Колдун внимательно следил за ней.
– Ох, – сказал он дразнящим тоном. – Неужели я сказал не то, что ты хотела услышать? Что, не станешь искать мои книги, шахзаде?
– Возможно, у вас еще осталась возможность заслужить их, – ответила Сорэйя уверенным голосом.
Она едва не забыла о своей слабой надежде. Ведь йату может знать, как снять проклятие. Если ему это известно, то перо ей не понадобится.
– Расскажите мне, как снять с меня ядовитое проклятие.
На этот раз ее вопрос удивил его.
– Я думал, ты и так знаешь, шахзаде, – покачал он головой. – С помощью пера.
Сорэйя решила, что ей послышалось. Что беспокойство по поводу пера исказило слова йату. Но колдун продолжил:
– Перо Симург обладает силой восстановления. В твоем случае необходимо, чтобы кончик пера проколол кожу. Укола в палец будет достаточно.
Сорэйя закрыла глаза. В ушах у нее стучала кровь.
– Благодарю вас, – прошептала она безучастным голосом, поворачиваясь к колдуну спиной.
Внутри у Сорэйи что-то онемело. Она едва отдавала себе отчет в том, где находится. Мир вокруг представлялся размытым, будто в расплывчатом сне. «Хватит на сегодня размышлений. Хватит и надежд», – решила она.
– Подожди, шахзаде, – окликнул ее йату загробным голосом. – Я ничего не даю задаром. Ты передо мной в долгу за то, что я тебе рассказал.
Сорэйя вяло махнула рукой в его направлении.
– Я сдержу свое слово и поищу ваши книги. Принесу, если найду.
– Мне кажется, ты можешь предложить нечто большее.
Сорэйя хотела было обернуться к нему и спросить, что он имел в виду. Но тут краем глаза она заметила нечто расплывчатое и услышала тупой звук удара…
Сорэйя повалилась на грязный, усыпанный костьми пол, не ощущая ничего, кроме боли.
10
Ненадолго мир вокруг Сорэйи погрузился в темноту. Затем она пришла в себя и осознала, что все еще лежит на полу, придерживая рукой глаз, по которому пришелся удар. Затем йату отодвинул ее руку, и она увидела его угловатое лицо. Колдун поспешно связывал ее запястья поверх перчаток толстым шнуром. В зубах он держал длинный нож с рукояткой из слоновой кости. Должно быть, ей-то он и ударил Сорэйю.
– Остановитесь! Что вы делаете? – закричала она, пытаясь высвободить руки.
Сорэйя не осмелилась звать Азэда: ее пугала близость ножа к лицу. Однако если она будет громко говорить, он может ее услышать и понять, что что-то пошло не так.
– Что вам нужно?
Йату закончил связывать ее руки и достал нож изо рта.
– Как, по-твоему, на что пойдут твои родственники, чтобы вернуть тебя живой? Обогатят меня? Официально даруют помилование? Как ни крути, что-нибудь получше стопки книг. Или заплатят за твое исчезновение.
Сорэйя прикусила язык, стараясь удержать в узде желание позвать Азэда. Йату принялся связывать ей лодыжки, используя подол ее платья, чтобы избежать контакта с кожей. Возможно, если она быстро крикнет, или рванется в его направлении, или сделает вид, что потеряла сознание…
Но прежде чем она успела принять решение, колдун повалился на землю. Он не успел связать ей ноги, и Сорэйя откинула шнур, а затем перевернулась на бок и поднялась на колени. Оказалось, что Азэд вошел в дахму без фонаря, незаметно подкрался к ним и сбил с ног йату. Теперь двое мужчин боролись, пытаясь завладеть ножом, который колдун все еще держал в своей руке.
Сорэйя в ужасе посмотрела на Азэда, прижатого к полу массой тела йату. Нож находился опасно близко к его горлу.
– Беги! – выкрикнул он.
Но, разумеется, она не могла бросить его. Сорэйя поднялась на ноги, стараясь не потерять равновесия. Под перчатками ее связанные руки била дрожь… под перчатками, что были ей немного велики. Молча поблагодарив Парвуанэ, Сорэйя наклонилась и наступила на край перчатки – там, где в пальце оставалось немного пространства, – и со всей силы рванула руку прочь.
Будь Сорэйя в своих привычных перчатках, она не смогла бы этого сделать или поранилась бы. Хвала судьбе, или Создателю, или Парвуанэ, не важно кому: перчатка сидела достаточно неплотно, чтобы Сорэйе удалось частично высвободить из нее руку. Она продолжала тянуть, пока не высвободила правую руку из перчатки и пут колдуна. Тогда она быстро освободила вторую руку и выбросила шнур.
Пока Сорэйя сражалась с путами, Азэд продолжал бороться с йату. Но стоило ей освободиться, как у нее на глазах колдун ударил Азэда коленом в живот. Хватка Азэда на запястье противника ослабла, и он издал вопль боли.
Его крик обжег ей уши, и ее обдало волной стыда. Азэд вот-вот погибнет, и все из-за нее. Из-за того, что согласился помочь ей в опасной затее, а затем прибежал на ее крики. А Сорэйя ничего не могла сделать, чтобы помочь.
Тут Сорэйя в очередной раз услышала голос Парвуанэ: «Ты могла бы быть столь могущественна».
Эти слова больше не казались подначиванием, они превратились в предложение, в решение. У йату был нож, но Сорэйя тоже имела оружие. Занесенный колдуном клинок отразил свет огня, и стыд Сорэйи воспламенился, превращаясь в ярость.
