— А вот вас, товарищ лейтенант, — обратилась она к Павлову, — я, пожалуй, с вашими мужчинами определю к штабелям.
Павлов, блуждая глазами по группам девушек, искал Ольгу, но ее, к его огорчению, не было среди них.
Мужчины прошли к начатым штабелям, черневшим в сизом сумраке.
Маша Козлова опять обратилась к Павлову:
— Не хотите с ними, так полезайте вот на этот штабель, принимайте торф и укладывайте. — И она лукаво улыбнулась. — Вам оттуда видно будет все поле.
— Хорошо, — согласился недовольно Павлов.
Из-за штабеля вышла Тарутина. Павлов быстро обернулся на ее голос и покраснел.
— Здравствуй, товарищ лейтенант. Почему ты один, не в бригаде?
— Я поставила его на штабель, вот на этот, — ответила за Павлова Маша, — и он согласился.
— Так залезай к кладчицам, — сказала серьезным тоном Ольга. — Вон девушки уже катят тачки с торфом.
Павлов еще больше покраснел, повернулся спиной к начальнику поля и шагнул к штабелю.
Девушки, поднявшись раньше его на штабель, встретили его приветливым смехом и шутками:
— Это Ольга, товарищ лейтенант, вас послала к нам?
— Нет, не она, — неохотно ответил Павлов.
— Я, если бы была на ее месте, не послала бы вас к таким девушкам, как мы.
— Почему? — спросил сухо Павлов.
— А потому, что мы одна к одной красавицы и вы можете влюбиться в кого-нибудь из нас, — с громким смехом сказала чернобровая девушка.
— А я и так, не влюбляясь, всех вас люблю, — уже мягче ответил Павлов, чувствуя, что девушки разыгрывают его.
— Девки, отстаньте от товарища Павлова! — прикрикнула Глаша, только что поднявшаяся на штабель, и поздоровалась с лейтенантом.
Ольга пошла по бровке. Павлов смотрел на нее. Она в этот миг показалась ему еще лучше. Правда, она немножко похудела, и ее глаза стали больше, горели темными огоньками. Одета была просто, как и все. Он видел, как она подходила к бригадам, слышал, как коротко и отчетливо отдавала приказания бригадирам, техникам. Вот она дошла до валовой канавы и зашагала вдоль нее, скрылась в предутренней дымке.
— Угольщицы, по местам! — распорядилась Глаша. — И кладите у меня так, чтобы… А вы, товарищ Павлов, принимайте из подъемника корзины с торфом, да побыстрее опрокидывайте их. Старайтесь не сдвигать край штабеля.
Зажурчали блоки, и подъемники с корзинами торфа поползли на штабель. Павлов стал снимать корзины и освобождать их. Тачки катились одна за другой, блоки работали бесперебойно. За полчаса работы Павлов, несмотря на свою большую силу и ловкость, вспотел.
Иногда он не успевал взять с подъемников корзину с торфом, и она ныряла вниз. Девушки, работавшие внизу, покрикивали на него:
— Товарищ лейтенант, мух ловите, а не корзины!
— Нет, он бабочку одну ловит и никак не поймает, — отозвалась с угла Люба, озорно блеснув глазами.
— Пусть он ловит ее в другом месте, а не тут! — крикнула насмешливо девушка снизу. — Вот сорвет нам норму выработки, так мы вечером покажем ему бабочку!
Девушки громко рассмеялись.
Павлов работал как заведенный механизм. Он думал только об одном — чтобы вовремя принять корзину, опростать ее от торфа, бросить на уходящий подъемник и принять другую, со следующего плывущего вверх. И так все время. Работая, он не заметил, как взошло солнце и сразу стало светло; теперь отчетливее были видны торфяницы, работавшие на ровных, словно узорчатая скатерть, полях, уходивших к горизонту.
Подъемники с корзинами то и дело поднимались и опускались. Павлов, угольщицы и укладчицы работали, обливаясь потом.
Солнце грело все сильнее, знойный ветерок обжигал лицо, шею. Павлов быстрым и резким движением расстегнул ремень и, сняв влажную и потемневшую от пота гимнастерку, бросил ее вниз, на бровку. Оставшись в рубашке, он с новой энергией принялся за однообразную и скучную ловлю корзин с быстро взлетающих подъемников. На картах всюду синели, краснели и белели платочки и панамки на головах девушек. Из голубизны нет-нет да и донесется короткий и резкий крик чайки с ближнего озера.
Павлов приладился к работе, и она пошла у него быстрее. Он вовремя ловил корзины, освобождал их от торфа и бросал на свое место. Он не обращал внимания на пот, стекавший темными каплями с его лица, и только изредка проводил ладонью по мокрым, потемневшим волосам и откидывал их назад. Глаша и ее подруги работали молча, сосредоточенно. Штабель уже высоко поднялся от земли. Подошла Маша Козлова; обойдя штабель, она крикнула:
— Угол-то задний надо выправить! Не выправите — не приму работу. Снимите четыре ряда и положите их правильно. Мне, чай, Глаша, не учить тебя…
— Выправим! Замолчи, Маша! — крикнула Глаша и набросилась на Любу: — Ты что, Любонька, слепая? Разве можно так у самой завертки испохабить угол? Придет Тарутина…
Она склонилась и стала снимать куски торфа с угла. Люба молча помогала бригадиру. Через несколько минут угол был выправлен.
Торф сох и на штабеле. Ветерок срывал с него пылинки. Казалось, сухие шоколадного цвета бруски дымились.
