Боже мой. Он действительно только что это сказал?
-Нет. А что, ты предлагаешь?
Боже мой. Я действительно только что это сказал?
Мое сердце бьется в три раза быстрее, воздух такой густой, что я едва могу дышать. Мои легкие горят.
—Я думаю, — Джек некоторое время наблюдает за мной, затем заметно сглатывает и заканчивает, - мне лучше спуститься вниз и приготовить ужин.
Его запах остается в моей комнате еще долго после того, как он уходит. Насмехается надо мной.
9
AПОСЛЕ УРОКОВ ВONDAY AFTERNOON, I MAKE MY FIRST VISIT TO, , историческую библиотеку Тэлбота В Пембридже. Хотя формально оно стало частью университета только в конце девятнадцатого века, само здание простояло более шести столетий. Когда-то это была церковь с готическими окнами и высокими потолками, полированными каменными полами и летящими контрфорсами. Деревянные полки и перила потемнели и стали гладкими от многих поколений рук, что сделало их почти блестящими, как речные камешки или окаменевшая ветка на пляже. Это захватывает дух. Кажется почти абсурдным, что мое место здесь. Часть меня ожидала, что охрана схватит меня на пороге.
И запах.
Старые книги.
Бумага и связующий клей.
Глубоко въевшийся в зерно.
Я не была так возбуждена с прошлого четверга, когда полотенце Джека чуть не соскользнуло, когда он проходил мимо меня по коридору.
Проходя мимо глянцевых деревянных столов, за которыми студенты занимаются в тишине, я ищу компьютерный терминал, чтобы поискать в каталоге любые упоминания об английском художнике по имени Дайс. К моему удивлению, я получаю ответ.
Франклин Астор Дайс.
Но есть загвоздка. Большой желтый баннер сОГРАНИЧЕНИЯМИ в верхней части результата. Нужная мне книга находится в архиве специальных коллекций. Я не уверен, что это означает в данном случае и доступна ли она вообще. Хотя в списке указан номер комнаты. Поэтому я отправляюсь на поиски, пока не вижу маленькую табличку над дверью в отдельное крыло библиотеки. Перед этой дверью находится круглая стойка помощи, внутри которой сидит мужчина с каменным лицом и седеющими на висках волосами. Он хмуро смотрит на столик с девушками, склонившимися над открытыми книгами и планшетами.
Я подхожу к столу. - Простите, сэр?
Когда он не отвечает, я подхожу так, чтобы он мог видеть меня.
-Сэр? У меня был вопрос об одной книге.
Его ответный вздох и нетерпеливое выражение лица предполагают, что эта часть была очевидна.
-Мне нужно взглянуть на эту книгу. Я протягиваю ему листок бумаги, на котором записывала десятичное число. “ Здесь сказано, что доступ ограничен. Как мне...
Прежде чем я успеваю закончить, он достает блокнот и кладет его передо мной. - Заполните это.
Простая форма запрашивает имя, номер студенческого билета, запрашиваемую должность и причину. Пока я заканчиваю, мужчина сердито смотрит на меня, скрестив руки на груди.
“Полагаю, они еще не дошли до оцифровки этого процесса, да?”
Ему не нравится мой комментарий, и он выхватывает блокнот из-под последней буквы "у" в моей подписи. Страж в своей крепости внимательно изучает мою форму. Затем его ястребиные карие глаза поднимаются на меня, и его пристальный взгляд почему-то заставляет меня чувствовать себя виноватой, как будто я провожу продукты и домашний скот контрабандой через таможню. У него взгляд копа.
“Тогда продолжай”, - ворчит он.
Я неуверенно смотрю на расходящиеся коридоры позади него.
Мужчина дергает головой. “Берешь номер, достаешь том, читаешь его в одной из открытых кабинок, кладешь обратно. Из архивов ничего не уходит”.
-Хорошо, спасибо. ” И тут я замечаю табличку с именем на столе. - Мистер Баксли.
Он фыркает и отводит взгляд, его не забавляет мой обычно очаровательный нрав. Мы с тобой обязательно станем знаменитыми друзьями, мы двое.
Книга, которую я ищу, представляет собой огромный блокнот в кожаном переплете. Я тащу его в одну из нескольких маленьких комнат с крошечной кабинкой и стулом. В рамках изучения истории английской портретной живописи представлена коллекция художников, представляющих различные эпохи, и иллюстрации их соответствующих стилей и художественных течений. В начале двадцатого века Франклин Астор Дайс писал картины для ряда выдающихся благородных британских семей и был любимым художником Талли — тогда они еще пользовались почетом и восхищением.
Есть отпечатки некоторых его портретов, но ни один из них не является моей загадочной женщиной.
Я разочарованно ворчу, потому что теперь я вернулся к тому, что семья Талли - мой единственный ключ к разгадке ее имени и происхождения. Прошлой ночью я сфотографировал картину и попытался выполнить поиск в обратном направлении. Никаких шансов. (Простите за каламбур.) Поиск в Google Tulleys alive в 1920-1950-е годы выявил несколько имен, но ни одной фотографии, соответствующей моей женщине. Некоторые слишком старые. Несколько слишком молодых. Но этот приятный период от подросткового до позднего двадцатилетия, который, по моим оценкам, соответствует ее возрастному диапазону, является большим пробелом для этой анонимной фигуры.
