Хорошо, что не как суповые миски. Такие же бездонные и осмысленные.
— Ее светлость спросила, во сколько я оцениваю картину.
— Она хотела купить «Девушку»?!
— Да.
— А ты…
— Я отказалась.
— И не зря. Она пользуется успехом.
Обернулась: публика и впрямь стекалась к «Девушке». Кто-то отходил, их место тут же занимали другие. Зал наполнялся людьми и голосами, шумом шагов, шелестом платьев, но кажется, ни возле одной картины не задерживались так надолго. Я просто глазам не могла поверить. Столько людей, и все… все смотрят на нее!
Как я могу ее снять?!
И что плохого может случиться, если «Девушку» увидят люди?! Почему она такое сказала? Зачем?
— Она удивительная, — проследив мой взгляд, с улыбкой произнес Ирвин.
Он взял меня под руку, и мы медленно пошли вдоль залы.
— Ты правда так думаешь?
— Вы в чем меня сейчас обвиняете, мисс Шарлотта Руа? В подхалимаже? — Он грозно сдвинул брови, и я легонько стукнула его по руке.
— Ирвин, прекрати! Мне правда важно это знать.
— Она действительно прекрасна. Пока вы разговаривали, у меня было время рассмотреть получше, и… Шарлотта, она как живая. Понимаю, почему ее светлость хотела ее купить.
Закусила губу.
— Ее светлость просила меня снять картину с выставки.
— Что? — Он даже замедлил шаг. — Почему?
— Сказала, что она может мне навредить.
Ирвин приподнял брови:
— Глупости.
— Ты так считаешь? — с надеждой взглянула на него.
— Да. Вероятно, ее светлость расстроилась после твоего отказа и решила тебя осадить.
Мы как раз остановились у лестницы, и он внимательно посмотрел на меня. Не в силах сдержать улыбку, слегка закусила губу.
— Безумно рада, что ты пришел.
— Я тоже, — серьезно произнес он. — Не хочу с тобой расставаться, Шарлотта.
От столь неожиданного признания слегка загорелись щеки. Возможно, потому, что сейчас он смотрел на меня совсем не как на младшую сестренку или воспитанницу леди Ребекки. Его взгляд скользнул по моему лицу, и мне захотелось поправить выпущенный из прически локон.
Дурацкая привычка!
В ту минуту, когда я об этом подумала, Ирвин дотянулся и заправил прядку мне за ухо. И тут же поспешно убрал руку.
— Зато в воскресенье времени у нас будет предостаточно, — произнес он. — И я наконец-то отдам тебе подарок.
— Подарок?! Ты привез мне подарок?! Из Рихаттии?
— Ни слова больше. Все узнаешь в воскресенье.
— Ирвин! Это нечестно!
В ответ он только заговорщицки улыбнулся и поцеловал мне руки. Сначала одну, затем другую. Я смотрела ему в глаза, как во сне, вот только сейчас хотелось прыгать от счастья. Всевидящий, как мне вообще такое могло присниться? Это не сон, это бред какой-то, дурное наваждение, кошмар! Как и все, что было помимо…
— Очень трогательно, — знакомая насмешка ударила в спину.
Я глубоко вздохнула и медленно обернулась.
Что ни говори, а некоторые кошмары имеют обыкновение оживать.
— Вы что-то хотели? — тон Ирвина стал жестким.
Орман шагнул ближе и остановился напротив него: Ирвин был выше его на голову, но это преимущество терялось под ледяным давящим взглядом. Затянутая в перчатку рука обманчиво-спокойно сжимала набалдашник трости.
— Всего лишь переговорить с мисс Руа. О нашем деловом соглашении.
Желудок скрутило: совсем как в детстве, под взглядом отца леди Ребекки или гувернантки, что доставала розги.
— Шарлотта? — Ирвин взглянул на меня.
— Все в порядке, — выдавила через силу и даже улыбнулась. Надеюсь, получилось. — Это связано с размещением картины, месье Орман занимается… некоторыми вопросами.
Орман слегка наклонил голову, насмешливо глядя на меня, а Ирвин нехотя отпустил мои руки.
— До встречи в воскресенье, Шарлотта.
— До встречи.
Я смотрела ему вслед, пока он поднимался по лестнице, а после снова повернулась к Орману.
— Вы не могли подождать?
— С какой стати? Мне было скучно.
Последнее он произнес так, словно я была для него развлечением.
— Ценителю искусства стало скучно среди картин?
— Я обошел всю выставку и не нашел здесь ничего интересного. Кроме нее, — он тростью указал на «Девушку», — и, разумеется, вас.
— Может, вам стоить проверить зрение? Здесь множество прекрасных работ.
— Снова дерзите, мисс Руа? Как думаете, захочет он с вами знаться, если узнает о нашем договоре?
Внутри все похолодело.
— Вы этого не сделаете.
— Вы так считаете?
Орман был выше меня на голову: должно быть, из-за этого создавалось чувство, что смотрит он надо мной. Не сквозь, как случалось в разговоре с графом Вудвордом или владельцами художественных галерей, а именно над. Это было странное ощущение, ледяное, как кардонийская сталь, и сам он был как кардонийская сталь при дорогой рукоятке и ножнах. Не нужно было особо присматриваться, чтобы понять, что его одежда стоит целое состояние. От шейного платка, скрепленного булавкой, до начищенных до блеска ботинок.
