Дежурный ведет себя так бесцеремонно, что я не верю своим ушам.
А, ага, – говорит он. – Ну, так кто вам нужен – одна или один из вестниц-вестников или как там, или один из семи гномов? Какого из них вам хочется? У нас есть Простачок, Чихун, Ворчун, Скромник, Соня, Офис и еще один, его имя придется для вас поискать.
Я хотела бы поговорить со своей сестрой, Антеей Ганн, пожалуйста, – говорю я. – И хватит острить по поводу ее тэга.
По поводу чего? – говорит он.
Через много лет, – говорю я, – вы лично, да и сама Инвернесская полиция станете всего-навсего сухим перечнем пыльных имен, сохраненным на карте памяти старого компьютера. А вестницы, вестники… Они станут легендой.
Угу, – говорит он. – Если вы соизволите положить сейчас же трубку, миз Ганн, я позволю вашей сестричке мигом вам перезвонить.
(Я собираюсь подать официальную жалобу, пока жду звонка. Единственный человек, которому разрешено прикалываться над моей сестрой, – это я.)
Где ты была? – говорит она, когда я беру трубку.
Антея, ты действительно думаешь, что изменишь мир хотя бы на йоту, если назовешь себя смешным именем и будешь заниматься тем, чем занимаешься? Ты действительно думаешь, что хоть чуточку уменьшишь все эти несправедливости, все эти страдания, все эти беззакония, все эти тяготы при помощи пары слов?
Да, – говорит она.
Ладно. Хорошо, – говорю я.
Хорошо? – говорит она. – Ты не сердишься? Cовсем не злишься на меня?
Нет, – говорю я.
Нет? – говорит она. – Ты врешь?
Но я думаю, ты еще должна научиться отмазываться от полиции, – говорю я.
Ну да, – говорит она. – Что ж, мы над этим работаем.
Ты и та девушка с крылышками на пятках? – говорю я.
Ты что, оскорбляешь Робин? – говорит она. – Если так, то я снова буду стебаться над твоим моциком.
Ха-ха, – говорю я. – Если хочешь, можешь взять поносить один из моих защитных шлемов. Хотя, возможно, ты не захочешь, ведь на нем нет таких же крыльев, как на шлеме Робин.
А? – говорит она.
Это отсылка, – говорю я. – К первоисточнику.
А? – говорит она.
Не говори «а», говори «прости» или «извини». В смысле, как у Меркурия.
Как у кого? – говорит она.
Меркурий, – говорю я. – Ты же знаешь. Самый первый вестник. Крылья на пятках. Погоди минутку, я спущусь за своим «Словарем мифологических…»
Нет-нет, Мидж, никуда не уходи. Просто послушай, – говорит она. – Я не могу долго висеть на этом телефоне. Я не могу попросить папу. Робин попросить некого. Просто выручи нас один раз. Пожалуйста. Больше я просить не буду.
Понимаю. Наверно, тебе ужасно хочется стянуть с себя этот килт, – говорю я и снова лопаюсь от смеха.
Ну, когда перестанешь казаться себе такой остроумной, – говорит она, – то если б ты смогла принести мне смену одежды, это вообще-то было бы здорово.
Но у вас же все нормально, вы обе нормально там? – говорю я.
Мы хорошо. Но если бы ты могла, как я уже сказала, просто… э… очень срочно отпроситься на час у Доминорма или кого там и освободиться из империи «Чистоты» ровно настолько, чтобы прийти и внести за нас залог… Я верну тебе деньги. Обещаю.
Не отвертишься, – говорю я. – Я ж нынче безработная.
А? – говорит она.
Я освободилась, – говорю я. – Я больше не «чистюля».
Нет! – говорит она. – Что случилось? Что не так?
Случилось все и ничего, – говорю я. – А в «Чистоте» все не так. Как и во всем мире. Но ты это и так знаешь.
Серьезно? – говорит она.
Кристально честно, – говорю я.
Ничего себе, – говорит она. – Когда это случилось?
Что? – говорю я.
Чудо. Мою сестру обменяли на какого-то ангела.
Все дело в стакане воды, поданном с добротой, – говорю я.
А? – говорит она.
Перестань акать, – говорю я. – Так вот, я думала, мы заскочим маленько позже…
А… можно мне подчеркнуть слово «срочно»?
Хотя я думала заехать сначала в садовый центр и прикупить там семян и луковиц…
Срочно-срочно-срочно-срочно, – говорит она.
А потом я думала провести остаток дня и начало вечера на берегу реки…
СРОЧНО, – орет она в трубку.
…чтобы высадить пару хороших слоганов, которые, словно по волшебству, появятся в траве будущей весной. ДОЖДЬ ПРИНАДЛЕЖИТ ВСЕМ. Или ВТОРОГО ПОЛА НЕ СУЩЕСТВУЕТ. Или КАПЕЦ ЧИСТОТЕ = КРУТО. Что-нибудь такое.
Ой, какая классная идея, – говорит она. – Засадить речной берег. Потрясная идея.
Ну, и вы чересчур многословны, – говорю я. – Все эти длинные предложения. Надо быть проще. Вам нужна помощь составителя слоганов. Вам однозначно нужна помощь креативщика…
Штатного или самозанятого? – говорит она.
…и кстати, ты знала, раз уж зашла речь о составлении слоганов… – говорю я.
Мидж, просто приди и помоги, – говорит она. – Как бы… прямо сейчас. И не забудь принести одежду.
