Если он мог сделать меня еще более счастливой, он только что это сделал.
— Ох, да. Помню, Эвелина говорила об этом. Ну а где же твоя картина, Шарлотта? — спросила графиня: видимо, чтобы поддержать разговор.
Искусство интересовало ее еще меньше нашего общества.
— Она…
— Поверить не могу! — Голос леди Вудворд сорвался. Стал высоким и неприязненным.
Я удивленно проследила ее взгляд, чтобы наткнуться на невысокую рыжеволосую красавицу. Мы с графиней тоже были рыжими, но у женщины волосы просто полыхали, как огонь. Яркая, настолько выделяющаяся из толпы, что не обратить на нее внимание было попросту невозможно, она стояла напротив «Девушки», и люди вокруг расступились. Несмотря на достаточно пышные формы, она напоминала коллекционную фарфоровую куколку. Бледно-сиреневое платье облегало фигуру, подчеркивая плавную линию плеч, а профиль… м-м-м-м… за такой профиль любой художник удавится!
— Кто это? — спросила я, не в силах отвести от нее глаз.
— Ее светлость Луиза Биго, герцогиня де Мортен. — Ирвин улыбнулся: похоже, причину моего восторга он понял сразу.
— Ее светлость, — хмыкнула графиня, — в свое время играла в очень откровенной постановке безобразного содержания.
— Разве откровенность может быть безобразной? — Слова сорвались с языка раньше, чем я успела их поймать.
Лина сделала большие глаза, графиня потемнела лицом. И в довершение всего из-за спины донесся знакомый жесткий голос:
— Вы совершенно правы, мисс Руа. Не может.
Ой, нет! Нет, пожалуйста, нет! Только не сейчас.
Не сейчас, когда я с Ирвином, Линой, и…
— Прошу нас извинить, — сухо произнесла графиня, — Эвелина.
Уже без Лины.
Подруга надула губы, но вздернула подбородок и последовала за ней. Я растерянно смотрела им вслед, всей кожей ощущая пристальный взгляд Ормана: наверное, даже во сне он меня не раздевал столь откровенно.
— Мы знакомы? — Ирвин нахмурился.
— С вашей очаровательной спутницей — да.
— Сделайте милость, уйдите! — этот шипящий голос, оказывается, принадлежал мне.
Сама не представляла, что так умею, Ирвин, кажется тоже. Сосредоточенное выражение на его лице на миг сменило недоумение. А вот Ормана, похоже, позабавило: по крайней мере, насмешка в его голосе была слишком явной:
— Поговорим позже, мисс Руа. — Он обошел нас, как мог бы обойти возникший на его пути мольберт, и направился куда-то… Надеюсь, что очень далеко!
— Кто он такой, Шарлотта?
Гад, каких еще поискать надо. Сволочь! Мерзавец! Шантажист!
— Меценат. — Метка на запястье ужалила кожу, и я неосознанным, ставшим уже привычным в последнее время, движением подтянула рукав. Меня слегка трясло, но к счастью, Орман действительно соизволил оставить нас в покое. — Благодаря ему все эти картины представлены здесь, и моя тоже.
Взгляд Ирвина немного смягчился.
— Вы действительно с ним знакомы?
— Да, нас представил директор музея. — Я сделала вид, что рассматриваю узор на перчатке.
— Почему ты попросила его уйти?
Потому что видеть его не могу!
— Он тебя чем-то обидел, Шарлотта? — Ирвин внимательно посмотрел на меня.
— Нет. Вовсе нет. Почему ты так думаешь?
— Просто это на тебя не похоже. Я никогда не видел тебя такой.
— Такой?
— Яростной.
— Должно быть, переволновалась, — я очаровательно улыбнулась и развернулась к картинам. — Ирвин, я сегодня действительно сама не своя.
— Переволновалась? Ты приказала ему уйти.
Я — что?
— Мисс Руа! Мисс Руа!!! — К нам подскочил распорядитель: высокий худощавый мужчина с пышными усами. Взволнованный и, кажется, даже чуточку вспотевший, потому что сейчас судорожно промокнул лоб платочком. — С вами хотят переговорить! Ее светлость!
Раньше такая новость повергла бы меня в шок, заставила врасти в пол, и мужчине на пару с Ирвином пришлось бы тащить меня за собой на буксире. Сейчас же я порадовалась возможности свернуть с неприятной темы. И пусть неприятная тема по-прежнему маячила где-то в зале недалекой перспективой обещанного разговора (принесла же нелегкая, несмотря на нелюбовь к публичности!), сейчас я могла ничего не отвечать Ирвину. Который приподнял брови и ободряюще мне улыбнулся.
Вблизи герцогиня оказалась еще более красивой: крупные черты лица ее ничуть не портили, скорее наоборот. Серые глаза лучились теплом, и даже крохотные морщинки не добавляли ей возраста.
— Мисс Шарлотта Руа, ваша светлость, — пробормотал распорядитель.
— Ваша светлость. — Я опустилась в реверанс, но она тут же коснулась моей руки, позволяя подняться.
— Обойдемся без лишних формальностей. — Голос у нее тоже оказался мягкий и теплый. — Могу я называть вас Шарлоттой?
— Разумеется, — выдохнула я.
Вот что я там говорила про врасти в пол? По-моему, это случилось сейчас.
