Поначалу Сорэйя была слишком уязвлена, чтобы отреагировать. Но она ничего не могла с собой поделать. То была выработанная годами привычка замирать, отступать и старательно тушить растущее в ней чувство гнева, пока оно не исчезнет. Раньше она бы так и поступила. Раньше так и поступала. Каждая из многочисленных встреч с Рамином проходила по такому сценарию. Даже будучи окруженным дивами, бессильный, он считал, что может продолжать говорить ей все, что ему заблагорассудится. Считал, что она не даст сдачи.
Тем временем кровь в жилах Сорэйи продолжала кипеть после единения с дивами. Ей хотелось одного – доказать Рамину, что он не прав.
– Ты считаешь, что можешь говорить со мной в подобной манере, потому что никогда не ожидал, что я дам сдачи, – прошептала Сорэйя ему на ухо.
Сорэйя была сама не своя, но в то же время она чувствовала себя самой собой. Она не знала, кто она. Все, что она знала – это то, что теперь она свободна.
– Все эти годы мне достаточно было единственного прикосновения, чтобы заставить тебя замолчать. Но я позволяла тебе победить, и потому ты меня не боялся. Потому насмехался надо мной, унижал меня. Но тебе стоило меня бояться, Рамин. Бояться с первого дня нашего знакомства.
В гневе Сорэйя провела ногтями по груди Рамина, выпрямляясь и оставляя на его коже кровавые царапины.
Дивы вновь хором поддержали ее, будто она только что нанесла удар противнику в рукопашном бою. Сорэйя не могла и не хотела отрицать того, что получала удовольствие от происходящего. Она подняла голову и встретила взгляд Азэда – такой же, как в Новруз. Они подпитывали друг друга энергией. Создавалось впечатление, что между ними пробегали разряды молний.
Рамин склонил голову и задрожал. Сорэйя решила было, что ему больно, но затем осознала, что он смеется. Он поднял на нее глаза и громко обратился к ней:
– Думаешь, я тебя не боялся? Ты заблуждаешься, Сорэйя. Я всегда тебя боялся. Но я пообещал себе, что никогда не проявлю своего страха в твоем присутствии. Как бы я мог защитить сестру от угрозы, пугающей меня самого?
Она не хотела слышать имени Ло-ле́ или чьего бы то ни было еще, что способно было испортить наслаждение от преподнесенного Азэдом дара. Но она все же не сдержалась и задала Рамину вопрос:
– О чем ты?
– Почему, по-твоему, я везде таскался за вами двумя? Мне была невыносима даже мысль о том, чтобы оставить вас наедине. Я видел, как ты смотришь вслед ей и Сорушу, когда они оставляли тебя в темноте потайных ходов. Видел ревность и ненависть в твоих глазах.
– Это неправда! – выпалила Сорэйя.
Однако она понимала, что, вне зависимости от правдивости этих обвинений, Рамин не думал, что лжет. Он был неспособен высокомерно манерничать, как прежде, и потому на его лице и в его голосе читались искренние эмоции. Это было признанием с его стороны. Он боялся ее… боялся за Ло-ле́.
– Я видел, как год за годом эти эмоции лишь усиливались. Видел, как яд в тебе становится сильнее. Я советовал Ло-ле́ держаться подальше от тебя, но она была слишком добра. Или слишком сочувствовала тебе. Так что я нашел другие способы отгородить ее от тебя. Я знал, что однажды ты причинишь ей боль.
– Довольно, – приказала Сорэйя.
Слетавшие с губ Рамина слова так и норовили лишить ее удовольствия от контроля над ним. Она не могла позволить себе лишиться этого, остаться ни с чем.
Однако Рамин лишь повысил голос:
– Я считал, что этого будет достаточно, чтобы уберечь от тебя моих родных. Но я ошибся. Моя сестра провела день своей свадьбы в слезах из-за тебя и твоего…
– Я сказала: довольно! – выкрикнула Сорэйя.
Она сделала шаг вперед, замахнулась ногой и со всей силы пнула Рамина в рану.
Радостные вопли дивов почти заглушили крик боли Рамина. Он скрючился и упал. Однако Сорэйя все же его услышала. Этот животный крик боли, преисполненный агонии, помог ей опомниться.
«О нет».
Сорэйе отчаянно не хотелось слышать этих слов и давать ему одержать победу даже сейчас, когда он был ее пленником. Она отреагировала, не подумав. Сейчас же, когда она осознала сказанное им, лежащий перед ней с закрытыми от боли глазами Рамин предстал перед ней в новом свете. Все это время она воспринимала его в качестве гонителя, а себя – в качестве оболганной жертвы его гордыни, вынужденная уступать из-за нежелания вредить ему. Рамин же видел эту ситуацию совершенно иначе. Он считал себя героем, защищающим своих родных от живущего среди них демона, которого лишь он один был способен распознать.
Теперь, стоя в полной дивов пещере и с кровью под ногтями и на подоле платья, Сорэйя не была уверена, чье видение было верно.
Она вновь склонилась над Рамином, но в этот раз для того, чтобы развязать ему руки.
– Что ты делаешь? – спросил он с удивлением.
– Прости меня, – ответила Сорэйя, не находя сил посмотреть ему в глаза.
Не успела Сорэйя начать, как ей на плечо опустилась рука, и она замерла.
– Немедленно остановить, – прошипел Азэд едва слышно. – Ты не можешь демонстрировать дивам слабость.
