Дорога была скользкая, и мы приехали только к концу занятий. Начальник сельхозуправления оказался пожилым немногословным человеком. Узнав о моем задании, он тут же вызвал паренька моих лет и прикрепил его ко мне. Паренек оказался общительным — душа нараспашку. Когда я предложил ему двинуться в путь утром, а пока устроить меня в гостинице, он отрицательно покачал головой:
— Пока я с вами, дорогой гость, вам не о чем беспокоиться. Ваш спутник знает каждый кустик в этих местах, и ночное время не имеет для него значения. А все же лучше выехать сейчас, пока погода не испортилась. У нас это бывает…
— В таком случае поехали! — решил я.
— Поехали… По дороге есть где переночевать. Лишь бы добраться нам до старика Кунпеиса, сын его заведует складом… Он мне родственник по матери.
Да, зима выдалась на редкость суровой. Мороз проникал во все щели машины, забирался под одежду, обжигал открытые места словно раскаленным железом. Шофер включил печку, но и это не помогало. Спасла разговорчивость моего спутника. Пока он рассказывал всякие истории из жизни своего района, оказалось, что мы доехали до Кунпеиса. А проехали от райцентра мы добрых семьдесят километров — почти полдороги до отдаленного зимовья, куда меня направили из редакции.
Только в дороге оценишь все раздолье казахских степей. Даже на машине можно ехать одну неделю за другой, и не будет конца степи. А ехать можно в любую сторону…
Пока я предавался этим размышлениям, послышался лай собак. Со всех сторон неслись они к остановившейся машине, и намерения у них были самые недобрые. Мы проехали еще немного, а появившиеся в свете фар огромные тени бежали рядом, кидались на скаты, словно желая прокусить их до самого основания. Это были не какие-нибудь дворняги, а чабанские овчарки, закалившиеся в многочисленных схватках с волками. И лай у них был какой-то грозный, окающий…
Мы снова остановились. Свирепое рычание и белая тьма вокруг. Ни одной черной точки. Лишь где-то в небе уныло плыл сквозь дымные тучи желтый обмороженный месяц. Не верилось, что где-то рядом могут быть люди.
Наверно, он вышел на лай собак или на шум машины. В длинной до пят лисьей шубе и таком же малахае, человек появился сразу рядом с машиной. Не удостоив меня вниманием, он заговорил с моим провожатым. Лучше бы продолжали лаять собаки, потому что разговор был густо пересыпан самой отборной матерщиной. Так густо, что даже смысла его невозможно было понять. Я решил, что это тоже молодой человек, потому что такие «вольности» в разговоре друг с другом могут позволить себе только ровесники. Каково же было мое удивление, когда через несколько минут я убедился, что встретивший нас человек — старик, причем тот самый Кунпеис, у которого мы намеревались переночевать.
Мой разбитной спутник вспомнил обо мне, лишь вволю наговорившись с хозяином.
— Мой дядя Кунпеис! — представил он его мне. — Смело можно сказать о нем, что это бочка без дна. Богатый, черт!..
— Пользуется тем, что он мой племянник, и норовит укусить побольней, — огрызнулся не остывший еще от перебранки старик. — Как злая баба!..
Мы вошли в дом. Это была низенькая, прокопченная землянка. Отогревшись после лютого мороза, почувствовали себя бодрее. Оказалось, что старик со старухой живут с младшим сыном, который работает кладовщиком. А сам аксакал Кунпеис долгие годы заготовлял скотские шкуры, собирал утиль, а выйдя на пенсию, облюбовал это местечко. По его внешнему виду нельзя было догадаться, что ему уже за семьдесят. Усы и бородка его поседели, но щеки горели здоровым румянцем, а глаза хитро перебегали с предмета на предмет. Они были глубоко упрятаны в щели черепа, словно укрылись от мира. Зато язык не умолкал ни на минуту. Очевидно, это было у них наследственным.
Еще по дороге племянник с восхищением рассказывал мне, какой ловкий оборотистый его дядя, как хорошо он умеет устраиваться и даже сейчас не сидит без дела. Он не скрывал того, что старик спекулирует чем попало и всегда оказывается в барышах. Кроме того этот достойный человек был когда-то маленьким начальником, и у него осталась привычка отдавать предпочтение только нужным людям.
Поскольку речь шла о незнакомом человеке, то я в дороге не очень прислушивался к тому, что рассказывал мне мой спутник. Но теперь этот старик почему-то заинтересовал меня. Уж очень необычным был он для нашего времени…
Совсем черный, плотненький и кудрявенький мальчуган лет четырех шмыгнул носом и, изловчившись, повалился на колени дедушке. Старик аппетитно понюхал шею малыша, погладил чубчик:
— А ну, мой светик, расскажи нашим гостям про свой род и племя до седьмого колена. Да и нам не мешает напоминать о родословной!..
Малыша, по-видимому, с пеленок заставляли учить сложную семейную родословную. Не ведая, о чем говорит, он звонким мальчишеским голосом начал перечислять имена давно умерших людей, их родственные связи. Ни разу не запнулся он, хотя род был довольно большой. Дед буквально сиял от счастья.
