е и подождет. Вечно она чего-то ждет!
– Мисс Черрел!
На пороге стоял Бобби Феррар. Вид у него был самый будничный. Ну, конечно, – ему все равно. Да и чего ему волноваться?
Он похлопал себя по верхнему карману пиджака.
– Предисловие у меня. Идемте?
И он тут же заговорил об убийстве в Чингфорде. Она следит за процессом? Нет, не следит. Дело совершенно ясное, абсолютно ясное! И вдруг он добавил:
– Боливиец не захотел взять на себя ответственность, мисс Черрел.
– Ах!
– Ничего, обойдется.
Он улыбнулся.
«А зубы-то у него настоящие, – подумала Динни, – вот и золотые пломбы видны».
Они подошли к министерству внутренних дел и переступили его порог. Служитель повел их вверх по широкой лестнице, в конец коридора, в большую, пустую комнату, где горел огонь в камине. Бобби Феррар пододвинул ей к столу кресло.
– «График» или лучше это? – И он вынул из бокового кармана маленький томик.
– Пожалуйста, и то и другое, – ответила она слабым голосом.
Он положил перед ней и то и другое. «Другое» оказалось тоненькой книжечкой в красном переплете – стихи о войне.
– Только что вышла, – сказал Бобби Феррар, – я купил ее после обеда.
– Да, – рассеянно ответила Динни и села.
Открылась одна из дверей, и в нее просунулась голова.
– Мистер Феррар, министр внутренних дел примет вас.
Бобби Феррар взглянул на нее, шепнул сквозь зубы: «Не падайте духом!» – и спокойно удалился.
Никогда еще в жизни не чувствовала она себя такой одинокой, не радовалась так одиночеству и не боялась так мгновения, когда его нарушат. Раскрыв маленький томик, она прочла:
Над очагом листок висел
И разъяснял толково всем
Героям-инвалидам, как,
И где и по какой цене
Потерянные на войне
Колено, голень и плечо
И что недостает еще
Им будут выданы.
Потом
В листке провозглашалось том,
Что офицерские чины
Хоть две руки, хоть две ноги
Бесплатно получить должны
За счет казны.
Из камина вдруг с треском вылетела искра. Динни с грустью смотрела, как она гаснет на коврике. Она пробежала глазами еще какие-то стихи, не понимая, что читает, потом захлопнула книжку и развернула «График». Просмотрев газету от первой до последней страницы, она не запомнила ни одной иллюстрации. Голова у нее кружилась, сердце замирало. «Что хуже, – подумала она, – когда операцию должны сделать тебе или кому-нибудь из тех, кого любишь?» И решила, что последнее все-таки хуже. Время тянулось бесконечно; как давно он ушел? Только половина седьмого! Динни отодвинула кресло и поднялась. На стенах висели портреты деятелей викторианской эпохи, и она стала переходить от одного к другому; впрочем, все они были на одно лицо и отличались только величиной бакенбардов. Динни вернулась на свое место, пододвинула кресло к столу, облокотилась на него и уткнулась подбородком в ладони, – неудобная поза как будто принесла некоторое облегчение. Слава богу, хоть Хьюберт не знает, что сейчас решается его судьба, и ему не приходится терпеть муки ожидания. Она вспомнила о Джин и Алане, всей душой надеясь, что они ко всему готовы. С каждой минутой плачевный исход казался ей все более и более неизбежным. На нее напало какое-то оцепенение. Этот человек вообще никогда не вернется – никогда, никогда! Ну и пусть не возвращается: ведь он принесет с собой смертный приговор. В конце концов Динни положила руки на стол и уронила на них голову. Она не знала, долго ли пробыла в этом странном забытьи, – чье-то покашливание за спиной привело ее в себя, и она резко подняла голову.
Это был не Бобби Феррар, – перед камином стоял, чуть расставив ноги и заложив руки за фалды фрака, высокий человек с красноватым, гладко выбритым лицом и серебристой шевелюрой, взбитой коком над самым лбом; он смотрел на нее в упор широко раскрытыми светло-серыми глазами, губы у него чуть приоткрылись. точно он собирался что-то сказать. Динни была так поражена, что тоже глядела на него во все глаза.
– Сидите, мисс Черрел, сидите, пожалуйста.
Выпростав руку из-под фалды фрака, он поднял ее, словно успокаивая Динни, которая с радостью осталась сидеть, – у нее отчаянно дрожали колени.
– Феррар говорит, что вы редактировали дневник вашего брата?
Динни наклонила голову. «Дыши поглубже!»
– В том виде, как он напечатан, он соответствует первоначальному тексту?
– Да.
– Дословно?
– Да. Я не изменила и не вычеркнула ни одного слова.
Глядя ему в лицо, она не видела ничего, кроме круглых блестящих глаз и слегка отвисшей нижней губы. Ее охватила такая оторопь, будто перед ней был сам господь бог! Но Динни тут же передернуло от этой мысли, и губы ее изобразили жалкое подобие улыбки.
– У меня к вам вопрос, мисс Черрел.
Динни с трудом выдавила тихое «да?».
– Многое ли в этом дневнике написано вашим братом после его возвращения?
Она смотрела на него, не понимая; наконец до нее дошел смысл его слов, и ее словно подстегнуло.
– Ничего! Ровно ничего! Он весь был написан тогда же, на месте.
И она вскочила на ноги.
– Можно узнать, откуда вам это известно?
