Фру Венстра смотрит на меня с сомнением.
– Мне хотелось непременно прийти сегодня, – щебечу я. Нужно что-нибудь придумать, чтобы убедить соседку, что я свой человек в доме. – Вы знаете, сегодня день рождения Яна. Вероятно, поэтому она расстроена. Держу пари, что она в церкви. – Я понятия не имею, когда день рождения Яна, но фру Венстра тоже вряд ли это знает. Надеюсь, она не замечает моего смущения. – Передать фру Янссен ваши соболезнования? – осведомляюсь я.
В конце концов она уходит в свой дом, оставив меня в покое. В доме фру Янссен тишина. Тикают часы. На кухонном столе – недопитая чашка эрзац-чая рядом с недоеденным куском хлеба. Это единственные признаки человеческого присутствия. На всякий случай быстро обхожу весь дом. Спальни сыновей фру Янссен. Спальня самой фру Янссен, в которой пахнет духами с ароматом розы, а еще чем-то затхлым. Кабинет господина Янссена, которым не пользуются со дня его смерти. Фру Янссен нигде нет.
У меня болит колено, перевязанное носовым платком Виллема. Сквозь белую ткань просочились красные капли. Сполоснув платок в кухонной раковине, я снова завязываю его. Интересно, есть ли у фру Янссен порошок аспирина и где она его хранит? Моя мать держит лекарства в кладовой. Дверь в кладовую фру Янссен приоткрыта, задвижка не задвинута. За рядами банок с пикулями и редиской видна потайная комната. Одеяло на opklapbed измято, в середине – небольшая вмятина. Должно быть, фру Янссен приходила сюда прошлой ночью.
Хронология событий ничего не дает, сколько бы раз я ее ни повторяла. Четыре недели назад у парадного входа этого дома появилась девочка. То ли Мириам Родвелдт, то ли нет. Неделю назад эта девочка исчезла, и фру Янссен наняла меня, чтобы отыскать ее. Два дня назад девочка попала в облаву, и ее забрали в Холландше Шоубург. Я пыталась помочь ей бежать. В нее стреляли, и она была убита. Была ли эта девочка той самой, что постучалась в дверь фру Янссен? Или это другая и к ней просто попали одежда и документы Мириам?
И какое значение все это имеет теперь, когда девочка умерла?
– Вы дома? – Я слышу, как со скрипом открывается парадная дверь. Кто-то спрашивает: – Вы дома, фру Янссен?
Я выскакиваю из кладовой, захлопнув за собой дверь. В гостиной стоит молодая белокурая женщина, которую я никогда не видела прежде.
– Могу я чем-нибудь помочь?
– О! – Она театральным жестом прижимает руку к груди. – Где фру Янссен?
– Кто вы? И что вы здесь делаете? – спрашиваю я, решив, что лучший способ защиты – это нападение.
– Я Тесса Костер. Я работаю… работала… у господина Янссена в мебельном магазине. Дверь была открыта. Вы… вы компаньонка фру Янссен?
– Да. Фру Янссен нет дома. Могу я вам чем-нибудь помочь?
– О нет. Я пришла, чтобы кое-что занести. Но я зайду позже, когда она будет дома.
Тесса Костер с натянутой улыбкой направляется к двери. Я складываю два и два. Это секретарша, которая служила в мебельном магазине. Та, что отбыла на медовый месяц назавтра после того, как в магазин нагрянули нацисты.
– Фотографии, – неожиданно заявляю я. – Вы принесли фотографии для фру Янссен. Те, что были в задней комнате господина Янссена.
Женщина явно занервничала от того, что мне известно про фотографии. Уж не ищейка ли я, посланная сюда, чтобы устроить засаду?
– Фру Янссен скоро вернется? Мне действительно нужно с ней поговорить.
Но я качаю головой с сочувственным видом. Я хочу, чтобы она отдала фотографии мне.
– Я не знаю, когда она вернется. Может быть, зайдете завтра? Но вы очень смелая, если разгуливаете с этими фотографиями. Ведь они как бы… – я понижаю голос до шепота, – …незаконные.
– Я… со мной все будет в порядке.
– Вы когда-нибудь видели семью, которая там пряталась? – спрашиваю я, давая ей понять, что мне многое известно. – Дочь? Мириам?
– Нет, не видела. А вы про них знали? – Она снова смотрит в сторону двери.
– Вы уверены, что никогда их не видели? Они прятались там несколько месяцев. Наверное, вы что-то подозревали. – Фру Костер отводит взгляд и принимается изучать обручальное кольцо на своем пальце. Мне в душу закрадывается ужасное подозрение.
– Фру Костер, это вы сообщили полиции, что господин Янссен прячет людей в комнате за магазином? Вы донесли нацистам?
– Послушайте! – Ее взгляд блуждает по комнате. – Хотя я не одобряю то, что делал господин Янссен, я не доносила на него. Я даже ничего не знала. Пришла на работу уже после налета. Фотографии лежали в задней комнате. Они были испачканы кровью, и я взяла их домой, чтобы почистить. А потом фру Янссен написала мне в письме, что они ей нужны. И я не хочу больше иметь никакого отношения к этому делу. Можно отдать их вам? Тогда мне не придется снова приходить.
Она роется в сумочке, и белокурые локоны падают ей на лицо. Наконец она достает бумажный конверт.
– Вот, возьмите.
Я притворяюсь, будто колеблюсь.
– Вы уверены? А вы не хотите подождать?
Она сует мне в руку конверт:
– Возьмите.
