— Вам следовало сказать мне о себе правду, — говорит он холодным и ровным голосом, едва сняв трубку. В животе у меня образуется ком. Он знает. — Сержант Райли разговаривала со мной после того, как они его отпустили. Он отрицал, что у них был роман. А свидетель, который рассказал о нем, по ее словам, не вызывает доверия. Потому что пьет. И возможно, психически неуравновешен. Она не назвала мне имя свидетеля, но, судя по всему, она говорила о вас?
— Но… нет, — отвечаю я. — Нет. Я не… Я не пила, когда видела их. Это было в полдевятого утра.
Как будто это что-то меняло.
— И копы нашли доказательства. Об этом раньше сообщали в новостях. Они нашли…
— Нет достаточных доказательств.
Он вешает трубку.
Пятница, 26 июля 2013 года
Утро
Я больше не езжу на свою воображаемую работу. Больше не притворяюсь. Практически не вылезаю из кровати. Мне кажется, что последний раз я чистила зубы в среду. Я по-прежнему делаю вид, что болею, но вряд ли кто-то в это верит.
Я не могу заставить себя подняться, одеться, поехать в Лондон и бродить там по улицам. Это непросто и в хорошую погоду, но совершенно невозможно в такой дождь. Сегодня третий день подряд льет холодный проливной дождь.
Я плохо сплю, но проблема не только в спиртном, но еще и в кошмарах. Мне снится, будто я загнана в какую-то ловушку, знаю, что кто-то идет и что есть выход. Я точно знаю, что он есть, потому что видела его раньше, но только никак не могу к нему выйти, а когда появляется он, я не могу кричать. Я стараюсь изо всех сил, втягиваю воздух в легкие и с силой выдыхаю, но слышится лишь хрип, какой издают умирающие, когда им не хватает воздуха.
Иногда в своих кошмарах я оказываюсь в подземном переходе на Бленхайм-роуд, и путь обратно перекрыт, а вперед я идти не могу, потому что там кто-то есть, и этот кто-то меня поджидает, и я просыпаюсь от невыносимого ужаса.
Ее никогда не найдут. С каждым прожитым днем моя уверенность в этом крепнет. Ее имя пополнит списки тех, кто значится в отчетах как пропавшие без вести, чье тело так и не нашли. И Скотт не дождется правосудия, не обретет внутренний покой. Он никогда не получит тело любимой, над которым сможет горевать, никогда не узнает, что с ней случилось. Последняя точка так и не будет поставлена. Я лежу без сна и думаю об этом, чувствуя боль. Ничто не может сравниться с агонией неведения, которой никогда не наступит конец.
Я написала ему. Призналась, что имею проблемы со спиртным, но снова солгала, сказав, что обратилась за помощью и теперь держу ситуацию под контролем. Я заверила его, что с психикой у меня все в порядке, хотя и сама не знаю, так ли это. Сказала, что видела тогда все очень ясно и что в тот день не пила. По крайней мере хоть это правда. Он не ответил. Я и не рассчитывала, что он ответит. Он выкинул меня из своей жизни. Я никогда не смогу сказать ему то, что хочу. Не смогу об этом написать, потому что не в силах подобрать нужные слова. Я хочу, чтобы он знал, как мне жаль, что просто найти Камаля оказалось недостаточным. Я должна была что-то видеть. В тот субботний вечер мне следовало смотреть во все глаза.
Вечер
Я промокла до нитки и продрогла, кончики пальцев побелели, и кожа на них сморщилась, голова ныла от похмелья, начавшегося около половины шестого. Что в общем-то неудивительно, учитывая, что пить я начала еще до полудня. Я вышла купить еще одну бутылку, но мои планы сорвал банкомат, который вынес давно ожидаемый вердикт: на счете недостаточно средств.
После этого я пошла прогуляться и больше часа бесцельно бродила под проливным дождем. В обезлюдевшем центре Эшбери, превращенном в пешеходную зону, кроме меня никого не было. Во время прогулки я решила, что должна что-то сделать. И поправить свое материальное положение.
И сейчас, промокшая и почти трезвая, я намереваюсь позвонить Тому. Мне не хочется знать, что я сделала или сказала в тот субботний вечер, но выяснить я должна. Может, это оживит воспоминания. Почему-то я уверена, что никак не могу восстановить в памяти нечто крайне важное. Не исключено, что это просто самообман, еще одна попытка доказать себе, что я чего-то стою. Однако не исключено и другое — что на мне еще рано ставить крест.
— Я пытался с тобой связаться с понедельника, — говорит Том, ответив на звонок. — Я звонил тебе на работу, — произносит он и замолкает, не добавляя больше ни слова.
Я готова провалиться сквозь землю, мне стыдно и неловко.
— Я намерен поговорить с тобой о субботнем вечере, — все-таки произношу я. — О том субботнем вечере.
— Ты о чем? Я хочу спросить о понедельнике, Рейчел. Какого черта ты делала в доме Скотта Хипвелла?
— Это не важно, Том.
— Еще как важно, черт возьми! Что ты там делала? Ты ведь понимаешь, что он может быть… Я хочу сказать, что пока ничего не известно. Он мог с ней что-нибудь сделать. Разве не так? Со своей женой?
— Он ничего не делал со своей женой, — уверенно заявляю я. — Это не он.
— Откуда тебе знать? Рейчел, что происходит?
