Девушка выбирает судьбу — страница 86 из 90

Но лет через десять добро было прожито и поизносилось. После окончания средней школы дочери прекратили платить пенсию. Как раз в это время к ним на квартиру поселился Тулепберген. Мечтой Менсулу стало выдать дочь замуж и остаться с молодыми. Тулепберген ей очень понравился: смирный, скромный, вежливый. Опять же не сегодня-завтра должен стать врачом, а перед врачами она испытывала трепет. Шайзаде лучше пары не найти. После школы дочь уже работала в больнице санитаркой. Без излишней деликатности Менсулу сказала дочери, что такого джигита к ним сам аллах послал. Но Шайзада заявила, что она хочет учиться, хоть на вечернем отделении, хочет окончить институт. «Зачем женщине забивать голову разными науками? Хватит и того, что умеет читать письма мужа из командировок и отвечать на них. Я, бывало, и того не делала. Такие парни не валяются и не часто встречаются в жизни», — наставляла Менсулу дочь.

Шайзада возмущалась, ругала свою мать и потребовала, чтобы она не вмешивалась в ее личную жизнь и больше не заговаривала о подобных вещах. И тетушка Менсулу не просто заплакала, а прямо-таки зарыдала: «О, если бы у меня был сын, разве бы он обидел свою мать? А дочь…» — причитала она сквозь слезы. Дочь кинулась успокаивать ее и тоже заплакала…

На самом деле Шайзада была очень неравнодушна к Тулепбергену, но не знала, как относится к ней джигит. Куда бы он ни шел, он всегда приглашал ее с собой, но вместе с матерью. В год окончания Тулепбергеном института тетушка Менсулу стала намного чаще разговаривать с дочерью о замужестве. Она уходила к своим подругам, оставалась у них ночевать, а дочь оставляла наедине с Тулепбергеном… Постепенно и девушка убедилась, что джигит в ней души не чает. Ему очень нравились ее красота, мягкий характер, трудолюбие. Придя из школы, она сразу бралась наводить порядок в доме. Менсулу не особенно любила убирать со стола, мыть посуду, варить, стирать и вообще заниматься хозяйством. Раньше все это делала домработница, а теперь Шайзада. Часто, приготовив уроки, она садилась ближе к огню и принималась что-нибудь вышивать или вязать. Тулепберген недоумевал, кто мог научить ее этому занятию. Позже он узнал, что Шайзада многое взяла у бывшей домработницы, пожилой татарки. Когда она вышивала, ее тонкие пальцы завораживали джигита, и он готов был без конца целовать их. Все это казалось ему недостижимым, как мираж. Но у любви свои права и законы.

Свадьба была пышной и шумной. Потом новобрачных в течение месяца приглашали в гости все родственники и знакомые тетушки Менсулу, которые жили в городе. Везде их принимали радостно и радушно.

Тетушка Менсулу торжествовала. Она самим аллахом была создана для устроения всяческих торжеств и пышных церемоний, будничная же повседневность ее угнетала.

Еще в первые дни знакомства тетушка узнала, что Тулепберген учится только на пятерки, что ему уже приготовлено место в известной городской клинике, а некоторые преподаватели предлагают даже остаться в аспирантуре, предсказывая большую научную карьеру. И теперь она исходила радостью, что ее единственная дочь так удачно вышла замуж.

В последние годы положение Менсулу сильно пошатнулось и те родственники, знакомые и приятели, которые при жизни влиятельного мужа боготворили ее, теперь о ней почти забыли и не приглашали не только на званые, но и на обычные воскресные обеды, избегали ее общества. Все это глубоко уязвляло самолюбие тетушки Менсулу, и она почти перестала бывать на людях. Но после свадьбы дочери ее совсем было затихший голос снова обрел уверенность и полноту, как при живом муже, круг знакомых и приятелей стал значительно шире.

Обычно в городе для молодоженов самой тяжелой проблемой становится квартира. Но Тулепбергену и Шайзаде не надо было об этом беспокоиться: у тетушки Менсулу в самом центре города была двухкомнатная квартира со всеми удобствами, и, конечно, она уступила одну комнату им.

Пока Тулепберген учился, все шло так, как хотела тетушка Менсулу. Всю стипендию до копейки он приносил домой и отдавал ей. С Шайзадой они жили так дружно, что любо было смотреть.

А после окончания института зятя словно подменили. Вот первое, что он сказал:

— Медицинское обслуживание в аулах очень плохое, и я хочу наладить это дело для начала хотя бы в своем родном ауле. В аспирантуру поступлю после того, как годика три-четыре поработаю на периферии. Надо помочь младшим братьям и сестре — они еще не встали на ноги. Я вам говорил, что отец мой погиб на войне, и матери пришлось немало горя хлебнуть. Пусть теперь она отдохнет.

Слушая зятя, тетушка Менсулу почувствовала прилив такой злости, что чуть не дала ему по шее, но вовремя сдержалась: все-таки не сын, а всего лишь зять. Она долго убеждала его, что аул самим аллахом обречен на темноту и невежество, что одному ему ничего там не сделать, только погубит себя и молодую жену. Но Тулепберген был непреклонен. И тогда тетушка Менсулу гневно крикнула:

— Иди, куда хочешь, хоть на край света! Но поедешь один! Я не отпущу свою единственную дочь на верную гибель.

