Я вывернулась из ее рук и оказалась с ней лицом к лицу.
— Это не прихоть, леди Ребекка! — я чуть повысила голос. — Это моя жизнь. Творчество — это моя жизнь, и я никого не собиралась им оскорблять! Ничьи зашоренные умы, в которых творится непонятно что. Я просто хотела представить на выставке историю, из-за которой не спала ночами. Что в этом плохого?
— Ничего. Конечно же ничего, — примирительно сказала она. — Я не это хотела сказать.
— А что? — задыхаясь, выдохнула ей в лицо. — Что вы хотели сказать? Я ведь не железная, леди Ребекка, и вчера я пришла к вам за помощью! Пришла, потому что вы… вы мой единственный близкий человек… И что мне сказали вы?! Что я соблазняла графа!
Слез не было, но меня всю трясло. Я снова обхватила себя руками, хотя сейчас мне было даже жарко.
— Кажется, нам двоим нужно успокоиться, — пробормотала леди Ребекка и указала на стол, куда поставила коробочку. — Я принесла булочки с ванильной мастикой, как ты любишь. Может быть, выпьем чаю и поговорим?
— Я никуда не поеду! — выпалила я.
— И не надо, — она развязала шляпку. — Я здесь вовсе не за этим.
— Тогда зачем? — спросила, глядя ей в глаза. — Чтобы пить со мной чай?
— Ты невыносима, Шарлотта! — леди Ребекка повысила голос, но тут же снова смягчилась. — Оливер нашел того, кто готов обучать тебя магии.
Такого я точно не ожидала, поэтому замерла.
Обучать меня магии? Не может такого быть!
— И этот кто-то живет в Фартоне? — уточнила.
— Нет. Здесь, в Лигенбурге.
— Удивительно.
Виконтесса, которая уже начала расстегивать пальто, вздрогнула. Глаза ее сверкнули.
— Я поняла. Тебе гораздо интереснее лелеять свои обиды, чем сделать шаг к примирению, — сухо произнесла она. — Когда успокоишься и сможешь говорить нормально, дай мне знать.
Подхватив шляпку, леди Ребекка надела ее и принялась затягивать ленты. Она была так близко: чуть вздернутый подбородок, красивый нос, тень от длинных ресниц на щеках. Виконтесса завязывала бант, а в памяти яркой вспышкой оживала картина из детства.
Фартон, ранняя весна, мы собираемся прогуляться к морю. Я прижимаю к себе куклу, а леди Ребекка опустилась рядом со мной и перевязывает бант на моей шляпке (ей не понравилось, как няня его завязала). Она улыбается и смотрит на меня: светло-светло, как солнце, что заглядывает в узкие витражные окна. Здесь, в холле, холодно и мрачно, но за дверями совсем другая жизнь. Напоенная свежестью, пением птиц, просыпающейся после холодов природы.
— Вот так лучше, — говорит она и целует в щеку. — Теперь ты самая красивая девочка в мире. Самая-самая.
А потом подхватывает на руки, совсем как ее светлость свою очаровательную дочку.
Леди Ребекка шагнула к дверям, и я бросилась за ней.
— Не уходите, — сказала тихо.
Она остановилась и обернулась — медленно, а потом протянула мне руки. Я шагнула к ней, и леди Ребекка заключила меня в объятия. Облако ее духов (сладких, как вата на празднике), окутало с головой. Удивительно, но я помнила совсем другой запах: цветочный, с мягкими нотками ванили и оттеняющей ее горечи. Совсем, как… аламьена.
— У вас раньше были другие духи, — сказала я, прижимаясь щекой к воротнику пальто и улыбаясь.
— Что?
— Другие духи. Когда мы жили в Фартоне.
— Странная ты, Шарлотта. — Леди Ребекка обнимала меня как-то неловко, словно забыла, как это делается. Не притягивая к себе, просто едва касаясь руками. — Ну так что, угостишь меня чаем? А я расскажу тебе об учителе, которого нашел виконт.
Я глубоко вздохнула, не желая ее отпускать. Это было забытое чувство из детства, забытое чувство нашей близости — когда можно нырнуть в объятия и знать, что в них так уютно. Когда на полях и на склонах холмов раскрывались цветы, и мы вместе собирали букеты. Когда она вплетала их в мои волосы и говорила, что я похожа на маленькую элленари, представительницу волшебного лесного народа, о котором в Энгерии слагали легенды.
— Конечно. Только мне надо спуститься за водой.
— Я подожду.
Она отстранилась и снова принялась развязывать шляпку. А я быстренько сбросила пальто, взяла чайник и отправилась на кухню, даже не сдерживая улыбку. Как же быстро все может перемениться! Еще утром мне казалось, что придется искать работу в школе для девочек, а пару часов назад герцогиня предложила мне помогать с созданием декораций. Еще утром я вынуждена была выбирать, соглашаться ли мне на условия Ормана или подвергать опасности себя и других, а сейчас леди Ребекка говорит, что виконт нашел для меня учителя. Да Всевидящий с ним, с учителем. Главное, что мы с ней помирились. Главное, что она меня любит. Любит, несмотря ни на что. Несмотря на все жестокие слова, которыми мы с ней обменялись, несмотря на пакость от Вудворда и эту дурацкую статью.