— Обед! Обед! — подхватили хором девушки, работавшие на одном штабеле с Павловым, и сели.
«Что это они, разве не будут спускаться со штабеля?» — подумал с неудовольствием Павлов и остался стоять на месте.
Блоки остановились; корзины, не дошедшие доверху, повисли в воздухе. Он взглядом окинул поле Тарутиной. Оно тянулось на пять километров в длину.
На всем поле вдоль бровок темнели штабеля торфа. На картах, на полпути к штабелям, остановились нагруженные торфом корзины на тачках, пустые тачки. Девушки потоками шли к полотну железной дороги, где остановился поезд, доставивший из поселка горячий обед.
— У нас на поле на каждый километр будка, — обращаясь к Павлову, пояснила Настя. Это все Ольга ввела. А ведь до нее на сухомятке сидели. Идемте и мы, товарищ лейтенант, к будке, покушаем горяченького.
Павлов спрыгнул вниз. Вслед за ним спустились девушки. Пыль торфяная, насыпавшаяся у штабеля почти до колен, поднималась из-под ног, искрилась. Девушки стряхивали ее с себя, громко чихали. Павлов вместо с Глашей, Настей. Любой и другими штабелевщицами зашагал к будке, откуда знойный ветерок доносил запахи кислых щей, жареной баранины и теплого черного хлеба.
Следом за ними шли и другие бригады. Разбившись на группы, они шагали медленно, — было видно, что сильно устали от трудной и непривычной работы. Их лица в торфяной пыли казались медными.
«Наверно, и у меня такого же цвета лицо, — подумал Павлов. — Ольга, пожалуй, и не узнает».
В стороне Павлов увидел секретаря горкома партии, управляющего трестом, Завьялова, Нила Ивановича, Долгунова, Лузанова и Тарутину. Ольга, как заметил Борис, спокойно и деловито отвечала на вопросы секретаря горкома, управляющего трестом и Завьялова. Начальство поравнялось с будкой, возле которой торфяницы получали обеды, и задержалось на минутку. Секретарь горкома сказал управляющему:
— Почти два десятка лет я на торфу, а не видел еще, чтобы горячие обеды доставляли на поля.
— Этот замечательный порядок пока существует только на поле Тарутиной, — пояснил Долгунов. — Если предприятие поможет средствами, то введем его и на других…
— За потраченные средства, — бросил директор предприятия, — мы головы снимем с вас. Средства должны идти исключительно на заготовку торфа.
— Заведем и мы такой порядок, — глянув робко на управляющего трестом, угрюмо проговорил сиплым, как бы простуженным голосом начальник соседнего участка. — Отпустите только термосы и вагонетки. А главное — уделите внимание…
Управляющий трестом пожевал полными губами и буркнул:
— Внимание? А вы сами, начальники, о чем думаете? Нил Иванович без нашего «внимания» нашел средства. Так вот и вы найдите их… Да, да, пораскиньте мозгами!
Ольга молчала, прислушиваясь к тому, что говорили между собой приехавшие. «Сколько я положила труда и времени, чтобы заставить трест питания доставлять горячие обеды на поле! Если бы не Долгунов, пожалуй, и не добилась бы. А чего стоят мне мелкие технические нововведения на моем поле!» — сказала про себя Ольга и вздохнула.
Начальство прошло мимо обедающих и направилось вдоль полотна узкоколейки в сторону поселка. Ольга задержалась у своих бригад. Увидев Павлова, она приветливо улыбнулась и подошла к нему.
— Ты еще не получил обед? — спросила она.
— Нет. Да мне и не в чего взять, — весело ответил Павлов.
— Все ваши люди, приехавшие на воскресник, не захватили судков, — сказала Тарутина и, заметив Машу Козлову, поманила ее рукой к себе. — Козлова, пусть столовщицы быстрее возьмут у пообедавших торфяниц судки, ложки и вилки, вымоют их и отдадут городским.
— Все уже сделано, товарищ начальник, — ответила Козлова.
Столовщица, молоденькая девушка-подросток, в чистом белом халате, с двумя светло-русыми косами на худеньких плечах, повернулась лицом к Павлову и, серьезно посмотрев на него, спросила:
— Обедать будете?
— Конечно, — ответил Павлов.
— Вот, берите! — И вручила ему судок с горячими щами. — Кушайте на здоровье и хвалите нас!
— За что? — спросил Павлов, держа в руках горячий судок со щами, приятно пахнущими.
— Как за что? За вкусные щи, — ответила девушка, а когда Павлов шагнул в сторону, она остановила его. — А хлеб? Хлеб возьмите!
Павлов взял хлеб и, отойдя от будки, сел на обрезок доски, поставил судок на колени и стал есть. Недалеко от него расположились группками девушки, женщины и мужчины и молча обедали. Многие торфяницы уже пообедали, лежали у полотна узкоколейки и, положив руки под головы, смотрели в синеву неба, отдыхали.
Павлов с удовольствием съел щи и баранину. За кашей не пошел, хотел было лечь и отдохнуть, но за спиной раздался голос Ольги:
— Устал?
Он резко обернулся, вскочил и, глядя на ее загорелое лицо, сказал:
— Да, немного. Работа была не из легких.
— Теперь будешь знать, как мы работаем. Одно дело — смотреть, как мы трудимся, другое дело — самому трудиться. — Она повернулась к Глаше, сидевшей на канаве в группе своих девушек, и спросила: — Как он, не тормозил вашу работу?