«Расшить! — думал он. — Знаем, как вы расшиваете. Снимете с участка бригад десять, а я завалюсь в такой прорыв, что и тысячи стахановок не помогут выбраться. Знаю я вас, товарищ Завьялов и товарищ Казенов, ох, как знаю!»
— Вы знаете, что отставание добычи происходит оттого, что нам не хватает рабочей силы, главным образом карьерщиков и брандспойтщиков, — сказал Завьялов, прохаживаясь по кабинету и поскрипывая ярко начищенными сапогами.
— Так чего ж вы хотите от нас? — не выдержав, спросил Нил Иванович.
— Надо вам прийти на помощь, — сказал, точно отрубил, Казенов. — Вот только за этой самой помощью и приехали к вам. Людей подбросьте!
— Кто должен подбросить-то? — спросил уже с раздражением и тревогой начальник участка.
— Как кто? — удивился Казенов. — Конечно, вы, Нил Иванович. Мы приехали к вам, значит…
— Вы! Вы! Кто же больше! — поддержал инженера директор предприятия. — Вам же подается гидромасса, вы же и выручайте!
— А на другие участки разве не подается?
Нил Иванович вскочил со стула и, тяжело дыша, зашагал по комнате, стараясь не глядеть ни на директора, ни на инженера предприятия.
Завьялов сел на его стул и сказал:
— Ты теперь, Нил, походи, а я посижу.
Нил Иванович обернулся к нему.
— Что вы, что вы, Михей Иванович! Как это я могу помочь вам рабочей силой, да еще в разгар сезона! Вы отлично знаете, что у меня на участке нет комплекта рабочих.
— Знаю. Но все-таки выделяйте. Давайте девушек на укомплектовку ночных смен.
— Что хотите делайте со мной, а я не дам людей! Расстреляйте, а не дам! — воскликнул Нил Иванович и бросился к двери, но тут же повернул обратно.
— Казнить не будем, а людей давайте! — твердо сказал директор.
— Что я, отдам вам кадровых, что ли? — шумел Нил Иванович. — Как туго у инженера Казенова, так ко мне: «Давайте! Помогайте!»
— Любим, значит, вас больше всех, — рассмеялся Завьялов.
— Нет, вы уж других полюбите, Михей Иванович! А я без такой любви обойдусь.
Казенов, Долгунов и Завьялов захохотали. Нил Иванович фыркнул, почесал лысину, выругался и не выдержал, громко рассмеялся.
— Вы бы, Михей Иванович, обратились в Москву, в наркомат, пусть бы он прислал рабочих. Ведь по плану правительства нам полагается… — начал он уже мягче, глядя на все еще смеющиеся лица директора и инженера. — А вы ко мне…
— Думаете, не обращались? Вот, прочтите, — сказал Казенов и подал телеграмму.
Нил Иванович взял и прочел вслух:
— «Шатура. Главинж Казенову.
Связи известными вам трудностями предоставить рабочую силу ближайшее время не представляется возможным. По нашим данным, имеющаяся у вас рабочая сила используется нерационально, организация труда слабая, очередность работ недостаточно продумана. Дабы не сорвать плана, нехватку рабочей силы компенсировать за счет лучшего маневрирования и использования существующей, равно как за счет лучшей организации труда. Вашу просьбу докладывал правительству. Правительство, как и я, надеется, что проявлением местной инициативы выйдете из положения. Телеграфируйте, что вами будет предпринято. Замнаркома электростанций».
— Вот так помог, вот так помог наркомат! — возвращая телеграмму Казенову, воскликнул Нил Иванович, а затем с оттенком легкой иронии добавил: — Телеграмма, впрочем, адресована не мне, а товарищу Казенову, он пусть и проявляет инициативу.
— И проявляю! — ответил резко Казенов. — И проявляю!
— Хороша инициатива, нечего сказать! За наш счет.
Нил Иванович, вздыхая и хмурясь, заходил по кабинету. Было видно, что начальник участка сильно расстроился. Он не мог представить себе, как это можно отдать двести — триста девушек с полей участка, когда там и без того не хватает рабочей силы.
Долгунов молчал. Лицо его было серьезно, тонкие брови приподняты. Взглянув на парторга, Нил Иванович решил, что он на его стороне и будет поддерживать его. «Не дам, вот и все! — окончательно укрепился он в своем решении. — Пусть едут к начальникам других участков!»
Казенов, слушая возражения Нила Ивановича, подумал:
«Что он, этот Нил, дурака валяет или же не понимает создавшегося положения? Ишь индюк, расходился!»
— За наш счет хотите, Казенов, цвести! — воскликнул Нил Иванович. — А я должен благодаря вашей инициативе завянуть на своем участке?
— Местничаете, Нил Иванович, местничаете, — возразил Казенов.
— Сядьте на мое место, а я погляжу, как вы завертитесь!
— Каждый сидит там, куда его посадили, а людей давайте, — твердо сказал Казенов.
— Нет, посидите! — набросился на инженера Нил Иванович, видя его настойчивость. — Если я по змейкам отстану — у меня на этой работе не хватает людей, — так будете гонять?
— Будем! — подтвердил Завьялов.
— За цаповку, за клетки тоже?
— Будем, — подтвердил Завьялов.
— Разлив у меня на волоске держится, вот-вот оборвется. Перед каждой сменой с Емельяном Матвеевичем сбиваемся с ног, пока ее не укомплектуем. Да где у меня народ-то?