Во всяком случае, я делаю несколько фотографий соответствующих страниц из книги, прежде чем поставить ее обратно на полку. На выходе я машу мистеру Баксли, хотя он делает вид, что не обращает на меня внимания.
Вернувшись к компьютеру, я нахожу несколько книг, связанных с Талли, и беру их с полок общей коллекции, чтобы почитать. Однако для одного из них требуется еще одно проникновение в закрытые архивы.
-Привет, - говорю я, подходя к крепости смотрителя. - Это снова я.
Он сердито поправляет очки в круглой оправе на носу, затем перекладывает планшет через стол, избегая зрительного контакта.
“Я думаю, что мы, возможно, натолкнемся на что-то с нашей идеей оцифровки”, - продолжаю я, заполняя другую форму. “Как сканер студенческих удостоверений личности. Или устройство для считывания отпечатков пальцев”.
Я с улыбкой возвращаю ему блокнот. Он с каменным лицом мотает головой в сторону коридора.
Да, он становится мягче ко мне.
Я удивлен, что это заняло так много времени, но, садясь в метро в город несколько дней спустя, я, наконец, встречаю уличного музыканта по пути к платформе.
Бренча на акустической гитаре, он поет версию песни “heart is a windmill”, как называет ее Джек. У него приятный голос, и он хорошо им играет. Не имитация моего отца, а его собственная интерпретация. Я знаю, что папа был бы признателен за это, поэтому я достаю свой телефон, как и некоторые другие, чтобы записать несколько секунд его выступления, а затем отправить смс отцу. Я бросаю несколько фунтов в ведерко к ногам мужчины по пути, чтобы успеть на свой поезд.
Селеста пригласила меня сегодня на ланч, и это моя первая нервная вылазка в Лондон, чтобы встретиться с ней в корейской закусочной недалеко от ее работы. Я думал, что туннели метро переполнены, но короткая поездка не подготовила меня к неистовой давке, которая встретила меня, когда я поднялся на уровень улицы. Меня практически затоптали, когда я совершила ошибку, замерзнув на верхней ступеньке лестницы. Я не столько решаю двигаться в каком-либо направлении, сколько тащусь вслед за всеми остальными, занятыми послеобеденной суетой.
Это громко. Громче, чем все, к чему я привыкла дома. Я склонила голову, пытаясь найти в телефоне маршрут движения. Селеста сказала выйти из метро и направиться на запад, но я всегда забываю о своем ужасном чувстве направления, пока не оказываюсь за много миль от цивилизации, уставившись на стервятника на ветке дерева.
Дважды объехав один и тот же квартал, чтобы выяснить, в какую сторону указана моя точка на карте, я пересекаю улицу, едва не сбитая велосипедистом, и выезжаю на правильный маршрут. Проходит всего несколько минут, прежде чем шум машин, разговоров и музыки, доносящийся из ресторанов и витрин магазинов, начинает становиться почти успокаивающим. Он обладает странным изолирующим свойством, когда мои уши приспосабливаются и фильтруют звук до глухого гула.
Первоначальный шок проходит. Я начинаю замечать город сквозь суету, его живость. Когда я чувствую запах кимчи, я иду по запаху к неоновой вывеске с изображением зеленого дракона и мультяшной фигурки кота в витрине. Внутри Селеста сидит за стойкой напротив женщины у дымящегося плоского гриля.
“Ты нашел это”, - говорит Селеста вместо приветствия, вставая при моем появлении.
При дневном свете она намного выше. Стройная, гибкая фигура в леггинсах и просторной рубашке из прозрачного материала поверх майки. Ее густые вьющиеся черные волосы ниспадают на плечи.
“Я сделала заказ для нас, если вы не против”, - добавляет она.
-Да, я съем все, что угодно. Еще раз спасибо за приглашение.
Неуверенно улыбнувшись, я сажусь рядом с ней и ставлю свою холщовую сумку у ног.
-Мне кажется, мы были довольно суровы с тобой прошлой ночью. Она потягивает газированную воду и наблюдает за мной, и я понимаю, что она ждет, когда я приму участие в этом разговоре.
-Я имею в виду, да, - смеюсь я. - Немного.
Она оживленно кивает. Селеста производит впечатление человека, который ценит честность. “Не принимай это на свой счет. Мы так же жестко допрашиваем каждого новичка. Мы крутые ребята, но у нас добрые намерения”.
-Так ты сказал, что работаешь где-то здесь? - Спрашиваю я, меняя тему. “Чем ты занимаешься?”
“Я преподаю балет. В основном детям от шести до десяти лет”.
“Мне кажется, я должен был догадаться об этом”. Это была либо танцовщица, либо модель с подиума. Если бы она сказала, что-то вроде помощника по административным вопросам, я был бы сильно разочарован. Мы все хотим, чтобы невероятные, неординарные люди воплощали наши фантазии, чтобы мы могли жить опосредованно через них. “Ты все еще танцуешь?”
Она отвечает уклончивым наклоном головы. “Я всегда думала, что буду танцевать профессионально. Это была моя мечта. Единственное, что мне нравилось. Наши родители из кожи вон лезли, чтобы отправить меня на уроки, потом в балетную школу”.