кем ты там наблюдаешь?
Сделала ли я глупость, доверившись Олли? Он казался надежным. Однако нацистского осведомителя невозможно опознать по виду. Я направляюсь к вешалке, но в этот момент Олли кивает на дверь. На другой стороне улицы появляются две фигуры, и одна из них – определенно Юдит.
– Что это за заседание? – снова спрашиваю я.
– Оно сейчас начнется, – отвечает он. – Если собираешься уйти, будь осторожна на выходе. Дверь быстро захлопывается.