— Я просто… Ты должен мне поверить. Но я звоню по другой причине. Мне надо поговорить о том субботнем вечере. О сообщении, которое ты мне оставил. Ты был вне себя. И сказал, что я напугала Анну.
— Так и было. Она увидела, как ты, спотыкаясь, брела по улице и выкрикивала оскорбления в ее адрес. Она действительно разволновалась после того, что случилось в прошлый раз. С Эви.
— Она… она что-нибудь сделала?
— Сделала?
— Мне?
— Что?
— У меня была рана на голове, Том. И шла кровь.
— Ты обвиняешь в этом Анну? — Теперь он уже кричит, не в силах сдержаться. — Серьезно, Рейчел, хватит! Я уже отговаривал Анну — причем неоднократно — обращаться в полицию, но если ты будешь продолжать преследовать нас и сочинять всякие небылицы…
— Я ни в чем ее не обвиняю, Том. Я просто пытаюсь восстановить ход событий. Я не…
— Ты не помнишь! Ну конечно! Рейчел ничего не помнит. — Он устало вздыхает. — Послушай, Анна тебя видела — пьяной и агрессивной. Она вернулась домой, чтобы рассказать мне об этом, была очень расстроена, и я отправился тебя разыскать. Ты была на улице. Наверное, падала. Была не в себе. Порезала руку.
— Я не…
— Во всяком случае, рука у тебя была в крови. Не знаю, откуда она там взялась. Я сказал, что отвезу тебя домой, но ты и слушать не хотела. Ты ничего не соображала, молола какую-то чушь. Ты пошла дальше, я вернулся, чтобы взять машину, а когда приехал, тебя уже не было. Я поехал к станции, но тебя там не было. Я еще поездил по округе — Анна очень переживала, что ты где-то рядом, что можешь вернуться и попытаться проникнуть в дом. Я переживал, что ты упадешь или попадешь в какую-нибудь переделку… Я доехал до Эшбери, позвонил в дверь, но дома тебя не было. Я звонил тебе несколько раз. Оставил сообщение. И — да, я был чертовски зол. Я был вне себя.
— Мне жаль, Том, — говорю я. — Мне правда очень жаль.
— Я знаю, — соглашается он. — Тебе всегда очень жаль.
— Ты сказал, что я кричала на Анну. — При этой мысли мне становится не по себе. — Что я ей говорила?
— Понятия не имею! — огрызается он. — Хочешь, чтобы я узнал все в деталях? Может, хочешь поболтать об этом с ней сама?
— Том…
— Ладно, только к чему все эти расспросы сейчас?
— Ты видел в тот вечер Меган?
— Нет. — В его голосе звучит тревога. — А что? А ты видела? Ты же ничего такого не сделала?
— Нет, конечно же, нет.
Он ненадолго замолкает.
— Тогда почему ты об этом спрашиваешь? Рейчел, если тебе что-то известно…
— Мне ничего не известно, — заверяю я. — Я ничего не видела.
— Зачем ты ходила в дом Хипвеллов в понедельник? Пожалуйста, скажи мне, чтобы я мог успокоить Анну. Она нервничает.
— Мне надо было ему кое-что рассказать. Нечто, что я считала важным.
— Ты ее не видела, но рассказать было что?
Я медлю с ответом. Я не знаю, стоит ли посвящать его в детали или пусть о них знает только Скотт.
— Это связано с Меган, — говорю я. — У нее был роман.
— Подожди, разве вы были знакомы?
— Немного, — говорю я.
— Откуда?
— Мы познакомились в ее галерее.
— Понятно. И кто он?
— Ее психотерапевт, — объясняю я. — Камаль Абдик. Я видела их вместе.
— Правда? Тот парень, которого арестовали? Мне казалось, что его отпустили.
— Отпустили. И в этом виновата я. Потому что я ненадежный свидетель.
Том смеется. Добродушно и точно не с издевкой.
— Ну что ты, Рейчел. Ты все сделала правильно, сообщив об этом. Я уверен, что дело не в тебе.
Где-то на заднем фоне слышится лепет ребенка, и Том что-то говорит, отвернувшись от трубки, — что именно, мне не слышно.
— Я должен идти, — прощается он, и я представляю, как он кладет трубку, подхватывает малышку, целует ее и обнимает жену.
Мое сердце будто пронзают кинжалом и проворачивают лезвие несколько раз.
Понедельник, 29 июля 2013 года
Утро
Сейчас 8.07, и я снова в поезде. Якобы еду на работу. Кэти провела с Дэмиеном все выходные, и, когда мы увиделись вчера вечером, я не дала ей шанса меня отругать. Я сразу начала извиняться за свое поведение, сказала, что мне действительно очень стыдно, но я взяла себя в руки и начинаю с чистого листа. Она приняла или сделала вид, что принимает мои извинения. И даже обняла меня. Само понимание — по-другому и не скажешь.
О Меган в новостях практически не упоминалось. «Санди таймс» опубликовала комментарий о некомпетентности полиции, в котором кратко излагалась суть дела, и неназванный источник из Королевской прокурорской службы назвал это примером, когда «полиция поспешила арестовать человека на основе непроверенных или сомнительных доказательств».
Мы подъезжаем к семафору. Я слышу знакомый скрежет, чувствую толчок, и электричка замедляет ход, а я смотрю на дом, потому что не могу удержаться, но смотреть там не на что. Двери закрыты, а шторы опущены. Видно только, что идет дождь и мутная вода собирается в лужи в нижней части сада.