едовал и Аржанов. Хобот крана от взрыва разлетелся на куски, его не существовало. Было ясно, что в торфосос попал снаряд, но как он оказался в карьере, инженер никак не мог понять.
— Вызовите Нила Ивановича и Долгунова, — попросил он Аржанова, как только оба выбрались из карьера, и молча, удрученный, шагнул в сторону.
Аржанов зашел в будку, позвонил парторгу и сообщил ему о катастрофе на кране.
Через час на дрезине прибыли Нил Иванович, Лузанов и Долгунов. Аржанов встретил их на остановке.
— Как это могло случиться? — громко и сердито спросил Нил Иванович.
— Пока ничего не знаем. Я в это время был на другом кране. Темно, дождь, трудно разобраться, — пояснил бойко Аржанов.
— Жертвы есть?
— Кажется, живы, дышат.
— Кто? — спросил возбужденно Долгунов и пристально глянул в лицо Аржанова. — Спрашиваю: кто?
От взгляда парторга у Аржанова дрогнуло сердце.
— Тарутина и Кузнецова, — ответил он и добавил: — Кажется, они.
— Сильно ранены?
— Только что привели их в чувство, а как теперь — не знаю.
— Этого еще недоставало нам! — вздохнув, воскликнул Нил Иванович.
Оба руководителя и Лузанов вошли в будку. На брезентовых подстилках лежали Ольга и Даша. Они удивленно глядели и никак не могли понять, что произошло с ними: работали в карьере, а теперь лежат и не могут встать. Соня, прижавшись к стене, плакала. Аржанов также вошел в будку и стал было предупредительно докладывать.
— Замолчите! — резко оборвал его Долгунов.
Став на колени, он наклонился над девушками.
— Что, родные? Что у вас болит? Как чувствуете себя? Ранены?
— Бок болит, — шевельнула губами Ольга. — Еще звон в ушах.
— Это от сотрясения, — сказала врач. — Ушибы есть, но переломов я не обнаружила.
— А у тебя? — обратился Долгунов к Кузнецовой.
— Не знаю, Емельян Матвеевич. Слышу, что все шумит во мне, будто я побывала в мялке, — ответила Даша.
— Поправитесь, мои красавицы, — сказал Долгунов и обратился к доктору: — Пожалуйста, не отходите от них.
Еще раз с ласковой улыбкой взглянув на девушек, он вздохнул и вышел, за ним Нил Иванович, Лузанов и Аржанов. На пути к месту аварии их встретил инженер. У крана они поговорили об аварии и пришли к выводу, что несчастье произошло от патрона взрывчатки, случайно попавшего под торфосос. Инженер вызвал рабочих на ремонт торфососа. Они были неопытными в этом деле, не знали, за что взяться, с чего начать.
— Откуда вы, товарищ инженер, таких пескарей набрали? — кивнув на рабочих, спросил с досадой и разочарованием Нил Иванович. — Они же ничегошеньки не сделают. Ох, беда! Ну и слесаречки!
— Недавно присланы из школы, ремесленники. Подучили малость… Учим прямо на процессах, — ответил инженер. — Да, вряд ли они справятся с этим ремонтом. А где взять хороших слесарей? Со станции не дадут…
— Да-а! — протянул Нил Иванович. — А если станция и даст, то рабочие не скоро приедут… А ведь вам, наверно, каждый час дорог… — Он покачал головой, еще раз укоризненно поглядел на аварийных рабочих, снял кепку и почесал лысину. Потом загадочно улыбнулся и глянул в лицо Долгунову. — А что, Емельян Матвеевич, не тряхнуть ли нам стариной? Ведь мы старые слесаря.
— И я думал об этом, — отозвался Долгунов. — Давай, давай, Нил Иванович!
— А то! — воскликнул Нил Иванович, оживляясь. Парторг и начальник участка сбросили плащи, засучили рукава и подошли к торфососу.
Лузанов, поглядев на них, ухмыльнулся в длинные усы.
— А я, мастера, по-вашему, лыком, что ли, шит? Я тоже кое-что делать умею! — И он, подобрав себе инструмент, необходимый в работе, присоединился к ним.
Когда инженер и Аржанов поднесли запасные части, работа уже была в разгаре. Утром на место аварии приехал Казенов — к его приезду торфосос уже был собран. При нем его стали опробовать. Агрегат заработал.
Прошло три дня. На добыче опять произошла авария — взорвался еще один торфососный кран. Экспертная комиссия, как и в первом случае, не могла обнаружить виновников взрыва. Следственные органы также не напали на следы преступника. Как экспертная комиссия, так и следственные органы пришли к заключению, что этот взрыв, как и первый, произошел от случайно попавшего в карьер патрона взрывчатки, в результате халатности лиц, которым поручено хранение ее.
Ольга и Даша отделались легко: пролежали три дня, а на четвертый вышли на работу, опять в карьер. От девушек они узнали, что вследствие дождливой погоды трест перебросил пятьсот торфяниц с фрезера на участок Нила Ивановича. Это известие обрадовало их, и они очень пожалели о том, что не соревнуются с другими бригадами на кладке змеек.
— Работают торфяницы хорошо, но еще ни одна бригада не стала пятисотницей, — сказала Глаша, — а только лучшие дают три нормы. Наши бригады не побеждены.
— Если бы не вторая авария на кране, — сказала Ольга, — так и мы бы денька через три вернулись с добычи на свой участок, а теперь, видно, пробудем тут еще с неделю.
Девушки надели спецовки и отправились заступать смену.
