— Выбирал на глаз… Кажется, сапоги все же велики вам. А спецовка? Да все равно меньше этих нету! Из старых, ношеных не хотелось брать. Все они, скажу вам, дрянь! Одевайтесь и идемте!
Соня надела сапоги и спецовку. Сапоги были немножко велики, а спецовка длинна. В жестком брезентовом комбинезоне она почувствовала себя неудобно, словно попала в жестяной футляр.
— Вот вы и настоящая торфяница, — улыбнулся Аржанов, приглядываясь к ней.
Соня не ответила. Поправив на голове берет, она вышла из барака. Аржанов последовал за нею.
Солнце только что поднялось. Улица была запружена торфяницами.
Соня и Аржанов вошли в этот поток. В одних бригадах девушки шагали весело, с песнями. В других шли вяло, с сонными лицами и припухшими от сна глазами, — многим хотелось еще поспать, понежиться в постелях. Всматриваясь в их фигуры, Соня подумала: «Видно, и я в своем наряде так же нескладна, как они».
Бригады расходились все дальше и дальше друг от друга, шли на свои участки. День обещал быть теплым. Небо ясное. В его синеве ни облачка. Там только жаворонки радостно пели свой гимн весне, зазеленевшей земле. Да черным пятном, как бы попав в воздушный водоворот, кружился на одном месте ястребок. Кое-где над равниной, уходившей к сизо-мглистому горизонту, передвигались облачка тумана; они застревали на бровках, в кустах осинника и медленно таяли.
«Как гуси, — следя за клочьями тумана, подумала Соня, и захотелось ей покликать: — Тега, тега!»
Направо — дремучий лес волнистыми выступами уходил вдаль и терялся в прозрачно-сереющей дымке. Аржанов шел возле девушки и не нарушал ее задумчивого молчания.
Из-за бараков показались самолеты и, поблескивая крыльями, с ревом пронеслись над болотом. Соня пристально поглядела на них, улыбнулась и вспомнила Алешу.
«И он летает на таком соколе. Где он теперь? Вспоминает ли?» Соня улыбнулась и пошла быстрее.
— Соня, правда, хорошее утро? — как бы угадывая мысли девушки, нарушил молчание Аржанов.
— Да, хорошее, — пожалев, что идет не одна, отозвалась Соня. — Скоро придем на место работы?
— Через полчаса, — ответил Аржанов и бросил взгляд на девушку.
Ее смуглое лицо было спокойно, и черные глаза ничего не выражали. «Да, эта девчонка, черт возьми, умеет себя держать».
Подошли к узкоколейке. Справа, на горизонте, взвился беловатый клуб дыма — это в сторону Шатурской электростанции мчался поезд. Машинист еще издали стал давать пронзительные предупредительные гудки. Они отрывисто ухали над равниной. Где-то вдали откликалось им эхо. Торфяницы остановились. Вот уже близко поезд, дымок клубами вылетал из его трубы и, отлетая в сторону, быстро таял. Из дверки паровоза выглянул машинист. Лицо его было черно от копоти, русые волосы трепались по ветру. Он улыбался девушкам, поблескивая белыми зубами.
— Черт! Леший! — шутили торфяницы.
Машинист, посматривая на их смеющиеся лица, догадывался, что они кричали ему. Он прибавил скорость. Приземистые вагонетки, груженные торфом, лязгая и грохоча, раскачивались из стороны в сторону. Девушки, шедшие цепочкой вдоль полотна, радовались непредвиденному утреннему развлечению.
Когда поезд скрылся, торфяницы перешли через рельсы и веселой, шумной толпой, двинулись дальше. Тут же за железнодорожной насыпью, в сторону от узкоколейки, пересекая поля сушки, далеко-далеко тянулась лоснящаяся на солнце лента гидромассопровода. Обручи на стыках труб напоминали ребра удавоподобного чудовища, плотно припавшего брюхом к торфяному болоту. Девушки одна за другой поднялись на трубы и цепочкой пошли дальше. Соня и Аржанов также стали на них и пошли. Соне, не привыкшей к такому пути, было трудно и боязно идти. Ступая по трубам, она с замиранием сердца думала, что вот-вот поскользнется и упадет в болото, в топкую грязь. Аржанов, заметив, что Соня теряет равновесие, взял ее под руку, но она резко отстранилась от него — помощь техника была неприятна ей. Девушка уже слышала сзади двусмысленные остроты по своему адресу.
— Ишь какого хахаля подцепила, — съязвила какая-то торфяница. — Не успела прийти на болото, как завертела хвостом.
Другая ответила:
— Ничего, пусть крутит. У него она, дура, не первая и не последняя.
Соне хотелось крикнуть этим торфяницам, что они не правы, так говоря о ней, но не крикнула — все равно не поверят. Опустив голову, она понуро шла за цепочкой девушек, растянувшейся на полкилометра. Вдруг впереди послышались крики. Торфяницы остановились. Оказалось, что в одном месте, на стыках труб, гидромасса зафонтанировала. Мутная коричневая жижа забила метров на пятнадцать вверх, широко разбрасывая липкие струи. Девушки сошли с труб и обошли фонтан.
«Действительно, это какое-то чудовище», — думала Соня, осторожно шагая.
В трубах урчало, хлюпало и гудело — это бешено бежала гидромасса. От ее напора стенки труб дрожали. Особенно было страшно на стыках. Из щелей вырывался воздух, и трубы зловеще шипели, а гидромасса вылетала свистящими фонтанчиками и коричневыми искрами рассыпалась на солнце.