Тулепберген не ожидал такого удара. Он не представлял себе жизни без Шайзады. Джигит дрогнул и заколебался. «Может быть, действительно, остаться в городе, а в аул поедет кто-нибудь другой, кому все равно, где жить», — подумал он. Но это была лишь мимолетная слабость. Голос разума и совести вернул ему решительность, и он уже более твердо сказал, что долг перед своим народом, перед простыми людьми превыше всего. (Правда, Шайзада еще не знает о его намерении. Он был уверен, что жена с радостью согласится ехать с ним). Но когда все собрались вместе и Тулепберген снова заговорил о своем намерении, он понял, что тетушка Менсулу уже успела поговорить с дочерью.

— Куда хочешь, туда и поезжай! — сказала она. — Шайзада не поедет в аульную грязь, не для того я ее растила и воспитывала.

Тулепберген умоляюще посмотрел на жену. Но Шайзада даже не повернула головы в его сторону, только еще больше побледнела.

— Я никогда не оставлю мать одну. Если ты так соскучился по своей аульной грязи да невежеству, можешь ехать, никто тебя не держит…

Что было дальше, Тулепберген помнит очень смутно. Он словно окаменел. Мать и дочь, оставив его одного на кухне, ушли к себе. Он рванулся к выходу. Никто из женщин не стал его удерживать. Скоро Тулепберген уже был в родных местах.

Тетушка Менсулу и Шайзада узнали, что Тулепберген перед отъездом в аул поступил в заочную аспирантуру. И стали терпеливо ждать, когда он приедет сдавать экзамены. Но не уследили. Тулепберген, досрочно сдав все экзамены, успел уехать обратно в свой аул. Тетушка Менсулу была сильно озадачена и пошла посоветоваться с близкими. Все родственники и знакомые в один голос заявили: не мучь молодых людей, пусть живут так, как хотят. И когда мать предложила Шайзаде ехать к мужу, та, как ни в чем не бывало, собрала все свои и Тулепбергена вещи и помчалась в аул.

Одиночество осточертело тетушке Менсулу, да и Тулепберген без конца ее приглашал посмотреть, как они живут. И скрепя сердце она тоже поехала в аул.

Однажды, когда у тетушки Менсулу было особенно скверное настроение, она набросилась на Балсекер.

Началось с того, что свекровка сказала Шайзаде:

— Сбегай в магазин, купи керосина.

И тут тетушку Менсулу прорвало:

— Почему вы превратили мою дочь в рабыню? Да знаете ли вы, из какого она рода?! Кто вы против нее? Обормоты несчастные, вот вы кто! Почему ты не посылаешь свою дочь? Вон она, разъелась, как корова.

Матушка Балсекер не верила своим ушам, она была ошеломлена и оглушена этим криком.

— Пусть аллах очистит вашу душу от всякой скверны. Я теперь не смогу поверить, что порог этого дома вы переступили с чистым сердцем… — сказала она сдержанно.

А тетушка Менсулу кричала, сквернословила, обливала грязью детей Балсекер и всех аулчан, которых считала глупыми, бестолковыми людьми. Бушевала она не меньше часа. Но матушка Балсекер не проронила ни одного слова. Она не переставала заниматься своими домашними делами. За керосином послала свою дочь.

Как сожалела тетушка Менсулу, что приехала в эту дыру, в этот забытый аллахом угол! Ну, что теперь делать, что предпринять? А решиться на что-то надо, потому что ей не нравилось здесь все: люди, одежда, грязные мазанки, еда. Она не могла примириться с тем, что деньги, заработанные Тулепбергеном и Шайзадой, попадали в руки Балсекер, что она оказалась в зависимости от темной аульной старухи.

Однажды тетушка Менсулу сказала своей дочери:

— У вас же городское воспитание, вы культурные люди, почему вы живете в этой грязи? Неужели для вас отдельной квартиры не найдется? Если хотите, я сама похлопочу. Пора отделяться. Пусть старуха остается здесь со своей дочерью и младшим сыном.

В тот же день она пожаловалась зятю:

— Ваша мать пустила по аулу слухи, будто я нищая и она приютила меня из жалости… — тетушка всхлипнула.

Тулепберген впервые вынужден был объясняться с матерью.

Шайзада тоже заладила: «Хочу жить отдельно».

Больше года семья жила так дружно и согласно, что соседи даже завидовали и другим ставили ее в пример. А после приезда тетушки Менсулу начались раздоры и ругань, что ни день, то скандал, в семье уже стали привыкать к такой жизни. Как-то тетушка Менсулу намекнула дочери: «Все ваши деньги старуха тратит на наряды для своей дочери». Шайзада не на шутку поскандалила тогда с Нургайшой. Балсекер заступилась за дочь — и пошло. Пришлось Тулепбергену успокаивать разгоревшиеся страсти.

— Мы не получали от тебя ни копейки и все равно не пропали, — выговаривала Балсекер сыну. — А ведь тогда брат и сестра были совсем маленькими. Теперь, слава аллаху, они сами зарабатывают. Возьми к себе свою тещу и живи отдельно, нам от вас ничего не надо, только живите по-человечески, не срамите себя и нас.

На другой же день они переехали на другой конец аула.

Теперь тетушке Менсулу стали мешать соседи и, особенно, соседки. Когда она уезжала из города, то была совершенно уверена, что здесь ее примут как самую почетную ханум