— За это вы и деньги от государства получаете.
— А вы? — вскинул глаза на Казенова Нил Иванович. — Не деньги? Еловые шишки получаете?
— Коль вы так, то я вот так поставлю перед вами вопрос, Нил Иванович, — сказал уже сурово Завьялов. — Если добыча сорвется у Казенова, то гидромасса не будет подаваться на поля. Что станешь делать? Ничего! План не выполнишь, так? Хорошее время упустим. Время сушки! Дополнительно нам людей дадут? Не дадут! Какой же выход? Перебросить людей с сушки, вот и все!
Нил Иванович что-то промычал и отрицательно закачал головой.
— Все это, может, и правильно, но людей дать не могу, — решительно отрезал он. — Что хотите делайте, а не могу.
— И почему вас зовут Нилом Ивановичем, а не Крокодилом Ивановичем! — рассердился Казенов. — Завтра же отдам распоряжение, чтобы не давали гидромассу на ваш участок.
— Небось дадите.
— Ладно, — воскликнул Завьялов, — не спорьте! — И он обратился к парторгу: — Емельян Матвеевич, что вы скажете относительно нашей просьбы?
Долгунов, не принимавший до этого момента участия в разговоре, бросил взгляд на взволнованного Нила Ивановича и сразу высказал свое мнение:
— Судя по ходу дела, надо дать. Хотя своя рубашка, как говорят, ближе к телу, но государственное дело надо по-государственному и решать.
— Вот это ответ! — весело воскликнул Завьялов. — Что вы теперь, Нил Иванович, скажете?
Начальник участка покрутил головой и вздохнул.
— Что скажу? Коли и Брут против меня — сдаюсь. Что с вами, друзьями, поделаешь! Посмотрю, что вы говорить будете, когда я начну заваливаться с планом!
Нил Иванович улыбнулся, и его лицо приняло мягко-добродушное выражение.
Завьялов и Казенов, довольные разрешением важного хозяйственного вопроса, также улыбнулись. Директор, взглянув на часы, поднялся.
— Эге! Уже двенадцатый. Больше часа торговались… Ну и упорны вы, Нил Иванович! — сказал он уже ласково. — Вот и я и Казенов так не торгуемся, когда вы просите.
— Вы начальство, а поэтому и не должны, — заявил Нил Иванович.
Попрощавшись с Долгуновым и Нилом Ивановичем, директор и инженер предприятия вышли из конторы, сели в дрезину и уехали.
— Нажгли и укатили! — глянув в окно, сказал громко и сердито Нил Иванович. — И так в каждом сезоне: как прорыв у Казенова, так он и Завьялов с ножом к моему горлу.
Долгунов промолчал.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Арест Глаши сильно расстроил Ольгу. Она говорила с Нилом Ивановичем и Долгуновым, просила их принять меры к освобождению девушки ее бригады. Парторг обещал употребить все усилия для этого. Прошло, однако, четыре дня, а Глаша все еще не вернулась в бригаду. Другие девушки также чувствовали себя обиженными. Некоторые из них высказывались за то, чтобы всем пойти к начальству и потребовать немедленного ее освобождения.
— Идем, идем! — звали они Ольгу. — Ты у нас бригадир! Мы вместе выручим Глашу, докажем, что не подруга наша виновата, а хулиган Аржанов. Если нам не поверят, то пусть сажают и нас…
— Глупо! Очень глупо! — сердилась Ольга. — Комсомолки, а рассуждаете по-обывательски. Нам работать надо. Долгунов обещал сделать все, что нужно, расследовать это дело до конца.
Девушки успокаивались и отходили от нее. Работали на сушке так же ударно, менее пяти норм не давали.
В бараке было тихо. Ольга сидела у окна и смотрела на далекую алую полоску зари. Девушки разошлись — кто в клуб, в кино, кто просто погулять. Полянка у леса чернела толпами гуляющих. Оттуда доносились звуки гармони, смех, топот.
Сима Свешникова, скромная застенчивая девушка, сидела неподалеку от Ольги и вышивала, Ольга встала и прошлась, потом опять села у окна. Мысль о Глаше не выходила из головы. Ольга не говорила своим девушкам, что она пошла на крайнее средство для освобождения подруги из-под ареста — написала Павлову и с нетерпением ждала ответа…
Ольга взяла роман Тургенева «Дворянское гнездо», открыла и стала читать. Читала и ничего не понимала; в голове толпились мысли о Глаше, о Павлове, о работе и о том, что за человек Аржанов; о Соне, которая за последние дни как-то странно ведет себя и даже, как она заметила, защищает Аржанова. «Как это я не удержала ее в своей бригаде! — подумала Ольга. — А ведь ее мать просила меня, чтобы я присматривала за нею». Ольга прочла страницу и опять ничего не поняла — в глазах стоял Павлов, красивый, стройный, в офицерском мундире, и смотрел на нее. Вспомнила, как в тот вечер почти до зари протанцевала с ним, как потом провожала его до станции, а он ее — от станции до барака… и ушел один; она же, не сомкнув глаз, переоделась в рабочую одежду, разбудила девушек и отправилась на работу. Вспомнила и улыбнулась. «У него-то работенка легкая, небось знай командуй…»
Заря бледнела. По улице, мимо барака, проходили девушки парами, поодиночке и группами, смеясь и громко разговаривая. Ольга не заметила, как подошла к ней Сима.
— Все о Глаше думаешь, Оля?