Город находился на высоком берегу реки. С пригорка, откуда съезжали мы, он был виден, как на ладони. Тысячи домов стояли стройными рядами, и между ними были одинаковые просветы. Все дома были побелены и походили на озерных чаек. А посреди города стоял высоченный дом с красивым куполом.
Вот он каков, город, где собраны все чудеса света: роскошные дворцы, фонтаны, экипажи, которые несут человека быстрее ветра. Здесь живут феи, ханы и все остальные необыкновенные люди, о которых я знал по сказкам. И еще есть здесь детдом, куда собирают таких, как я…
Иргиз — Алма-Ата, 1966–1968 гг.
РАССКАЗЫ
БОЙ
перевод М. Симашко
Лес стоит как в сказке, недвижный, укрытый снегом. Лишь изредка в звонкой морозной тишине сорвется с ветки горсть снега, и тогда долго не замирает гулкое эхо. Причиной тому белки, шныряющие в ветвях и трогающие слежавшийся с осени снег. Если бы не они, лес и вовсе бы казался заколдованным.
В этой девственной тишине особенно ясно слышно, как шуршат по снегу лыжи. Их триста человек в белых маскировочных халатах, и шорох лыж сливается в какой-то таинственный неземной шум. Слышно еще тяжелое дыхание бойцов и шепот командиров. Наступают сумерки, за ними приходит ночь, а отдельный лыжный батальон продолжает двигаться вперед, не снижая скорости. Солдаты идут колоннами, в затылок один другому. Впереди, на прокладке лыжни, самые опытные…
Командир батальона, капитан Захаров, идет в голове колонны, лейтенант Ескараев замыкает цепь. Оба они земляки, из Северного Казахстана. На лыжах ходят с детства и воюют вместе уже больше года. Они — «старики» батальона. Захарову — двадцать пять лет, Ескараеву — двадцать. Солдатам по восемнадцать — девятнадцать лет, многие еще не участвовали в боях, и это беспокоит командиров.
Буквально накануне выступления к ним влили пятьдесят человек из маршевой роты. Среди них было много казахов. Лейтенант Ескараев провел комсомольское собрание, говорил по-русски и по-казахски. За несколько дней они как будто освоились, но короткого знакомства мало для подлинной спайки. Как поведут себя в бою новички?
Одно дело — разговоры, другое — бой. Хоть и говорят казахи, что «в пятнадцать лет человек — хозяин очага», а трудно восемнадцатилетнему парню решиться на смерть. В бою каждому придется принимать это решение. Разве с ним не происходило то же самое, когда он в первый раз услышал свист пули над головой?!
Как все сдвинула война! В нормальное время люди в восемнадцать лет только заканчивают школу, начинают жить. Матерям все еще кажется, что юноша может попасть под машину, если долго ходит где-нибудь. И, действительно, сколько наивности, а порой и просто глупости в голове, когда все обычно и впереди широкая ясная дорога. Кто в восемнадцать лет не мечтает о будущем, не верит в собственные силы!
Но вот они идут, эти ребята, и завтра их опалит огнем войны. Все ли выдержат испытание, которое предстоит им в восемнадцать лет? Не сломится ли кто-нибудь, встретившись с ужасами войны? Теперь они все одинаковы: с тяжелыми солдатскими вещмешками, саперными лопатками и автоматами на груди. Завтра они должны действовать одинаково, как единый слаженный механизм. В этом залог успеха в бою. Каждое звено механизма должно быть крепким, проверенным, иначе может распасться вся цепь!
Вот почему комсорг батальона Бексултан Ескараев взял новичков под свою опеку. Он дал соответствующие задания командирам и комсоргам рот, сам закрепил каждого новичка за обстрелянным бойцом. Но времени было слишком мало. Вдобавок, новички не умели ходить на лыжах, так как готовили их в кавалерийские части. Все свободное время пришлось употребить на подготовку. За три недели они научились держаться на лыжах, стрелять с ходу, окапываться в снегу. Благо, лыжи хоть как-то заменяли им коней.
Все остальное делалось по распорядку: политинформация, беседы, собрания. Кое-кого комсорг узнал за это время, но большинство оставалось для него загадкой. Ребята были из разных концов страны, плохо знали друг друга и совсем не имели опыта. Что ж, экзамен не за горами.
Завтра им предстоит первый бой в жизни. Они будут стрелять, и в них будут стрелять. Они не должны спешить, волноваться, лезть напрасно под пули. И, самое главное, не опускать рук, если вскрикнет в агонии и упадет рядом товарищ, обливаясь кровью. Комсорг по собственному опыту знал, что к этому привыкать трудно.
В лесной тьме батальон похож на огромный призрак с едва шевелящимся хвостом. Шорох снега и дыхание сотен людей усиливали это впечатление. И вдруг все стихло: привал. Молодым солдатам до смерти хочется курить, но приказ был строгий. Люди стоят прислонившись к деревьям или просто опершись на палки. Некоторые сели прямо в снег, перематывают портянки. Густой пар поднимается над маскхалатами. Брови и ресницы у солдат белые от инея. Хорошо еще, что мороз небольшой — градусов пятнадцать.