Одна рука принялась опускать клинок вниз, в то время как другая крепко обхватила первую непокрытыми пальцами.
«Я дотронулась до его кожи. Моя кожа соприкасается с его». Кожа йату была холодна, но все же не лишена тепла. Тепла, какого Сорэйя никогда не знала. Обстоятельства были прискорбными. Но то, что она прикоснулась к кому-то, испытала это ранее неизведанное чувство, заставило Сорэйю на мгновение забыть, кто она и где находится. Она забыла о том, что неизбежно произойдет следом.
Йату тоже был поражен. Он застыл на месте, неотрывно глядя на руку Сорэйи и вьющиеся у нее под кожей ядовитые линии. Они оба с удивлением наблюдали за тем, как вены на запястье колдуна налились столь знакомым Сорэйе ядовито-зеленым цветом, растекаясь по руке. Он выронил нож, и тот со звоном ударился об пол рядом с Азэдом, не причинив тому вреда.
– Что ты натворила? – проскрежетал йату, оседая.
Рука колдуна выскользнула из пальцев Сорэйи. Яд распространялся к его шее. Он попытался сказать что-то еще, но вместо этого начал давиться.
«Это я сделала. Я могу делать подобное», – подумала Сорэйя. По телу йату распространялся яд всех тех страданий, что она пережила, ощущая себя маленькой и бестолковой, когда члены семьи лгали ей или избегали ее. Когда она скрывалась, чувствуя себя позорищем. Она смотрела, как он задыхается от этого яда. Ей казалось, что она ничего не весит. Что у нее нет тела. Что она свободна.
Сорэйе ни разу не доводилось увидеть воздействие своего яда на кого-то больше бабочки. Она не знала, как быстро умрет колдун, и наблюдала за ним в исступленном любопытстве. Йату лежал на полу и конвульсивно дергался: в нем угорали последние искорки жизни. Наконец он замер, а вены на теле перестали быть видны. Сорэйя поняла, что он умер.
– Сорэйя.
Он был мертв. Это она убила его. А он был куда больше бабочки.
– Сорэйя, что ты натворила?
Она подумала, что слышит голос йату, повторяющего свои последние слова. Но тут до нее дошло, что это был Азэд. Он рывком поднялся с пола и осмотрел тело, приложив пальцы к горлу колдуна.
– Он мертв, – произнес Азэд после непродолжительного, но тягостного молчания.
Азэд поднял глаза на Сорэйю. Его рот был приоткрыт, глаза широко распахнуты: в них читался благоговейный страх.
– Ты убила его.
«Я сделала это, чтобы спасти тебя. У меня не было выбора», – хотелось сказать ей. Сорэйя пыталась оправдаться перед самой собой благими намерениями, но только теперь поняла, что врала самой себе. Она могла найти что-то тяжелое, чтобы выбить из йату дух. Могла просто пригрозить смертью, не дотрагиваясь до него. Она могла бы придумать хоть что-то еще. Да вот только она в тот момент не думала. Она злилась на колдуна за то, что он сказал ей много лет назад. За то, что не дал желаемых ответов… За то, что это оказалось легко. Потому что в глубине души ей всегда было интересно, насколько легко будет кого-то отравить. А тут вдруг ей представилась такая великолепная возможность.
Сорэйя начала давиться и поднесла руки к лицу, одну в перчатке, другую без, спрятав в них лицо. Ей не хотелось видеть мертвого йату и его остекленевшие глаза. Но это было невозможно: он стал частью нее. Труп на земле был ее рук дело.
– Я не хотела.
Однако слова ничего не изменили. Стоит ей опустить руки, как она вновь увидит тело: оно никуда не денется. Как и клеймо убийцы.
Азэд взял Сорэйю за запястья поверх рукавов, следя за тем, чтобы не касаться ее кожи, и отнял руки от лица.
– Не надо, – сказал он твердо.
Он дал словам время на то, чтобы они отдались эхом у нее в голове и достигли памяти, вплоть до того дня, когда он защитил ее от Рамина.
– Ты спасла нас обоих.
Смотрел он столь же прямо и открыто, как и говорил. На его оранжевом в свете огня лице плясали тени. Возможно, стоит ей позволить, и он сможет выжечь из нее чувство вины своими словами, своим взглядом, единственным своим прикосновением. Сорэйя начала было льнуть к нему, сама не осознавая, что делает, но все же опомнилась, замерев. И все же ее явно тянуло к нему. Их что-то связывало. Что бы сейчас ни произошло, это мгновение принадлежало лишь им одним, соединяя, будто зловещая брачная церемония.
– Ты ранена? – спросил Азэд, нахмурившись.
У Сорэйи вырвался смешок. Он звонко пролетел над ними, донельзя неуместный в этом пристанище смерти.
– Никто не может меня ранить, – исступленно ответила она и продолжила, уже спокойнее: – Все кончено. Сказание о нас с тобой заканчивается здесь, Азэд.
– О чем ты? – спросил он требовательно, сильнее сжимая ее запястья. – Что тебе сказал йату? Ты не можешь просто сказать, что все кончено, ничего не объяснив.
Азэд был прав. Он рисковал жизнью ради нее, бросился на выручку, утешал в самый тяжелый момент ее жизни. Было несправедливо отгораживаться от него прямо сейчас. Сначала он должен узнать правду и понять, почему все их старания были напрасны.