– Может, рванем отсюда, пока они внутри? – шепнул Адам, едва шевеля губами, но в звенящей тишине его слова прозвучали так громко, что она поморщилась.
Она подползла поближе и зашептала брату в самое ухо:
– С той стороны у дороги еще мог кто-то остаться. Да и те, что внутри, могут выйти в любой момент. Лучше подождать.
Адам скривился.
– У меня рубашка впереди вся промокла.
– Уж лучше от воды, чем от крови, – мрачно заметила она, и Адам тут же притих.
Через минуту кто-то вышел на улицу, похоже, главный в этом отряде, потому что начал орать остальным, чтобы пошевеливались. По асфальту загремели ботинки, и рядом с ним собралось еще шестеро.
– Вынести оттуда всё съедобное и что может пригодиться! – скомандовал он.
– Чёрт! – чересчур громко вырвалось у Адама, но тут все шестеро вояк-самозванцев дружно рявкнули:
– Есть, сэр!
Видимо, Адам еще надеялся вернуться в магазин, когда они уедут, и набрать побольше еды. Теперь ничего не выйдет.
При виде бойцов, выносящих из здания мешки и ящики, так и напрашивалось сходство с Гринчем, забравшим у ктовичей последнюю банку еды. Они не собирались оставлять другим ни крошки – конец света, как-никак, а кто не успел, тому шиш с маслом.
Понятное дело, кто успел, тот и съел, но нельзя же так, это подло. Если вояки собираются опустошить все магазины в округе, как саранча, придётся придумать, как их опередить, а это ой как непросто, ведь Краш с Адамом путешествуют на своих двоих, да ещё по бездорожью, а эти проходимцы гоняют на здоровенном пикапе.
Казалось, они на веки вечные застряли в канавке, ожидая, пока налетчики выметут магазин подчистую. Солнце взошло совсем высоко и заметно припекало шею. Во рту пересохло, но пошевелиться было боязно, того и гляди засекут эти вестники апокалипсиса.
Точно, это милиция. Интересно, сколько их вообще? Может, это только часть большого отряда? Чёрт, когда же они свалят?
Она рассчитывала преодолеть за день оставшиеся до кемпинга семь миль, а из-за этой канители рушились все планы. Идти быстрее она просто не в состоянии, и никаким упорством и тренировкой тут не поможешь, как бы ни хотелось.
Напоследок те люди выволокли завернутый в пленку труп. С собой эту пленку они вроде не приносили, наверное, нашли где-то на складе.
При мысли о том, что они собрались выбросить или даже сжечь мертвеца на пустыре, ее охватила самая настоящая паника: а вдруг трава загорится, попробуй-ка убежать от огня, да еще под свист пуль самозваных вояк.
Но двое солдат (это слово так и лезло в голову, хотя она понимала, что они не настоящие солдаты, и в этом заключалась опасность – из-за камуфляжа и прочей мишуры другие тоже могут принять их за военных) поволокли труп дальше, к машине.
Наконец на пороге показался последний из них, потом зачем-то нырнул обратно, может, что-то забыл, хотя после них там наверняка не осталось ни крошки. Вскоре он вернулся к машине, и тут же взревел мотор.
Они с Адамом замерли в ожидании, пока машина не скрылась вдали, а когда всё-таки решились подняться, Краш словно одеревенела, мышцы заныли от долгого напряжения.
А еще она почуяла не самый приятный душок воды, пропитавшей футболку.
Краш до сих пор была в перчатках и маске, надетых перед входом в магазин, и от вони сточной воды вдобавок к собственному несвежему дыханию ее затошнило. Она сорвала маску и почувствовала запахи земли и травы с примесью бензина и выхлопных газов.
– Это были не военные, – заметил Адам.
Надо же, какой наблюдательный. Впрочем, подкалывать брата она не стала – от пережитой реальной опасности они как-то сблизились, пусть и ненадолго. А еще не стала повторять, что оказалась права, призывая к осторожности, и если бы тот пикап застал их на обочине, кто знает, чем бы всё обернулось. Но про себя всё-таки чуть-чуть возгордилась, ведь оказалось, что это не просто бзик Чокнутой Краш, а совершенно разумная предосторожность.
– Ясное дело, не военные. Скорее какие-то дружинники доморощенные.
– Ладно, тут ничего не поделаешь, – вздохнул Адам. – Наверное, повезли всю добычу к себе в лагерь, таким же малахольным. Небось, завели себе по пять жён и решили по-серьезному отбиваться от патрулей, чтобы не попасть в карантин.
– Эк тебя занесло!
– А что, ты бы сама до такого не додумалась?
Краш врезала ему кулаком в плечо, а он только ойкнул и ухмыльнулся в ответ.
– И правда, я бы тоже что-нибудь такое сморозила.
– А труп-то им зачем? – удивился Адам.
Краш поджала губы.
– Не знаю, может, чтобы изолировать?
– Так они без масок были.
– Точно. А я-то, растяпа, на форму их загляделась, даже внимания не обратила.
Адам удивленно покосился на нее.
– Ну, форму рассматривала, ботинки, оружие.