Я провожаю ее до двери и сразу же иду с фотографиями на кухню. На этот раз я не спешу. Мои движения предельно точны. Я неторопливо усаживаюсь за стол и кладу перед собой конверт. Трудно сразу определить чувство, охватившее меня. Страх.
С фотографий почти полностью стерта кровь. Остались лишь небольшие следы, из-за которых склеились края снимков. Я раскладываю фотографии на столе, и передо мной разворачивается повесть о семье, о жизни и смерти.
Вот господин и фру Родвелдт. Они сидят за столом, на который водружен праздничный пирог. На руках у одного из них ребенок в белом платьице. День рождения. А вот снимок, сделанный несколькими годами раньше. Это свадебный портрет фру Родвелдт. Глаза опущены, волосы невесты покрывает кружевная фата, в руках – маленький букет сирени.
Фотографии разложены не в хронологическом порядке. Со снимков разных лет мне лучезарно улыбаются члены семейства в свои самые счастливые минуты. Вечеринки. Каникулы. Новая квартира. Еще один ребенок – не тот, что на первой фотографии.
Снимой двух обнявшихся девочек-подростков. У той, что слева, темные кудрявые волосы, небольшая родинка на подбородке и длинные густые ресницы. У нее большие выразительные глаза. Я их видела закрытыми, на столе у господина Крёка.
Девочка справа немного выше, она тоже темноволосая. Она смеется, на голове – бумажная корона. Я никогда не видела эту девочку.
Трясущимися руками я переворачиваю снимок: «Амалия и Мириам на четырнадцатом дне рождения Мириам».
Мне хотелось бы многое забыть. Это тайные раны, от которых остались шрамы. О них стараешься не думать, как будто от этого они могут исчезнуть.
Как я в последний раз видела Элсбет.
Это было через несколько месяцев после того, как я сказала ей, что хотела бы, чтобы умер Рольф, а не Бас.
Элсбет снова пришла ко мне домой. Она принесла два приглашения на свадьбу: одно для меня, второе для моих родителей. Неловко приняв чашку чая, она отвечала на вопросы мамы о подвенечном платье и цветах в церкви. Затем мама оставила нас наедине, чтобы мы могли «наверстать упущенное». Элсбет повернулась ко мне:
– Моя мать сказала, что я должна тебя пригласить. Она считает, что свадьбы все улаживают. Но я думаю, ты не захочешь прийти. – Что в ее глазах? Надежда? Гнев? Хочет ли она, чтобы я пришла? Или ясно дает понять, что надеется на отрицательный ответ?
– Нет, – ответила я. – Я вряд ли приду.
– Ну что же, – прошептала Элсбет. – Вероятно, это наше прощание.
Это было сказано с большим достоинством, и мне стало очень грустно. Вот так закончить двенадцатилетнюю дружбу… Элсбет на моей кухне, со свадебным приглашением в руках… Весь прошлый год я ломала голову над тем, что ужаснее: гибель дружбы – или жених Элсбет? И кто из нас двоих должен просить прощения?
Оказывается, есть много способов убивать. Немцы убили Баса снарядом. Мы с Элсбет убили нашу дружбу словом.
Глава 32
Сердце чуть не выпрыгивает у меня из груди.
Амалия. Амалия.
Значит, та девушка, которую Олли принес ночью к господину Крёку, – Амалия. Это Амалия лежит в могиле. И это ее я искала все время. С фотографии, сделанной на дне рождения, на меня смотрят две девушки. Одна из них умерла, вторая исчезла.
Я слышу, как открывается входная дверь, впуская порыв ветра. Фру Янссен? Но нет, я не различаю тихого постукивания палочки. Наверное, это вернулась Тесса Костер.
– Я здесь, – кричу я.
– Фру Янссен? Это Христоффел.
– О, Христоффел, это Ханнеке.
Я сметаю со стола фотографии и засовываю в конверт. И как раз успеваю сунуть его под сахарницу, когда Христоффел входит в кухню. На нем строгий костюм, в котором он сопровождал фру Янссен на похороны.
– Где фру Янссен? – Он вытирает рукавом пот с лица. – Я заходил недавно, и она попросила куда-то ее проводить. А я ответил, что быстренько выполню одно поручение и сразу же вернусь.
– Фру Янссен… – Мне сейчас трудно заканчивать фразы. В голове крутятся тяжелые мысли. Так это Амалию притащили в Холландше Шоубург? Амалию, лучшую подругу Мириам? Амалию, которая должна быть в Кийкдуине? Христоффел ждет, чтобы я закончила фразу. – Когда я сюда пришла, фру Янссен уже не было. Она сообщила, куда ты должен ее проводить?
Он морщит лоб.
– Сказала, что ей нужно повидаться с вами. По-видимому, это срочно. Она огорчилась, когда я признался, что не могу пойти сразу.
– Ладно. Наверное, мы с ней слегка перепутали, кто к кому должен прийти.
Черт возьми, мне следовало попросить фру Янссен по телефону, чтобы она оставалась на месте. Куда же она отправилась? Ведь она не знает ни мой адрес, ни даже фамилию. Если бы не Христоффел, я могла бы пройтись по дому и посмотреть, не оставила ли она мне записку.
– Ее явно что-то расстроило, – говорит Христоффел. – Я подожду здесь ее возвращения.
– Я уверена, что у тебя есть другие дела. Почему бы мне не дать тебе деньги за хлопоты? И тогда ты сможешь заняться чем-то полезным.