У кабинета ситуация с дверью повторилась, разве что на этот раз она сама захлопнулась за моей спиной. Граф подошел к столу и обернулся: сдвинутые брови и раздутые ноздри однозначно говорили о том, что он не в самом лучшем расположении духа. Не говоря уже о том, что мне даже не предложили сесть.
— Я слушаю ваши объяснения, мисс Руа.
Слова застыли в груди: честно говоря, даже не представляла, за что мне извиняться. По сути, я не сделала ничего плохого, просто воспользовалась его библиотекой. Всевидящий, да я даже не пыталась вынести книгу, но на меня смотрели, как на преступницу!
— Что вы делали в моей библиотеке? Да еще и в разделе магии?
Тяжелый взгляд лег мне на плечи, но вопреки всему я их расправила.
— Это личное.
Наверное, хуже было бы только, если бы я сообщила, что собиралась провести какой-нибудь ритуал из Темных времен или воспользоваться запрещенными заклинаниями. Брови графа сошлись на переносице так плотно, словно собирались врасти одна в другую.
— Поразительно! — произнес он. — Вы считаете возможным расхаживать по моему дому, где вам вздумается, и разговаривать со мной в таком тоне?!
— Со всем уважением, милорд, я не сказала и не сделала ничего оскорбительного.
— Не сделали ничего, мисс Руа? — язвительно произнес граф. — Тогда взгляните на это.
Он подхватил со стола «Светоч» (самую известную газету Лигенбурга, если не всей Энгерии) и вручил мне. Раскрытую на середине.
В минувшую пятницу Королевский музей искусств открыл двери для начинающих, и, безусловно, перспективных живописцев, в будущем способных внести ощутимый вклад в развитие культуры Энгерии. К сожалению, далеко не все из юных дарований правильно понимают миссию, возложенную на искусство, и опасность свободомыслия. К таковым можно отнести и мисс Шарлотту Руа, представившую на экспозиции свой сюжет под названием «Девушка в цепях».
Я оторвалась от чтения лишь потому, что взгляд графа прилип к моему лицу. Настолько, что я ощущала его всей кожей, и чувство это было не из приятных.
«Безусловно, скандальным является сам факт того, что такое полотно пропустили на выставку. Не говоря уже о женском авторстве и о содержании: на картине представлена полураздетая особа, закованная в цепи и рвущаяся на свободу».
Строчки замельтешили перед глазами, путаясь и заплетаясь в косички. Скручиваясь в жгуты, и снова распускаясь в линеечки. Из чистого упрямства я дочитала статью до конца.
«Что это, если не насмешка над обществом и его ценностями? Ценностями, которые современные женщины впитывают со дня своего рождения и оберегают столь же трепетно, как и свою репутацию? Но мисс Руа, видимо, эти понятия незнакомы. Неуемные амбиции, самовыражение — вот что эта женщина ставит на первый план. Самовыражение, граничащее с дерзостью, пошлостью и наплевательским отношением к нормам морали и нравственности. Самовыражение, ради которого она не стесняется использовать все возможные средства.
Если наше искусство станет таким, мы не сможем поручиться за устои и многовековые традиции, которые превратили Энгерию в великую державу».
С губ сорвался смешок. Нервный, не иначе.
— Вы находите это смешным? — холодно спросил граф.
— Нет, я…
Нахожу, что это бред. Да они разве что в экономическом кризисе меня не обвинили!
К счастью, я вовремя прикусила язык.
— Супруга уверяла меня, что ваша картина вульгарна.
— Граф, я не вкладывала в «Девушку» ничего такого, о чем написано зде…
— Помолчите. Она уверяла меня так же, что вы вели себя крайне недостойно. В обществе сына вашего опекуна, если не ошибаюсь, откровенно флиртовали с другим мужчиной.
От неожиданности задохнулась.
— Но… но это неправда!
— Разве? Сегодня я побывал на выставке, и вынужден согласиться с графиней. Ваша картина безнравственна. Кроме того, у меня состоялась неприятная беседа с мистером Ваттингом, который подтвердил беспардонное ходатайство за вас некоего… месье Ормана.
Я раскрыла рот, но тут же его закрыла.
Иногда лучше помолчать, потому что сказать мне хотелось многое. Ну очень многое. В частности, что мистер Ватттинг — трусливый шовинист, что Лина, которая в библиотеке выставила меня бессовестной нахалкой, в свое время обменивалась письмами с будущим женихом и тайком бегала к нему на свидания, во время которых вела себя отнюдь не как образец благопристойности. Впрочем, я бы себе скорее язык откусила, чем выдала чужие секреты, поэтому просто сцепила дрожащие руки за спиной. Внутри все переворачивалось от несправедливости обвинений: прочитанных и высказанных в лицо.
— Если бы я знал, ни за что бы не направил вас к мистеру Ваттингу. Но я думаю, что мы с вами можем это исправить. — Голос графа неожиданно смягчился, а взгляд потеплел. — Думаю, что все это произошло… как бы это поточнее выразиться, от неопытности. Когда юная мисс оказывается одна, соблазны свободной жизни ложатся на ее плечи тяжким бременем. Я сам когда-то был молодым, поэтому не могу вас винить.
Если можно было сказать что-то более нелепое, то пока я не находила, что. Поэтому просто стояла и молча хлопала глазами.
