«Целый месяц он был между жизнью и смертью. На втором только месяце его крепкий организм поборол смерть. Последствия тяжелого ранения долго мучили его. Уважаемая товарищ Нуралина! Это письмо мы пишем от имени Вашего мужа и коллектива военного госпиталя, который с огромным трудом спас ему жизнь. Ваш муж стал инвалидом, защищая свою советскую Родину, счастье своего родного очага. У него нет рук и ног. Мы понимаем, как трудно читать такое письмо, но ведь должны же вы знать, какая страшная трагедия постигла Вашего мужа и отца Вашего ребенка. И мы уверены, что, несмотря на страшное увечье, — при этих словах у Алтынай снова внутри все похолодело, — Вы возьмете его к себе. Правительство назначит ему пенсию, которая материально обеспечит его до конца жизни.
Мы советуем Вам все хорошенько взвесить. Поступайте так, как Вам подсказывает сердце. Если Вы даже не пожелаете взять к себе мужа-калеку, он все равно не пропадет. Не слушайте голоса жалости, которая в таких случаях плохой советчик, решайте все спокойно и чисто по-человечески. Если Вы решите, невзирая ни на что, взять мужа и отца Вашего ребенка домой, напишите нам по указанному в конце письма адресу. Дорожные расходы оплатим мы. В помощь Вам выделим медсестру, которая поможет довезти мужа до дому.
Врачи и обслуживающий персонал эвакогоспиталя № 3477».
Это письмо перевернуло душу Алтынай: глаза ее ввалились, в лице не осталось ни кровинки. Она была похожа на человека, который перенес страшную болезнь, и потерял всякий интерес к жизни. Что делать, что делать?..
Сегодня вечером у нее была подруга, которая в начале зимы получила похоронную, осталась с шестерыми — мал мала меньше. Да еще свекор со свекровью. Сейчас она работала конюхом на конеферме, которой заведовала Алтынай.
— Не убивайся, Алтынай, — утешала подруга. — Не одних нас настигла такая беда. Сейчас не счесть женщин, что остались вдовами или обречены жить с мужьями-калеками, а детей-сирот еще больше. Твой муж хоть живой остался. А от моего, бедного, и костей не найдешь. Не думай, езжай и вези его домой.
И сейчас из памяти Алтынай не выходили эти слова: хоть живой остался. Ей стыдно было вспомнить, что когда-то она признавалась подругам, что не любит и не сможет полюбить мужа.
«В чем он, бедный, виноват? — сокрушалась она теперь. — Я сама согласилась выйти за него замуж. Получается, что здоровый нужен был, а изувеченный — прощай. Это же подлость!»
В ней словно бы беседовали сейчас два человека и каждый говорил свое. Но чем больше она задумывалась, тем усерднее старалась помочь тому, который напоминал о долге и совести.
«Он же родной отец моей любимой, единственной дочери. Что ни говори, а около десяти лет прожили вместе, цвет своей молодости отдали друг другу. Он законный хозяин этого дома. И разве угадаешь, что его ждет завтра, что с ним может случиться через месяц».
Она вспомнила полные обиды слова дочери о Сулубике: «Если папа на войне, значит, можно нас обижать?»
«Ну, хватит плакаться», — твердо сказала себе Алтынай, тяжело вздохнула и поднялась. Потом бережно уложила аккуратно свернутое письмо во внутренний карман.