— Как говорится, «честь смолоду»! — воскликнул он и, несмотря на отчаянное сопротивление малыша, расстегнул ему штанишки и поцеловал ниже пупка. Я невольно опустил глаза.
Оставив внука, старик принялся за нас.
Он с хитрой улыбкой уставился прямо на меня:
— Ну, а ты, сынок, какого рода?
— Как это понимать?
— Нет, я просто так интересуюсь… Из какого ты рода и племени, в каких краях жили твои родители?..
— Разве не все мы принадлежим к единой казахской нации? Разве не одна у нас родина? Или мало доставалось казахам, когда они враждовали друг с другом только потому, что были выходцами из разных племен?!
Я почувствовал невольное раздражение. К тому же со мной уже был когда-то подобный случай. Еще на первом курсе университета я поехал в гости к одному из своих дальних родственников. Тот мне долго рассказывал о наших общих предках, возвышая их над соседями. Он был глубоким стариком, и пришлось тогда в угоду ему заучить хотя бы ближайшее родство. Но я никогда не придавал всему этому серьезного значения.
— А разве можно назвать настоящим казахом того, кто не знает своего рода и племени?! — не отставал Кунпеис.
— Ладно, если вам этого хочется!
Я перечислил ему всех своих предков, которых помнил. Старик пожал плечами, и я так и не понял, удовлетворила ли его моя родословная. Потом он опустил ребенка с колен, поднялся и вышел в прихожую. Племянник подался за ним, и они долго беседовали между собой. Разговор шел обо мне, и я все слышал.
— Гость — сотрудник солидной газеты, к тому же из чужих краев, — говорил племянник. — Завтра он может так продернуть всех нас в газете, что стыдно будет…
— Поскольку ты привез его к нам, я подумал, что он из нашего рода и племени… Такой чужой прощелыга…
Голос старика звучал зло, неприятно.
— Все же будь осторожен… Я слышал, что он женится на одной из наших. Там, в городе. Так что еще будет нашим зятем…
Племянник явно жаждал хорошего угощения и врал напропалую. Они так разошлись, что теперь отчетливо было слышно каждое их слово.
— К разэтакой матери! — ярился аксакал. — Девушки потеряли всякий стыд, если хватают себе в мужья такое иноплеменное отребье. А этих его одноплеменников теперь полный город. Деваться от них некуда!..
— Ох, не говори, тьма тьмущая! — поддакнул племянник. — Начальников особенно много из них. Беды не оберешься…
Но старику уже все было нипочем. Хуже лютого врага обозвал он мой род, племя, край, где я родился.
— Безродным бродягам… — кричал он. — Да, безродным бродягам не стану я скармливать дорогую овцу. И с ужином не собираюсь канителиться… Пусть отведает чая и спит натощак. Скажу, что приехали слишком поздно…
— Ну что же, пусть будет по-вашему… — В голосе племянника чувствовалось уныние. — Но поскольку меня отправили с ним сопровождающим, что мне делать?
— У нас говорят: «Как жила непригодна для пищи, так племянник непригоден для родства». Но ты у меня занимаешь особое место, дорогой. Хоть и родился от сестры, но одной крови с нами. И вот я хочу спросить у тебя, почему ты согласился быть кучером у какого-то приблудного бродяги, чьи род и племя всегда враждовали с нашими. Вижу… вижу, что нет в тебе нашей гордости. Это потому, что ты приходишься нам родственником по женской линии…
— Что же я могу сделать, если районное начальство…
— Ладно, их тоже надо, конечно, слушать. Ничего не поделаешь… А теперь найди какой-нибудь предлог, чтобы остаться здесь. Не такой уж он сановник, чтобы ездить с сопровождающими. Шофер довезет его куда надо… А тут как раз неподалеку гостит со своей семьей сын одного влиятельного аксакала. Очень влиятельного, из хорошего древнего рода. Он работает прокурором в соседней области, а нам они приходятся родственниками по пятому колену. Я специально пошлю за ними сани, тебе нужно будет познакомиться и побыть с ним. Работа от тебя никуда не убежит, а этот прокурор и весь его род пусть знают, что наш племянник тоже ответственный работник в своем районе.
— А как же этот…
— Пусть убирается на все четыре стороны. Для нас его род и племя хуже бездомных собак!..
— А если они по дороге заблудятся?.. Шофер ведь впервые в этих краях, а дорога…
— Провалятся куда-нибудь — туда им и дорога. Какой это бог поручил нам их души?!
Старик опять принялся проклинать всех моих родных до седьмого колена, живых и мертвых, и тех, которым предстояло еще родиться. Никогда больше не слыхал я такой грязной ругани. Какая лютая ненависть!
— Ладно, согласен!
Услышав ответ племянника, я опешил. Ладно уж, старик с пережитками. Но этот ведь молодой, с высшим образованием, зоотехник. Мы же с ним, можно сказать, подружились в дороге!..
Я, конечно, отказался от чая и улегся спать. Наутро мой спутник вежливо извинился передо мной:
— Понимаете, тут неподалеку, в соседнем ауле, мой больной родственник. В очень тяжелом состоянии… К тому же шофер хорошо знает дорогу. Очень хорошо, много раз ездил…
Он смотрел мне прямо в глаза.