Краш, ты что, возомнила себя супергероиней-воительницей, собралась наброситься на этого мужика и повергнуть наземь? Да он тебе просто руку вывернет и топорик отберет.
Ну и что, всё равно оружие светить не стоит. Да и спокойней как-то, чем с пустыми руками.
Военный что-то прокричал остальным, Краш не разобрала, да и не смогла бы – кровь стучала в висках, все мысли заняты лишь одним: ну как можно было так оплошать? Надо было одному оставаться на страже, пока другой обшаривал подсобку.
Тогда пришлось бы расстаться и нарушить Главное Правило.
Почему она сразу не отмела глупую выдумку Адама про чудовищ, разрывающих грудь? Как можно было так дурачиться при возвращении со склада, потеряв всякую осторожность?
Она всегда была осмотрительной. Всегда осторожной. Стоило только прислушаться, они бы не пропустили рокот подъехавших снаружи грузовиков. Судя по суматохе, царившей на улице, машины всё прибывали длинной колонной, битком набитые солдатами, на сей раз настоящими, в обмундировании с нашивками, именными жетонами и с полной выкладкой, то есть с таким количеством оружия, что смотреть страшно.
Вскоре Краш с Адамом держали на прицеле уже трое военных, словно по всей Америке преступников опасней них не нашлось. После того как первый парень (Краш заметила, что среди военных нет ни одной девушки, и это не к добру) подозвал своих сослуживцев, никто не проронил ни слова.
Краш тоже помалкивала, потому что вообще не собиралась никому ничего рассказывать ни при каких обстоятельствах, а Адам наверняка язык проглотил, боясь спровоцировать солдат – ещё пристрелят, чего доброго.
Краш с Адамом оставались в той же позе с руками за головой. У нее мелькнула мысль, а как же теперь подниматься, ведь стоять коленями на жестком полу ей опасно – культя скоро занемеет и перестанет слушаться. А если замешкаться или пошатнуться, солдаты могут решить, что она нападает, и пристрелить на месте. Так глупо погибнуть совсем не хотелось, да и Адама оставлять одного тоже, ведь он без присмотра точно пропадет, хоть и старше нее.
Мысли вихрем кружились в голове, внутренний голос от безысходности тараторил без умолку.
Похоже, солдаты кого-то дожидались, даже не пытаясь заговорить с Краш, Адамом или между собой, просто держали пленников на прицеле.
«Пленные», – с горечью подумала Краш. Если уж суждено было попасться, наверное, надо было ехать на машине докуда успеют добраться. Может, даже родители остались бы живы, и в плену оказались бы все вместе.
Ну нет, Краш, даже не смей так думать. Нечего идти на попятную и гадать, чем бы всё обернулось, если бы да кабы. Выбор сделан, и каким бы он ни был, ничего уже не исправить.
Со своего места Краш видела разбитые входные двери, и тут в них появились еще двое в камуфляжной форме, только в фуражках вместо касок и без винтовок, с одними кобурами на поясе.
Оба ростом не меньше шести футов, но один на несколько дюймов выше другого. Пожалуй, таких высоких она еще не видела, не считая профессиональных баскетболистов, и из-за этого так отвлеклась, что чуть не проглядела небольшой кожаный чехол у него в правой руке.
«Только не это», – подумала она. В том чехле ничего хорошего быть не может, к гадалке не ходи. Вот сейчас откроет, а там шприц или ампула с каким-нибудь средством, чтобы усыпить или наоборот, язык ей развязать.
А потом их с Адамом погрузят на грузовик, как ящик с консервами, и отправят в какое-нибудь карантинное заведение, переполненное бедолагами, которые рвутся на свободу, ковыляют, как зомби, удивляются, почему им никто не помогает, почему обращаются как с преступниками, ведь они же выполнили все распоряжения властей и отправились в указанное место, а попали в западню с высокими заборами и часовыми по периметру якобы для их защиты, а на самом деле, похоже, для защиты от них самих.
Краш нарушала правила, не подчинялась приказам, но ее всё равно затолкают в мешок и отправят туда же. Адам только обрадуется, потому что с самого начала мечтал попасть в лагерь, и наверняка будет в диком восторге от того, что больше никуда не придется тащиться пешком.
Если до этого дойдет, а я попытаюсь бежать, он точно останется.
При этой мысли заныло сердце, ведь она так старалась, чтобы они держались вместе. Может, она эгоистка, и мама бы обязательно ее отругала за одни лишь подобные мысли, но она скорее всего бросила бы Адама, чем оставаться в плену.
Да и ему, наверное, так было бы лучше. Он никогда не одобрял ее плана.
При появлении этих верзил – она уже окрестила их «Длинным» и «Долговязым» – солдаты, окружившие Краш и Адама, почтительно расступились, освобождая новоприбывшим место в тесном кружке.
– Что у нас тут, капрал? – спросил Длинный.
– Задержаны при выходе из подсобки, – доложил тот самый, что испортил Краш с Адамом всё веселье.
Краш не понравился тон, которым он произнес это «задержаны» – как будто их застали посреди бойни по уши в крови, но она прикусила язык, потому что не собиралась их удостаивать даже лишнего вздоха.