— Спасибо, мистер Рольд, — герцогиня обратилась к распорядителю. — Оставьте нас наедине, пожалуйста.
Наедине — это было сильно сказано, потому что вокруг картины толпился народ (правда, на почтительном расстоянии), но мужчину сдуло ветром, стоило ей на него взглянуть. На меня ее светлость посмотрела чуть дольше, но ни разу не пристально, не свысока, разве что внимательно. И кажется, сразу почувствовала мою неловкость, потому что солнечно улыбнулась.
— Шарлотта, пройдемся по залу?
На нас глазели все: начиная от коллег и заканчивая посетителями. Я всей кожей чувствовала прилипающие к ее великолепному, а затем к моему простенькому платью взгляды. Зато герцогиню это ничуточки не смущало.
— У вас потрясающая картина, — произнесла она, скользя взглядом по представленным по правую руку от нее работам.
— Благодарю, ваша светлость.
— Вы ранее где-нибудь выставлялись? — Герцогиня снова посмотрела на меня.
— Нет. Я бы очень этого хотела, но…
— Понимаю. Вы очень смелая девушка.
Второй раз за день меня называли смелой, но если Ирвин сделал это в шутку, то сейчас я даже слегка покраснела.
— Не стоит смущаться, Шарлотта. Чтобы представить такой сюжет на суд мужчин, нужно обладать как минимум решительностью.
Она на миг задумалась, а я неожиданно вспомнила слова леди Вудворд:
«Ее светлость в свое время играла в откровенной постановке безобразного содержания…»
Неужели это правда, и герцогиня была актрисой?!
— Почему вы решили выставлять «Девушку»?
— Я просто хотела, чтобы ее увидели люди, — улыбнулась. — Как можно больше людей. Кому-то она просто понравится, а кого-то, возможно, заставит задуматься…
— О свободе. О том, что женщина способна на многое, — закончила ее светлость и улыбнулась, перехватив мой удивленный взгляд. — Я понимаю, что вы хотели сказать. Думаю, многие в этом зале понимают, но далеко не все решатся на то, чтобы в этом признаться. Себе, не говоря уже о других.
Кажется, она стала первой, кто не спросил меня, что значит «Девушка». Не только не спросила, но и рассказала почти моими словами. Моими мыслями, если можно так выразиться — конечно, слова были немного другие…
— Во сколько вы оцениваете «Девушку»?
— Я не думала об этом, ваша светлость.
Если честно, и правда не думала. Просто не представляла, что могу с ней расстаться.
— Хотя бы примерно.
— Пятьсот анталов.
Сумма, которую я назвала, не имела никакого отношения к реальности. Мои работы на рынке уходили в среднем за пятьдесят-семьдесят фэнтингов, которых в антале сотня. Учитывая, что продавать «Девушку» я не собиралась, не все ли равно.
— Я дам вам за нее две тысячи.
А?..
— Две тысячи анталов, Шарлотта, — повторила герцогиня и лукаво улыбнулась. — Что скажете?
Она что, правда хочет ее купить?
— Сожалею, ваша светлость, но я не могу ее продать.
— Не можете или не хотите?
— Не хочу, — призналась честно. — Это никак не связано с вами, просто… «Девушка» стала частью меня. Когда выставка закончится, я заберу ее домой.
Герцогиня покачала головой. Мы как раз остановились рядом с горкой и тучкой, то есть с мобилем на горке и тучкой. Улыбка на лице ее светлости говорила о том, что она тоже задумалась о чем-то веселом. Например, о том, как мобиль туда попал или как водитель будет оттуда выбираться… хотя для водителя это точно невесело.
Всевидящий, что мне за чушь в голову лезет?
А впрочем, неудивительно. Я, кажется, беседую с герцогиней. И кажется, только что отказалась продать ей картину.
Ой-й-й.
— Что ж, понимаю, — вздохнула она и, наконец, повернулась ко мне. — В таком случае позвольте дать вам совет, Шарлотта.
Я внимательно посмотрела на ее светлость.
— Снимите картину с выставки.
Очарование разговора развеялось, словно его и не было.
— Снять? — тихо переспросила я. — Сегодня?
— Сейчас.
Не понимаю. Она же только что сказала, что «Девушка» ей нравится!
— Шарлотта, ваша картина чудесна, но она не для нашего времени. Не для нашего общества.
— А для какого? — выдохнула я. — Разве это время когда-нибудь придет?
— Когда-нибудь придет обязательно, — ее светлость улыбнулась. — Но не сейчас. Наши с вами современники слишком категоричны и такого не простят.
— Чего именно? Внимания? Успеха?
— Дерзости. Для них это дерзость, Шарлотта. Вы бросаете вызов современным устоям и всем, кто им следует.
— Благодарю за совет, ваша светлость, но картина останется на выставке.
Какое-то время она внимательно смотрела на меня, а после кивнула:
— В таком случае мне остается только пожелать вам удачи. Была очень рада с вами побеседовать, Шарлотта.
— Взаимно, ваша светлость.
Герцогиня развернулась (удивительно плавно, словно в танце), а я снова опустилась в реверанс. Стоило нам разойтись, как внимание тут же переключилось на нее, хотя пару прицепившихся колючками взглядов еще поймала, пока сама пыталась отыскать Ирвина. Он стоял чуть поодаль: заметив, что я освободилась, тут же направился ко мне.
— Шарлотта, у тебя глаза как блюдца.