Переобувается и Бексултан Ескараев. Портянка порвалась на правой ноге, и он натер себе ногу. При движении боли не чувствовалось, а теперь пятка саднит, словно прикоснулись к ней раскаленным железом. Плохо и то, что не успел сменить обмундирования. Стеганые брюки протерлись от сапог до основания, и холод проникает к ногам. Надо было раньше подумать, не успел: занят был с новичками. Любого из этих солдат он отругал бы за такую халатность…
От головы колонны подъезжает лыжник — связной командира батальона. Захаров просит его к себе. Плотно намотав портянку на стертую ногу, лейтенант становится на лыжи и двигается вперед. По дороге он приглядывается к людям, различая молодых солдат.
На лесной опушке возле командира батальона собрались офицеры. Они еще вчера получили персональные задания к предстоящей операции, изучили карты и теперь смотрят в ночь, как бы восстанавливая то, что должно открыться перед ними к утру. Им известно было многое: протяженность оборонительных линий противника, огневая мощь, ближайшие резервы. Разведчикам не удалось лишь достать «языка», и это волновало комсорга. Всегда лучше знать заранее, кто перед тобой: молодые или уже повоевавшие солдаты, вермахт или эсэсовцы. Особенно важно знать это сейчас, когда в батальоне больше половины необстрелянных бойцов…
Высота, к которой во время ночного марша вышел с тыла батальон, господствовала над местностью. С нее просматривался фронт наших войск на двадцатикилометровую глубину. Для того чтобы перейти в наступление и развить успех на этом участке, необходимо во что бы то ни стало овладеть этой высотой. Немцы понимали это и сильно укрепили высоту. Минные поля, несколько рядов проволочных заграждений, линия дотов делали стоящую перед батальоном задачу необычайно трудной. К тому же немцы простреливали из глубины своей территории всю местность перед высотой из тяжелых орудий и шестиствольных минометов.
Все должны были решить внезапность и высокий наступательный порыв советских воинов. Батальон капитана Захарова был на лучшем счету в дивизии, но укомплектовали его полностью недавно и, в основном, молодыми бойцами. Особая задача в этих условиях ставилась перед партийной и комсомольской организациями батальона. Об этом и думал сейчас лейтенант Ескараев…
Капитан Захаров отдавал последние распоряжения перед боем. Дело в том, что попытки взять высоту фронтальными атаками закончились неудачей, и наши части на этом участке понесли большие потери. Две атаки проводились ночью, но немцы вызвали авиацию, и от осветительных ракет над передним краем было ярко, как днем. Наши наступающие войска великолепно просматривались с высоты, и огненный шквал обрушивался на них, как только они бросались вперед. Не помогали ни мощная артподготовка, ни авиация. Немцы на совесть укрепили высоту. Как стало известно из данных радиоперехвата, чувствовали они себя уверенно и не собирались отступать. Тогда наше командование и решило атаковать высоту с тыла.
Это был невероятный по дерзости план. Незаметно пройдя на стыке двух немецких дивизий и совершив тридцатикилометровый обходной маневр, батальон лыжников-автоматчиков вышел к высоте. При нем не было тяжелого вооружения, справа и слева находились крупные силы противника. Если внезапная атака не увенчается успехом, батальон будет уничтожен буквально в полчаса…
Короткий отдых. Высланная вперед группа саперов расчищает пока проход через минное поле, которым немцы со всех сторон окружили высоту. Где-то там, в ночи, как коровий помет, разбросаны под снегом маленькие круглые диски. Если ошибется в темноте сапер, грохнет взрыв, и сразу повиснут над батальоном осветительные ракеты. Солдат будет видно, как мишени на стрельбище…
Сразу за минным полем идут три двойных ряда колючей проволоки. К утру саперы должны неслышно проделать в ней три прохода, да так, чтобы не сработала немецкая сигнализация. С фронта это никак не удавалось сделать. Стоило саперам пройти первую линию, как их тотчас же обнаруживали и уничтожали…
Но самое главное начиналось дальше. Вслед за проволочными заграждениями тянулась сплошная круговая линия немецких траншей вперемешку с дзотами и дотами. В траншеи следовало ворваться бесшумно, неожиданно атаковать и взять дзоты, а доты блокировать до подхода основных сил, которые начнут вскоре наступление с фронта.
Сотни неожиданностей ожидали автоматчиков на пути. Малейшая оплошность, случайный выстрел, шальная ракета могли свести на нет всю операцию. Ни в коем случае нельзя было начинать бой на подступах к высоте до выхода во вражеские траншеи. В этом случае противник немедленно ввел бы в бой два десятка танков, находящихся в лесу, и отступать было бы некуда. Только спасительные вражеские траншеи могли укрыть автоматчиков от танков, шестиствольных минометов, орудийно-пулеметного огня.
Обсудив с командиром батальона последние данные разведки, офицеры разошлись по ротам и взводам, начали готовить бойцов к штурму. Лейтенант Ескараев порхал вдоль колонны, собирая комсоргов, провел с ними последнюю беседу перед боем. Собственно говоря, это была не беседа, а еще одно предупреждение, чтобы не теряли из поля зрения молодых бойцов. Комсорги — сержанты и солдаты — попрощались с ним за руку, и у него вдруг защемило сердце. Больше года он воюет с этими ребятами, знает их, как любой казах свою ближайшую родню, но завтра кого-то из них уже не будет в живых. А может быть, не будет в живых и его самого.