– Они же прикатили на «Форде F-150», могла бы сразу догадаться, что самозванцы. Как они столько добра в кузов запихнули, да еще сами влезли, ума не приложу.
Краш пожала плечами.
– Я в машинах не разбираюсь. По мне так они все похожи.
– Ну даже ты могла бы заметить, что машина не служебная, хотя бы по номерам, – ответил Адам.
Краш про себя просто поражалась, на какие мелочи Адам обращает внимание. Ей бы и в голову не пришло посмотреть на номерные знаки.
– Погоди, а как ты вообще номера разглядел? – удивилась она, ведь ту машину они видели только мельком. – С такого-то расстояния?
– Да там и разглядывать особо нечего, – пояснил Адам. – Обычно просто номер и сверху надпись «Правительство США» на белом фоне. А на том пикапе были номера нашего штата.
– Надо же, – хмыкнула Краш. – Ладно, молодец, только насчет трупа всё равно непонятно.
– Кто знает, может, они какие опыты на них проводят, в зомби превращают! – драматическим голосом добавил он.
– В зомби даже я не верю, – заметила Краш. – По крайней мере из людей. Хотя есть такие грибы, которые управляют насекомыми. Даже не грибы, а грибки. В документальном фильме показывали…
Адам вскинул руки.
– Хорош заливать, про настоящих зомби даже знать не хочу. Хватит. Меня и так теперь кошмары замучают из-за того выпотрошенного жмурика, не говоря уж о той твари, что из него вылезла.
– Никто из него не вылезал. Я же говорю, это вирус, а вирусы наружу не выползают, сидят себе плодятся внутри.
– Так у него что, от вируса так легкие разнесло? Скорее какая-то зверюга жуткая вырвалась.
Краш не хотелось об этом спорить, в том числе и потому, что ей самой было нужно как следует обдумать все варианты по очереди и разложить по полочкам.
Глядишь, и придется поверить во что-то невероятное. Признать, что из микроскопического вируса получилась тварь, способная на такое. Странное дело, но частенько ее внутренний голос рассуждал прямо как мама, а она начинала с ним спорить, как будто мама со своим строгим видом вдруг оказалась прямо перед носом.
Вот когда созрею, тогда и поверю, чёрт возьми!
А пока она ни фига не созрела. Хотя при маме такое сказать язык бы не повернулся. Мама подобные выходки не одобряла.
Глава девятаяЦеннейшее из благ[13]
Снег, пробудивший Краш ни свет и заря, в Старые Добрые Времена не предвещал ничего плохого. Эти Добрые Времена не такие уж старые, но, когда от непогоды можно было укрыться дома возле печки под теплыми одеялами, из-за пары снегопадов, после которых снег тает, едва коснувшись земли, даже беспокоиться не стоило.
А теперь эти крупные снежинки будили дурные предчувствия. Значит, она не успевает, отстает от намеченного плана, и ее путешествию к бабушке может помешать метель, которую придется пережидать в палатке.
Еще не рассвело, но Краш свернула гамак со спальным мешком и подкрепилась протеиновым батончиком.
Эх, вот бы сейчас блинов, плюшек с начинкой или яичницы с беконом с пылу с жару – чего угодно, кроме этих опостылевших батончиков. Она на всю оставшуюся жизнь, по горло сыта всякими батончиками, даже от шоколадных уже тошнит.
Достав фонарик, она осторожно двинулась обратно к тропе. Точнее, сначала устроила про себя целую дискуссию на добрых пять минут по поводу возможности им воспользоваться, ведь свет заметен издалека и может привлечь кого угодно.
Наконец ей пришла в голову мысль, что тем, кто может оказаться поблизости, тоже придется как-то освещать себе путь, так что она их заметит, выключит свой фонарик, и в такой непроглядной тьме ее никто не найдет.
Пора прекращать зацикливаться на этих дурных мыслях, хватит уже дважды, а то и трижды перестраховываться. Да, в лесу может быть опасно, но не настолько, как в городах или прочих людных местах, об этом забывать не стоит.
Как только она вновь вышла на тропу и сверилась с компасом, то продолжила путь в намеченном направлении. Тусклый холодный свет восходящего солнца едва пробивался сквозь чащу, и эта скупость изрядно нервировала. Вот ведь зараза, трудно ему, что ли, светить как следует, чтобы хоть немного потеплело и перестал валить этот снег.
Еще один день из долгой череды ему подобных она брела по притихшему лесу. Большинство птиц улетело зимовать в теплые края, лишь изредка раздавалось хриплое карканье ворон, перекликающихся с соседями. Вороны ей всегда казались каким-то недовольными, как будто встали не с той ноги, просто у них такой голос. Может, они так серенады поют своим возлюбленным, кто их знает. В общем, в птицах она не разбиралась.
От монотонной ходьбы и однообразия пейзажа – одни деревья кругом, да кусты, да снова деревья – она погрузилась в какое-то забытьё, ни о чём не думая и просто машинально переставляя ноги.
И вдруг впереди что-то шевельнулось – крупнее белки, но не настолько, чтобы опасаться (по нынешним временам любой взрослый человек может представлять опасность).
Она зажмурилась и заморгала, порываясь протереть глаза – вроде показалось, да нет,