– Вы откуда? – рявкнул Длинный.
Они с Адамом переглянулись и не сговариваясь решили, что переговоры будет вести Краш.
– А вам какое дело? – огрызнулась Краш.
Она чувствовала молчаливый стон Адама, почти угадывала слова, адресованные ей.
Почему ты не можешь просто ему ответить, Краш? Почему ты всегда умничаешь?
Само собой, ответом могло быть только одно:
А чего ты еще ожидал?
Длинный нахмурился.
– Как вас зовут, девушка?
– А я еще раз спрошу, какое вам дело?
– Ну и манеры у вас, – упрекнул Длинный.
– У вас не лучше, – заметила Краш. – Угрожаете оружием невинным людям. Требуете ответов, а сами даже не представились. Если желаете светской беседы, стоит пересмотреть свои методы.
– Краш, – едва слышно шепнул Адам.
Она сама не поняла, с чего вдруг так расхрабрилась, может, решила, что бойцы с винтовками не станут открывать огонь без приказа старшего по званию.
А раз Длинный начал разбираться, кто они такие и откуда, значит, вряд ли прикажет их пристрелить без веской на то причины. Поэтому она немного успокоилась – не расслабилась, а просто избавилась от ужаса смерти под градом пуль. А стоило только успокоиться, тут же взяла верх врожденная привычка сопротивляться любым приказам.
Казалось, Длинный пронзал ее взглядом целую вечность, но на самом деле прошло лишь несколько секунд. Она уставилась на него в ответ, давая понять, что и сама не шутит.
В кино наверняка бы уже поднялся крик, посыпались угрозы, и один из этих бравых вояк вскинул бы винтовку на плечо и поволок меня в одну сторону, а Адама в другую, а потом бы нас бросили в грязный карцер и морили жаждой, пока не заговорим.
Но они не в кино, и Длинный, хоть и напоминал ходячий стереотип своей сединой и суровым видом, оказался просто человеком. Вот почему Краш так удивилась, когда он приказал выйти всем своим, кроме Долговязого. Капрал, который их обнаружил, недоверчиво покосился на Адама и Краш, но командир покачал головой, и тот тоже удалился.
Краш не знала, что происходит снаружи, но суматоха творилась знатная – слышались крики, мимо то и дело проносились грузовики.
– Вставайте, девушка, – распорядился Длинный и махнул Адаму. – Вы тоже. Так вы брат и сестра?
– Да, – ляпнул Адам.
Краш скривилась, ведь, по ее мнению, Длинному это знать ни к чему. Похоже, что Адам ответил машинально. Она выставила правую ногу вперед, уперлась обеими руками в колено и оттолкнулась, подтягивая искусственную ногу под себя.
Длинный заметил металлический блеск на месте лодыжки и спросил:
– Где это вас так? Авария?
– Ясный пень, – ответила Краш.
Тот хохотнул.
– Недоверчивая, да?
– Она-то? Не то слово, – поддакнул Адам.
Краш покосилась на брата, будто сказала: «А не заткнулся бы ты!», но до того намек не дошел.
– Ну да, – повторил он. – Подозреваешь всех и вся.
– Пожалуй, в этом нет ничего плохого. Лучше всегда быть настороже, особенно сейчас, – вздохнул Длинный, и на мгновение в этом Грозном Вояке промелькнул просто Смертельно Усталый Человек.
От этой мимолетной слабости на какое-то мгновение его стало даже жалко, наверное, ему приходилось неукоснительно исполнять приказы вышестоящего командира, которые тому спускались сверху.
Кстати, интересно, кто сейчас главный на Самом Верху? Жив ли еще президент? Или вице-президент?
– А если умрет вице-президент, кто станет управлять страной?
Она даже не заметила, что ее мысль прозвучала вслух, пока Долговязый не ответил:
– Спикер Палаты представителей.
Голос у него оказался под стать росту – низкий, раскатистый, словно возникал где-то глубоко в груди и долго добирался до выхода.
Сам он был гораздо моложе Длинного. Форма у обоих пестрела нашивками, эмблемами, лычками, и прочими знаками различия, в которых Краш совершенно не разбиралась, так что даже не представляла, в каком они звании.
– А президент жив? – спросила она.
Лицо Длинного мгновенно превратилось в казенную военную маску.
– Нет.
– А вице-президент?
– Я ответил на вопрос, теперь ваша очередь. Как вас зовут?
– Серьезно? А мы как раз недавно вспоминали «Молчание ягнят», и часа не прошло, – удивилась Краш.
Она, даже не глядя, почувствовала, как Адам закатывает глаза. Длинный озадаченно уставился на нее, а Долговязый откровенно фыркнул.
– Quid pro quo, – сказал Долговязый. – Это маньяк-убийца в том фильме у агента ФБР потребовал.
– Ну я фильмы не смотрю, но латынь в военном училище проходил, – ответил Длинный. – Ладно. Услуга за услугу.
– Меня зовут Краш, а его Адам, – сообщила она.
Обойдутся без фамилий. А раз он согласился подыграть, придется ему что-нибудь рассказать, потому что у нее самой куча вопросов.
– Краш? – удивился он. – Такое имя?
– Я же так и сказала.