— Вы дали мне слово.
— Разумеется. Мы договорились, что я напишу вас обнаженной, мисс Руа. Чем с большим удовольствием займусь в самое ближайшее время. Скажем, в воскресенье.
— Нет! — выдохнула я.
— Нет?
По тонким губам скользнула едва уловимая тень холодной насмешки. Всевидящий, как я вообще могла подумать, что этот мужчина способен на улыбку?! Что он вообще способен на что-то хорошее?!
— В воскресенье, мисс Руа. В двенадцать. Жду вас у себя по этому адресу. — Мне в ладонь лег картонный прямоугольник.
— Только не в воскресенье, — сдавила злосчастную карточку в руке, чувствуя, как бешено колотится сердце. — Вы же слышали, у меня назначена встреча.
— Которую вам придется перенести.
— Назначьте любой другой день, месье Орман, — вскинула голову, с вызовом глядя на него. — В воскресенье я не приду.
— Значит приползете.
От того, как это было сказано, по коже прошел мороз. Прежде чем я успела ответить, он развернулся и направился к лестнице. Прямой, как выхваченная из ножен сталь, и равнодушный ко всему, что осталось за спиной.
Прямой?
Я смотрела на него, не в силах поверить глазам. Орман не только не опирался на трость, скорее, перехватил ее как оружие: большой палец на набалдашнике, остальные сжимают шафт с такой силой, что тот чудом остается цел. Представить этого мужчину сутулящимся или прихрамывающим было решительно невозможно. Равно как и…
Мужчину из моего сна.
Я сидела на подоконнике и грызла карандаш. Вредная привычка, за которую меня постоянно стыдили, но сейчас стыдить было некому. Разве что мисс Дженни, и та спала, уютно свернувшись клубочком на тахте. А я рисовала. Рисовала несмотря на то, что было уже далеко за полночь — с выставки вернулась поздно. Рисовала, подтащив поближе лампу-артефакт (на нее уходила приличная часть жалованья, но художнице без такой лампы никуда). Рисовала, вытягивая образ из глубин сознания по чертам.
Хищный разлет бровей и жесткий взгляд светлых глаз, прямой нос, мягкая линия подбородка и красиво очерченный контур губ. Серебристая прядь, словно иней впитался в волосы (почему-то мне казалось, что это важно). Закончив, подтянула набросок, который сделала раньше, соединила два листа вместе и поднесла к свету.
Они не были похожи.
Даже близко не были, резкость Ормана не вязалась с красотой мужчины на втором наброске. Красотой бесспорной, пусть и жесткой. Хотя кое-что общее у них все-таки было: взгляд. В глубине светло-серых глаз не то плескался туман, не то стягивалось тучами грозовое небо. Мертвое, как на темной стороне полотна.
И что это доказывает?
Только то, что я схожу с ума. Или то, что Орман играет со мной во снах через заклятие долга. Так, кажется, он его называл? Подтянув рукав, рассматривала «долговую расписку». Может ли узор проводить меня в его сны, или его в мои? Дурацкая мысль засела в сознании, и никак не хотела его покидать. Дурацкая, но откуда тогда это странное ощущение реалистичности? Эти откровенные бессовестные сюжеты? Он говорил, что я пытаюсь управлять снами, но если снами можно управлять, что мешает ему делать это со мной? С помощью магии, ведь началось это именно после того, как он поставил мне метку.
И что мешает попробовать мне?
Чувствуя себя донельзя глупо, я покосилась на кровать. Вздохнула и потерла холодные руки друг о друга. Я что, действительно собираюсь это сделать? Заснуть и во сне попытаться найти Ормана? Заставить его все рассказать?
М-да.
— Мисс Дженни, твоя соседка сошла с ума, — доверительно сообщила я.
Кошка мурлыкнула и потянулась, явно намекая на то, что кому-то пора спать. В частности, мне, и не мешать делать это ей. В общем-то, наши мысли совпадали, вот только мисс Дженни не могла мне помочь в том, к чему я готовилась. Если это вообще возможно.
Переодевшись ко сну, завернулась в покрывала и закрыла глаза.
Ладно. Ну и как это делается?
Мне нужно представлять что-то, или думать о чем-то? Например, о метке или об Ормане? Положила руку на запястье, где дремал узор. Коснулась пальцами кожи: по ощущениям он напоминал старенький, едва различимый шрам. Разве что шрам не мог быть таким горячим.
«Сон, — напомнила себе. — И Орман».
Проще всего зацепиться за последние ощущения, поэтому мысленно снова перенеслась в залу. Бурлящую от людских голосов, шагов, шороха юбок. Перед глазами снова замелькали образы, но я сосредоточилась на «Девушке». И на Ормане, стоящем рядом со мной.
«В воскресенье, мисс Руа. В двенадцать».
Ну и где гарантия, что во сне я окажусь там, где нужно?
Стараясь дышать глубоко и ровно, мысленно считала мелькающие перед глазами платья. Одно, другое, третье, четвертое… Спать и правда хотелось, поэтому цвета в воспоминаниях становились все более тусклыми. Краски меркли, в воцарившейся тишине было слышно только негромкое мурчание мисс Дженни и мерный ход небольших часов, которые висели на стене.