…что слово «слоган», – говорю я, – происходит из гэльского? Это слово с очень интересной историей…
Нет-нет-нет, – говорит она, – пожалуйста, не начинай сейчас всю эту байду про правильные слова, как их следует произносить и как не следует, просто приезжай и вытащи нас отсюда, Мидж, хорошо? Мидж? Ты здесь?
(Ха-ха!)
Какое волшебное слово? – говорю я.
Теперь все вместе
Читательница/читатель, я вышла за него/женилась на ней.
Это счастливый конец. Кто бы мог подумать.
Не в том смысле, что у нас была гражданская церемония. Не том в смысле, что у нас был гражданский брак. А в смысле, мы сделали то, что спустя много столетий по-прежнему невозможно. В смысле, мы сделали то, что по-прежнему остается в наши дни чудом. В смысле, мы поженились. В смысле, а теперь пусть подойдет невеста. В смысле, мы прошагали к алтарю. В смысле, мы радостно ступали под марш Мендельсона, нам спели эпиталаму, мы подняли выше стропила, плотники, ибо не было, о жених, другой такой же невесты, как она[45]. Мы увенчали друг друга цветочными гирляндами. Мы растоптали винные бокалы, обернутые холстом. Мы оседлали помело. Мы зажгли свечи. Мы скрестили палочки. Мы опоясали стол. Мы опоясали друг друга. Мы накормили друг друга медом и лесными орехами из серебряных ложек; мы напоили друг друга чаем и саке и подсластили друг другу чай; под красивой тканью мы напоили друг друга борхани[46]; мы насытили друг друга вкусом лимона, уксуса, кайенского перца и меда, представляющих четыре стихии. Мы принесли клятву, взявшись за руки, затем испросили благословения у воздуха, огня, воды и земли; завязали узел из травы, ленты, серебряной веревки и ракушек на нитке; вылили на землю воду на все четыре стороны света и призвали в свидетели наших предков – да будет так! Мы подарили друг другу орехи кола – символ преданности, яйца, финики и каштаны – символ праведности, изобилия, плодородия, тринадцать золотых монет – символ вечного бескорыстия. Этими кольцами мы обвенчались.
В том смысле, что… Там, под деревьями, свежим весенним днем на берегу реки Несс, быстрой черной магистрали северошотландского городка; там, в окружении множества пресвитерианских церквей, мы заключили брак под цветущими ветвями, отдались друг другу и взяли друг друга, в радости и в печали, в болезни и в здравии, чтобы любить, утешать, чтить, ухаживать, защищать, обладать друг другом отныне и впредь, сколько нам обоим суждено прожить, пока смерть не разлучит нас.
Несс сказала я Несс я буду Несс.
Обращаясь к воздуху, к окружающей пустоте, к свидетельнице-реке, мы сказали да, йес. Мы сказали, что мы сейчас. Мы сказали, что мы впредь.
Мы думали, мы одни – я и Робин. Мы думали, под деревьями у собора – только мы. Но как только мы принесли свои клятвы, у нас за спиной послышались радостные возгласы, и, обернувшись, мы увидели всех этих людей, наверное, сотни, они хлопали и приветствовали, бросали конфетти, махали и бурно поздравляли.
Впереди стояла моя сестра со своей половиной – Полом. Она была счастлива. Она улыбалась. Пол казался счастливым. Он отращивал волосы. Моя сестра показала мне, словно ей самой не верилось, на пару, стоявшую невдалеке от нее, – смотри! – это они? – конечно же, это они, наши отец и мать, вдвоем, и они стояли вместе и не ругались, а очень вежливо разговаривали друг с другом, они чокнулись бокалами у меня на глазах.
Обсуждают неуместность брака, – сказала Мидж.
Я кивнула.
Впервые за много лет хоть в чем-то они согласны, – сказала я.
Там были и все остальные персонажи: Бекки с ресепшена; обе стажерки, Шантель и ее подружка Лоррен; Брайан, который встречался с Шантель; и мама Шантель, которая вообще-то не фигурировала в рассказе, но явно симпатизировала Брайану; целая толпа сотрудников «Чистоты», включая охранников, которые первыми арестовали Робин; они махали и улыбались. Ни Нормана, ни Доминика – так их звали? Их повысили и перевели в Базовый лагерь, так что здесь их не было, по крайней мере, я не заметила, ну и босс всех боссов, Кит, тоже не помню, чтобы его видела. Но работники мэрии пришли в полном составе, и некоторые служащие из других зданий, на которых мы писали: театр, торговый центр, Замок. Присутствовал мужской хор полицейского подразделения Инвернесса, он спел прекрасное попурри из Гилберта и Салливана[47]. Затем женский хор сил правопорядка Инвернесса спел не менее прекрасную хоровую аранжировку песни «Ты бы хотел (чтобы твоя девушка была такой же горячей, как я)?»[48] Затем мэр произнесла убедительную речь. Инвернесс, – сказала она, – некогда славившийся своей верой в неожиданных древних чудовищ глубин, теперь прославился чем-то новым – честностью, искусством и искусством честности. Инвернесс, известный теперь на весь мир своими гуманистическими и вдохновляющими общественными произведениями искусства, вчетверо увеличил приток туристов. Тысячи новых людей приезжают специально, чтобы посмотреть на общественные экспонаты. И не только «Антикварное автошоу», но и «Хвалебные песни»