— Когда идете по массопроводу, — предупредил Аржанов, — то всегда надо быть настороже. Особенно если услышите шипение. Надо быстрее пробежать такой участок труб или же немедленно сойти с них.
— Нам сюда, на эту карту, — показал Аржанов.
Соня спрыгнула вслед за ним на рыхлый, как перина, настил мха.
— Вот эта насыпь, что лентой тянется вдоль картовой канавы, называется бровкой, — начал объяснять техник разлива. — Ее назначение: задерживать гидромассу на карте, когда она будет пущена на нее. А вот эта поперечная насыпь, что девушки делают, называется валиком. Назначение валика такое же, что и бровки, с той лишь разницей, что он служит нам только в момент разлива. Хотя торфяные карты кажутся на взгляд ровными, как стеклянная гладь, на самом деле они имеют в некоторых местах неровности и уклоны. Гидромасса может неравномерно разлиться на картах. Поэтому на карте насыпаются четыре-пять валиков. Сперва заполняют гидромассой площадь между валиками, потом откатывают трубы и засыпают образовавшиеся под ними углубления. Таким же способом заливают гидромассой площадь за другим валиком, за третьим — и так далее, пока не зальют всю карту. Неровности и уклоны на карте при такой заливке гидромассой не имеют значения. А вот, Соня, видите деревянные крестики, стоящие на поверхности карты?
— Вижу.
— Знаете их назначение?
— Нет.
— Вот я и объясню. Будете ставить их по картам. Работа легкая. — Аржанов подошел к колышку, выдернул его и показал Соне. — Видите вот эту метку на нем? Хорошо. Так вот, выше ее, метки, колышек вбивать в землю нельзя: расстояние от нее и до крестовники разливщики заполняют гидромассой. Как разлив будет закончен на карте, между валиками, вы должны зайти в гидромассу, выдернуть их и поставить на другую карту. Для этой работы и выданы вам спецовка и резиновые сапоги. Ясно?
— Поняла, — ответила Соня.
Она украдкой бросала взгляды на Аржанова и думала! «Он хорошо знает процессы добычи торфа и объясняет серьезно. Не ошиблась ли Ольга в нем? Может быть, он не такой плохой человек? Он как будто искренне сказал, что Волдырин споил его, что он только спьяна ворвался в барак…»
Соня думала, морщила лоб, и ей начинало казаться, что Аржанов любит свое дело и живет им.
— Что с вами? Почему так взглянули на меня? — спросил Аржанов.
— Не знаю. Так… — растерянно проговорила Соня.
— А я подумал, что вы все сердитесь на меня за мою пьяную выходку.
— Кто старое вспомянет… — Соня улыбнулась и более дружелюбно взглянула на техника.
— Правильно — тому глаз вон, — согласился Аржанов, и почтительная улыбка опять появилась на его красивом загорелом лице.
Девушка, глядя перед собой, шагала по карте. Несмотря на уродливую спецовку и большие резиновые сапоги, она все же казалась стройной. Аржанов шел рядом с нею. Вдоль карты были выложены трубы. Они еще не были скреплены, а только плотно приткнуты одна к другой. Соня увидела, что трубы положены метров на пять от бровки, вдоль нее.
— По этим трубам и идет гидромасса, — пояснил Аржанов. — Видите вон тот, среди полей, бугор с вышкой, от которого тянутся сюда провода…
— И что же?
— Там находится аккумулятор. Большой такой котлован. С добычи вот по таким, как эти, трубам в него поступает гидромасса. Оттуда при помощи насосов она попадает по трубам сюда. В тех трубах, по которым мы шли против каждой карты заслонки. Чтобы пустить гидромассу на карту, надо открыть заслонку, что против нее. Сейчас гидромасса пойдет вон к тому концу, и мы оттуда начнем разливать ее.
— Понятно, — сказала Соня.
Они подошли к валовой канаве с высокими насыпями по обеим сторонам. Ширина ее была не менее двух-трех метров, глубина — до трех метров. Вместо мостика лежало березовое бревно. Соня глянула вниз. В канаве медленно струилась мутно-коричневая вода. На гребнях насыпей бегали стрижи. Они то взлетали, то вновь садились. Казалось, что они давно привыкли к людям и не боялись их. Соня вспомнила, как она в детстве вместе с Алешей ходила на берег Оки, бегала с ним за молодыми, еще не умевшими хорошо летать стрижами. Подкрадываясь к стрижам, она тогда думала, что сейчас поймает, протягивала руку к нему, а стриж взлетал и, пролетев сажени две-три, опять садился, громко чирикая и помахивая хвостом, как бы дразня ее и Алешу. Соня улыбнулась и стала на бревно, чтобы перейти канаву.
— Не боитесь ходить через такой мостик? — спросил Аржанов.
Девушка не успела ответить, как он ловко поднял ее на руки и бегом перебежал по бревну на другую сторону канавы.
— Ух! — воскликнул он и осторожно поставил ее на землю. — Не испугались?
— Нет, но вы, предупреждаю вас, в следующий раз не хватайте так меня, — проговорила строгим тоном Соня.
— Почему?
— Мало ли почему! От испуга я могла бы податься назад или в сторону, и вы и я очутились бы в канаве.
— С вами я не прочь и покупаться в этой луже.
— Это уж вы с какой-нибудь другой, а я и без этого удовольствия обойдусь.