Дожидаясь, пока закипит вода, я смотрела в запотевшее кухонное оконце сквозь мутное стекло и разводы от ладони. Сейчас даже метель за окном напоминала снегопады в Фартоне: уютные, мягкие, после которых снег если и ложится, то ненадолго, а потом очень быстро сходит. А как красиво, когда снежинки падают в море…
Взлетела наверх и обнаружила, что леди Ребекка стоит, приподняв подол. Заслышав мои шаги, она стремительно обернулась, с выражением нескрываемого ужаса на лице.
— Шарлотта, у тебя что, мыши?!
Прислушалась: под тахтой что-то шуршало.
— У меня кошка. — Я улыбнулась, вспомнив, что мисс Дженни сегодня весь день сидит дома. После ухода леди Ребекки надо будет ее покормить и выпустить прогуляться перед сном.
— Кошка?! — Она приподняла брови, а вот подол опустила. — Тебе разрешили держать кошку?
— Ну… не совсем, — я водрузила чайник на подставку.
Только сейчас заметила, что Миллес Даскер все еще лежит на столе, поспешно загородила книжку собой и быстренько сунула в ящик. Пока леди Ребекка прохаживалась по мансарде, я сполоснула руки и заварила чай. Расстелила скатерть, достала чашки и блюдца, раскрыла коробочку с булочками. Это оказались пышные завитки, политые и пропитанные ванильной мастикой. Запах от них был просто умопомрачительный!
— Прошу.
Леди Ребекка приблизилась, аромат ее духов смешался с ароматом сдобы, снова напоминая об аламьене. Я вдруг отчетливо вспомнила белый цветок в раскрытых ладонях, и, когда она устроилась за столом, поинтересовалась:
— Скажите, там, где вы жили в Вэлее, есть аламьена?
Леди Ребекка замерла, хотя до этого поправляла и без того безупречную прическу. Улыбка, с которой она повернулась ко мне, почему-то показалась неестественной и бледной.
— Откуда ты знаешь про аламьену?
— Я ее вспомнила, — ответила, перекладывая булочку к себе на тарелку. — Когда во мне проснулась магия. Наверное, мама мне ее показывала.
— Ты не можешь ничего помнить, Шарлотта. Ты тогда была совсем кроха.
— Но я его видела… Белоснежный цветок с тонкими лепестками, который пахнет так, что голова начинает кружиться.
— Этого не может быть! — Резкий голос леди Ребекки заставил подпрыгнуть. Я чуть не выронила чайник (к счастью, не выронила, но ситечко качнулось, и на скатерти расплылась безобразная клякса). — Тебе и трех лет не было, когда мы уехали из Вэлеи. Наверное, все дело в магии…
— В магии?
— Или в потрясениях, из-за которых у тебя проснулась магия, — пробормотала она. — Как ты, говоришь, она у тебя проснулась?
— Меня очень сильно напугали.
— Кто?
— А это имеет значение?
Леди Ребекка нахмурилась, но ничего не сказала. Только покачала головой, когда я захотела положить булочку для нее.
— Ты же знаешь, я не ем сладкого. Это все для тебя.
— Спасибо. — Я откусила от булочки, наслаждаясь любимым сливочно-коричным вкусом. Леди Ребекка крутила чашечку по блюдцу и пристально смотрела на меня, словно чего-то ждала. Поэтому я прожевала кусочек и добавила: — Вы так ничего и не сказали про аламьену, леди Ребекка. Могла мама мне ее приносить?
Мне бы хотелось верить, что это не просто игра сознания, что я действительно вспомнила мамины руки. Странное чувство, но именно сейчас, прокручивая эти воспоминания, я вдруг почувствовала нежность, исходящую от раскрытых ладоней. Нежность, удивительную мягкую силу, тепло, и… любовь.
Почему же она от меня отказалась?
— Не помню. — Леди Ребекка покачала головой. — Может быть. В те годы мне было не до цветов — ты же знаешь, что я была очень слаба здоровьем, ко мне постоянно приезжали целители, я сама посещала воды… Словом, восторгаться природой и местными красотами мне было некогда. Не говоря уже о том, чтобы помнить такие мелочи.
Я зевнула и откусила еще кусочек булочки. Непонятно почему вдруг захотелось спать, так дико, что я потянулась за чаем. Сделала несколько глотков, откинулась на спинку стула и зевнула еще раз.
— Простите, — пробормотала еле слышно. — У меня выдались не самые легкие дни.
Леди Ребекка не ответила, только приподняла брови. Руки ее, сложенные на платье, чуть подрагивали. Платье виконтессы тоже чуть подрагивало, а вместе с ним стул, комната и окно. Попыталась подняться, но голова закружилась, и я опустилась обратно. Сон теперь накатывал волнами дурноты, грозя затянуть в свои объятия столь стремительно, что мне стало не по себе. От этого, а еще от взгляда леди Ребекки: жесткого, холодного. Она снова смотрела на меня свысока. Смотрела так, как вчера вечером, в гостиной, когда обещала, что я больше никогда не перешагну порог ее дома.
В эту минуту я отчетливо поняла, что нет никакого учителя.
Нет и не было никогда, просто…
— Что… что вы со мной сделали?! — Я все-таки поднялась.
Голова кружилась и казалась пустой, я ухватилась за спинку стула. Пальцы казались слабыми, но я только сильнее их сжала, чтобы не упасть.
— Добавила в твое угощение немного зелья. — Леди Ребекка поднялась тоже: видимо, чтобы снова смотреть на меня сверху вниз. — По-хорошему ты не понимаешь, поэтому будешь сидеть в Фартоне взаперти. Пока не научишься вести себя как подобает девице в твоем положении.