– Мой брат… – только тут она поняла, что у нее вообще нет никаких доказательств, кроме слова Хьюберта, – мне так сказал мой брат.
– Вы верите каждому его слову, как святыне?
У нее еще хватило чувства юмора, чтобы не встать в позу, но все же она вскинула голову.
– Как святыне. Хьюберт – солдат, и…
Она запнулась и, глядя на эту высокомерную нижнюю губу, выругала себя за то, что употребила такое избитое выражение.
– Конечно, конечно. Но вы отдаете себе отчет, как мне важно это знать?
– У меня есть рукопись, – пробормотала Динни. Как глупо, что она не взяла ее с собой! – Там все ясно видно… я хочу сказать, она вся грязная, в пятнах. Я могу вам ее показать когда угодно, хотите?
Он снова удержал ее властным жестом.
– Не беспокойтесь. Вы очень любите брата, мисс Черрел?
У Динни задрожали губы.
– Очень. Как и все у нас.
– Я слышал, он недавно женился?
– Да, совсем недавно.
– Ваш брат был ранен на войне?
– Да. В левую ногу, пулей навылет.
– А в руку он не был ранен?
Ее опять словно укололо!
– Нет!
Короткое слово вырвалось, точно выстрел. Они постояли друг против друга полминуты, минуту; к горлу ее подступали слова мольбы, негодования; какие-то бессвязные слова, но она не раскрыла рта, она зажала его рукой. Он кивнул.
– Благодарю вас, мисс Черрел.
Голова его немножко склонилась набок, он повернулся и направился к двери, словно неся эту голову на блюде. Когда он исчез, Динни закрыла лицо руками. Что она наделала! Она только настроила его против Хьюберта! Она провела руками по лицу, по телу и так и замерла, дрожа с ног до головы, не отрывая глаз от двери, за которой он скрылся. Прошла еще минута. Дверь снова отворилась, и вошел Бобби Феррар. Он сверкнул зубами, кивнул, прикрыл за собой дверь и сказал:
– Все в порядке.
Динни быстро отвернулась к окну. За окном уже стемнело, а если бы и было светло, она бы там все равно ничего не могла разглядеть. В порядке! В порядке! Она провела рукой по глазам, повернулась и протянула обе руки, сама не видя куда.
Руки ее повисли в воздухе, но голос Бобби Феррара произнес:
– Я очень рад.
– А мне казалось, что я все испортила.
Теперь она увидела его глаза, круглые, как у щенка.
– Если бы он заранее не принял решения, он бы к вам не вышел, мисс Черрел. Не такой уж он кремень. Дело в том, что он обедал с судьей, – это нам помогло.
«Значит, зря я так мучилась», – подумала Динни.
– Вам пришлось показать ему предисловие, мистер Феррар?
Нет, и это к лучшему, – оно могло бы и повредить. В сущности, мы всем обязаны судье. Но вы произвели на Уолтера хорошее впечатление. Он сказал, что вас видно насквозь.
– Вот как?
Бобби Феррар взял со стола красную книжечку, любовно на нее поглядел и положил в карман.
– Ну что ж, пойдемте?
На улице Динни так глубоко вдохнула, словно хотела вобрать в себя весь этот ноябрьский вечер – и никак не могла надышаться.
– Бегу на почту! – сказала она. – Ведь он теперь уже не передумает, правда?
– Он дал мне слово. Вашего брата освободят сегодня вечером.
– Ах! Мистер Феррар!
И вдруг у нее из глаз хлынули слезы. Она наклонила голову, чтобы их скрыть, а когда повернулась к своему спутнику, его уже и след простыл.
Глава тридцать седьмая
Динни отправила телеграммы отцу и Джин, позвонила по телефону Флер, Адриану и Хилери, взяла такси и ворвалась к кабинет дяди. Сэр Лоренс сидел у камина с раскрытой книгой на коленях. Он поднял голову.
– Ну, как, Динни?
– Спасен!
– Это все ты!
– Бобби Феррар говорит, что мы всем обязаны судье. А я чуть было не испортила дела.
– Позвони.
Динни позвонила.
– Блор, попросите сюда леди Монт.
– А у нас радость, Блор: мистера Хьюберта освободили!
– Спасибо, мисс; я поставил на это шесть фунтов против четырех.
– Что бы нам сделать на радостях, Динни?
– Мне придется поехать в Кондафорд.
– Но сначала ты с нами поужинаешь. И сегодня ты у меня напьешься. А как будет с Хьюбертом? Кто его встретит?
– Дядя Адриан сказал, что мне лучше не ходить; он пойдет сам. Хьюберт, конечно, побежит домой и будет ждать Джин.
Сэр Лоренс лукаво ей подмигнул.
– Откуда она прилетит?
– Из Брюсселя.
– Так вот где у них оперативный центр! Ликвидация этого предприятия доставляет мне почти такое же удовольствие, как освобождение Хьюберта. У них бы ничего не выгорело, – не такое теперь время.
– Могло бы и выгореть, – заявила Динни: теперь, когда в побеге не было больше необходимости, мысль о нем уже не казалась такой невероятной. – Тетя Эм! Какой у тебя чудный халат!
– Я переодевалась. Блор выиграл четыре фунта. Динни, поцелуй меня. И дядю тоже. Ты так мило целуешься, совсем не платонически. Если я выпью шампанского, я завтра слягу.