– Ты сказал, что я могу сделать с ним все, что пожелаю, – возразила Сорэйя, глядя в его суровое лицо. – И я желаю освободить его.
– Я этого не позволю. Они этого не позволят.
Сорэйя взглянула на толпу перешептывающихся дивов, выворачивающих шеи, желая увидеть, как она будет издеваться над Рамином дальше.
– В таком случае я хочу, чтобы его вернули в Гольваар целым и невредимым.
После этих слов она повернулась к нахмурившемуся Рамину, смотрящему на нее неверящими глазами.
– Пригляди за ними, – обратилась она к нему шепотом. – Сделай все возможное, чтобы защитить их.
– Иди в туннель и жди меня там, – прошептал Азэд, беря ее за руку и поднимая на ноги.
Сорэйя в последний раз виновато посмотрела на Рамина и последовала отданному ей указанию, поспешно проходя через толпу. Она проталкивалась через толпу, когда до нее донеслись слова Азэда:
– Ваш добродетель приняла мудрое решение позволить своему узнику восстановить силы, прежде чем мучить его дальше…
Оказавшись одна в туннеле, Сорэйя уперлась головой в каменную стену, глубоко и часто дыша. В ушах у нее по-прежнему звучал крик боли Рамина. И как только она позволила себе настолько потерять над собой контроль? Она утратила этот навык после стольких лет сдерживания эмоций. Порой ей казалось, что она может быть лишь чем-то одним – либо мышкой, либо гадюкой, без возможности остановиться где-то посередине. Если это правда, то Сорэйя не знала, что ей выбрать: оба варианта приносили ей страдание и стыд.
– Сорэйя, – услышала она голос Азэда и почувствовала, как он на удивление нежно берет ее за руки и поворачивает лицом к себе. – Я приказал вернуть его в Гольваар невредимым.
– Ты лжешь мне?
– Клянусь своим троном, что говорю правду.
Сорэйе не оставалось ничего, кроме как поверить ему на слово: Азэд уже вел ее дальше по туннелю, прочь от пещеры.
– Куда мы идем?
– Туда, где ты сможешь спокойно отдохнуть. Я надеялся, ты обрадуешься моему дару тебе. Но, похоже, он тебя огорчил. Возможно, я преподнес его слишком рано.
«Вовсе нет. Ты сделал это слишком поздно», – подумала Сорэйя. Она бы ни за что не причинила боль Рамину до своего похода в храм огня, до того, как побывала в дахме. До того, как впервые познала удовольствие от того, чтобы давать волю чувствам.
Сорэйя думала, что он проводит ее в комнату. Однако они прошли мимо туннеля, ведущего к ней. Они продолжили подниматься вверх, куда выше, чем ей доводилось бывать прежде. Сорэйя поняла, куда он ее привел, лишь тогда, когда он остановился перед дверным косяком с толстой железной дверью.
Она оказалась в намного большей и богато обставленной комнате с кушеткой и несколькими креслами. Каменный пол был застелен лежащими внахлест выцветшими коврами. Над большим овальным столом из полированного дерева висел хрустальный канделябр с горящими в нем свечами. На столе была расстелена карта Аташара, на которой стояли резные деревянные фигурки, окрашенные в красный либо белый цвета. В одной из стен даже был вырублен изысканный камин. Сорэйя почувствовала дуновение ветра на лице. Она подняла голову и с удивлением заметила вырезанное в противоположной стене окно. Оно представляло собой неровный прямоугольник без стекла, защищающего от ветра.
В сравнении с другими помещениями Арзура эти покои были достойны шаха.
Азэд положил руки ей на плечи, от чего Сорэйя тут же напряглась.
– Зачем ты привел меня сюда?
– Я подумал, что тебе не помешает глоток свежего воздуха. Нигде в горе больше нет окон.
Сорэйя подошла к окну, желая оказаться подальше от него. К тому же она действительно обрадовалась свежему воздуху. Ей даже показалось, что она различила очертания купола Гольваара вдали, за чащей на южном склоне горы. От этого зрелища у нее защемило сердце.
– Ты утешал меня той ночью в дахме, когда я убила йату, – произнесла Сорэйя, поворачиваясь к нему. – Сказал, что я поступила правильно. Что мне не должно быть стыдно. Собираешься ли ты поступить так же и сейчас?
Сорэйя не собиралась задавать вопрос в манере просьбы, однако под конец голос ее дрогнул.
– Так ты этого от меня хочешь? – ответил он, немного помолчав, разглядывая ее. – Чтобы я оправдал тебя? Легко. Этот юноша заслужил подобное обращение. Как и все остальные. Потому-то…
Он ненадолго смолк. Лицо его выражало возбуждение.
– Потому-то я и хочу, чтобы именно ты казнила своего брата.
Несмотря на окружавшие ее ужасы, Сорэйя не сдержалась и рассмеялась.
– Я ни за что не убью собственного брата, – ответила она ошеломленно.
– Я тоже когда-то так думал. Однако за то время, что мы провели вместе, мне кое-что открылось, Сорэйя.
Он принялся не спеша идти ей навстречу, делая небольшие шаги, будто бы боясь спугнуть ее резким движением.
– Я не могу представать перед дивами в человеческом обличье. Я не хочу напоминать им о том, кем я был, о моих слабостях. Хочу, чтобы они всегда видели меня на пике силы. И потому порой