— Разумеется, я не смогу сохранить за вами место, — с некоторым сожалением произнес граф, — но я могу обеспечить вам красивую жизнь. И даже больше, Шарлотта. Намного больше…
Фамильярность и смысл сказанных им слов ударили в сознание сильнее, чем прикосновение к руке, когда Вудворд попытался забрать у меня газету. Прежде чем я успела опомниться, широкая ладонь графа вольно легла чуть ниже моей талии, притягивая к себе.
С проворством, которого сама от себя не ожидала, я сунула между нами газету, и Вудворд смачно поцеловал типографский шрифт. В следующий миг листок выдрали из моей руки и отшвырнули в сторону.
— Отпустите! — рванулась изо всех сил, но он только плотнее притянул меня к себе.
— А вы с характером, мисс Руа. — Глаза графа сверкнули. — Люблю женщин с характером.
Прежде чем я успела опомниться, рука Вудворда легла мне на грудь, сминая через ткань платья.
— Нет! — прошептала задыхаясь, тщетно пытаясь вырваться из захвата. — Нет!
— Тише! — прошипел он, и широкая ладонь запечатала мне рот.
Воздуха не хватало, но я все равно вцепилась в нее зубами, вцепилась изо всех сил. Рот наполнил солоноватый привкус крови, граф взвыл, и щеку обожгла пощечина, от которой зазвенело в ушах. Я пошатнулась, с трудом удержавшись на ногах, кабинет поплыл перед глазами. Над нами прокатилась волна магии, на миг поглотившая все звуки: Вудворд накинул полог безмолвия. Бросилась к двери, но он перехватил меня и с силой швырнул к столу. Щелчок повернувшегося ключа прозвучал громче выстрела, а взбешенный граф шагнул ко мне.
— Поклясться могу, с месье Орманом вы были более покладистой…
— Нет.
Вудворд как-то странно дернулся, отпрянул от меня и захрипел. Лицо его дергалось и размывалось, поэтому в первый миг показалось, что у меня галлюцинации. Потому что Орман шагнул к нам прямо из… воздуха. Напоенного зеленью воздуха, от которого по коже тянуло холодом. Изумрудная плеть, обернувшаяся вокруг графского горла, шипела как готовая ужалить змея, а сам граф замер, судорожно хватая ртом вдохи. Он попытался перехватить наброшенную петлю, но тут же вскрикнул и затряс рукой.
— Очень предусмотрительно с вашей стороны было поставить полог безмолвия, — заметил Орман, наматывая хлыст, совершенно не причинявший ему вреда, на запястье.
— Вы… вы кто такой… и что вы тут делаете? — прохрипел Вудворд.
— Я пришел за своей женщиной, которую вы, если меня не обманывает интуиция, только что собирались взять силой. И… — взгляд Ормана скользнул по моему лицу, задержавшись на пылающей щеке и превращаясь в угли, — если не ошибаюсь, вы ее ударили.
Я даже вздохнуть не успела, как граф согнулся пополам, а вывернутая за его спиной рука хрустнула, и глаза Вудворда вылезли из орбит. Он заорал так, что мне захотелось попятиться, вместо этого я отпрянула и наткнулась на стол. Моргнула, глядя на стоящего на коленях графа. Потом еще раз.
— Просите прощения, — жестко сказал Орман.
— Ч-что…
— Я сказал: просите прощения. Или сломаю вторую.
Не выпуская хлыста, перехватил руку графа, которой тот цеплялся за пол.
— Я прошу прощения! — выпалил Вудворд.
Глаза его сверкали от ненависти, будь у него возможность, он бы придушил нас обоих.
— Не верю. — Орман сильнее надавил на запястье, и граф взвыл. — Просите прощения выразительнее. Вы вели себя как перебравший матрос в таверне, это тоже не забудьте упомянуть.
В его голосе звучала плохо скрываемая издевка, нанизанная на металл.
— Прошу прощения, мисс Руа, — процедил Вудворд. — Я вел себя недостойно, и я это признаю.
— Чудно. — Хватка Ормана разжалась, хлыст с шипением растаял в воздухе. Не в силах поверить в то, что произошло, переводила взгляд с баюкающего руку графа на стоявшего напротив мужчину. — Потрудитесь прислать расчет и вещи мисс Руа по этому адресу.
Он сунул карточку в нагрудный карман Вудворда.
— Все уяснили?
— Вы пожалеете. Я вам устрою веселую жизнь, вам и вашей…
Полог безмолвия рухнул в одно мгновение: рассыпался тишиной, звенящей в ушах, чтобы потом все звуки стали несоизмеримо ярче.
— Не говорите того, о чем потом можете пожалеть, граф, — удивительно мягко сказал Орман, но эта мягкость сдавила шею не мягче магического хлыста. — В ваших же интересах, чтобы случившееся здесь осталось между нами. В противном случае все ваши визиты в дом удовольствий мисс Лизбет Рокман, все ваши маленькие пристрастия вроде наручников и исхлестанной задницы, станут достоянием общественности.
Он сложил пальцы на уровне подбородка, глядя на злющего графа.
— Хороший подарок дочери на помолвку, не так ли? Кстати, не уверен, что она состоится. После такого.
Прежде чем Вудворд успел ответить, Орман шагнул ко мне и накинул на плечи свое пальто.