Солнце село, и синяя прозрачная мгла повисла над землей. Когда они спустились в карьер, было уже совсем темно. Ночь незаметно надвинулась, почти черная синева расцвела мелкими и крупными, красными и зеленоватыми звездами. До слуха девушек донесся резкий вой сирены.
«Тревога», — подумала Ольга.
Работа кранов остановилась. Фонари мгновенно погасли. Наступила напряженная, жуткая тишина. Ольга и Даша, волнуясь, выбрались из карьера, отбежали шагов на триста и легли в густую, влажную траву, пахнущую сладковатой прелью и недавно зацветшими ландышами.
Соня не решалась бежать от крана, прижалась к боковой наружной стене будки у окна. На западе, над лесом, заискрились трассирующие пули; то и дело взлетали в синеву неба и пропадали там. До слуха Сони донесся глухой, прерывистый вой моторов — это летели немецкие самолеты. Зенитки открыли по ним стрельбу. Красные шапки взрывов заплясали в небе. Зашумели жалобно вершины леса. Беловатые полосы прожекторов метнулись навстречу хищникам. Рокот самолетов стал слышнее. Соне хотелось пить, она вспомнила о бутылке с молоком и хотела войти в электроосветительную будку, у окна которой она стояла, взять молоко и напиться. Не успела она сделать и шага, как на кранах вспыхнули огни. За дверью будки она увидела руку, которая скользнула с рубильника и исчезла. Соня замерла на месте, сердце усиленно забилось.
— Федька? Он! — прошептали губы. — Его рука…
Придя в себя, она бросилась в будку и выключила свет. Над карьерами что-то пронеслось с нарастающим визгом. Соня закрыла лицо руками. Дух захватило не то от страха, не то оттого, что поймала Федьку на месте преступления. Не успела она лечь на землю, как грохнуло сразу несколько взрывов. Соня зацепилась за что-то, упала и громко зарыдала. Когда она поднялась, стояла тишина, мотористки находились у крана, Ольга и Даша — у края карьера. Было темно. Пулеметы и зенитки молчали. В воздухе повеяло неприятно-приторной теплотой. Самолетов не было слышно, только щупальца прожекторов шарили в небе. Они то бросались в одну сторону, то в другую, то взлетали еще выше и, делая круги, исчезали в синеве. Потом и прожекторы погасли. Перед Соней стоял Аржанов, он словно вылез из-под земли. Она вздрогнула при виде его, спросила:
— Федя, ты был там?
— Где там? — настораживаясь, прошипел Аржанов.
— В будке… Огонь…
— Сумасшедшая! Заткнись! Подумала, что ты говоришь?! — И он, сверкнув глазами, замахнулся на девушку.
Соня, увидев, как в его руке блеснуло лезвие, зажмурилась и сжалась в комочек. Она до того испугалась, что у нее подломились ноги. Она не помнила, сколько простояла на коленях с закрытыми глазами, в страхе, в ожидании смерти. Аржанов грубо, срывающимся голосом обратился к ней.
— Дурища, вставай, еще простудишься на болоте!
Он схватил Соню под руки, помог подняться, а потом вдруг, прижав ее голову к своей груди, стал целовать. Соня застонала, что-то пробормотала, слабо отбиваясь от него. Аржанов зорко поглядел на нее, подумал: «Любит, да и глуповата немного. Все же надо быть осторожнее с нею. Эта девка, пожалуй, может и выдать, не пожалеет». Он слабо улыбнулся и сказал, заглядывая ей в глаза:
— Соня, теперь пойдем. — И, толкнув ее вперед, пошел за нею.
Подумав, он ласково заговорил:
— Ты просто испугалась бомбежки… и тебе черт знает что померещилось от страха. Впрочем, это со многими трусихами бывает. Не правда ли?
— Я не трусиха, — сухо возразила Соня и, пряча от него глаза, прибавила: — Мне так показалось. Может, я и ошиблась.
— Вот видишь! — подхватил Аржанов. — Конечно, ошиблась! Но оставим этот глупый разговор.
Соня молчала.
— Завтра выходной. Может быть, пойдем погулять вместе? — начал Аржанов. — Помнишь, когда мы ехали сюда из поселка, ты хотела погулять на островах? Махнем на них, а?
— Как хочешь, мне все равно.
— Вот так штука! — воскликнул Аржанов, стараясь заглянуть в глаза девушке. — Я с тобой советуюсь, как с другом, а ты надула губы и отвечаешь так, будто я для тебя ничто.
Аржанов обнял девушку, привлек к себе и, запрокинув ее голову, стал целовать бледное лицо. Соня не сопротивлялась.
Никто не придал серьезного значения тому, что произошло во время налета немецких самолетов. Об этом только поговорили и скоро забыли. Соня же сильно изменилась после этой ночи. Мысли об Аржанове терзали ее сердце, не давали покоя.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Бригады вернулись с добычи на поля участка. Погода наступила ясная, и пятьсот торфяниц-фрезерниц уехали с полей участка Нила Ивановича на свое предприятие.
План кладки змеек находился еще в прорыве. Особенно сильно отставал Волдырин; он и в дни производственного подъема ничего не делал для того, чтобы улучшить состояние своего поля, ускорить процесс сушки торфа.
Нил Иванович и Долгунов решили послать на поле Волдырина лучшие бригады. Посылая их туда, они думали, что Тарутина, Кузнецова и Лукачева не только увлекут своим энтузиазмом отстающие бригады, но и раскачают самого Волдырина, заставят его принять действенные меры для повышения производительности труда на своем поле.