уть к скоротечности их чувств – свои привязанности они меняли чуть не каждую неделю.
– По-моему, ты говорила, что у нее был роман с другим парнем?
– Ну, говорила.
– Так ведь недели не прошло, как ой погиб. В Бирме, от дизентерии.
– Ну и что? А в понедельник она познакомилась со своим морячком и безумно в него влюбилась.
– Так не бывает! – заявил Николас.
– Почему? Она говорит, у них много общего.
– Что?! Много общего? Опомнись – сегодня только среда!
Так путник, чей пустынный путь
Ведет в опасный мрак,
Раз обернется и потом
Спешит, ускорив шаг,
Назад не глядя, чтоб не знать,
Далек иль близок враг [31].
– Джоанна молодец – как она читает эту вещь! Потрясающе!
– Да, бедная Джоанна.
– Почему это она бедная?
– Ну, понимаешь, она так скучно живет, у нее нет ни одного знакомого мужчины.
– Странно – она жутко привлекательная.
– Дико привлекательная. Непонятно, куда они все смотрят?
Джейн сказала:
– Послушай, Николас, по-моему, тебе бы надо кое-что знать о фирме «Хай Тровис-Мью» и о самом Джордже как об издателе.
Они сидели в помещении редакции на одном из верхних этажей дома у Ред-Лайон-сквер; Джорджа не было – он куда-то ушел.
– Я и так знаю: он мошенник, – сказал Николас.
– Ну, это ты, пожалуй, хватил через край, – возразила Джейн.
– Ладно, он мошенник с подходцем.
– И опять не совсем то. Здесь все дело в его психологии. Для Джорджа самое главное – доказать, что он умнее автора.
– Да уж знаю, – сказал Николас. – Он тут недавно прислал мне длиннющее письмо со всякими дурацкими придирками к моей книге.
– Вот-вот, это он хочет подорвать твою уверенность в себе. А потом подсунет тебе контракт на самых паршивых условиях. Он у каждого старается найти уязвимое место. И цепляется всегда к тому, что автор считает самым удачным. Еще он…
– Знаю, знаю, – перебил Николас.
– Пойми, я говорю об этом только потому, что хорошо к тебе отношусь, – продолжала Джейн. – Я даже больше тебе скажу – я у каждого автора должна отыскивать уязвимое место и докладывать результаты Джорджу, это входит в мои обязанности. Но я хорошо к тебе отношусь и говорю все это, чтобы ты понял…
– Ты и твой Джордж, – снова перебил Николас, – помогли мне немножко приблизиться к разгадке непостижимой улыбки сфинкса. А теперь я тебе тоже скажу кое-что.
Небо за грязным, закопченным окном уже темнело, и на развалины домов у Ред-Лайон-сквер лил дождь. Прежде чем раскрыть перед Николасом все карты, Джейн рассеянно взглянула в окно. Но только сейчас она по-настоящему увидела эту безотрадную картину, и вся ее жизнь показалась ей такой же убогой и жалкой, как этот вид за окном. Опять – в который раз – жизнь ее разочаровала.
– Я тебе тоже скажу кое-что, – произнес Николас. – Я тоже мошенник. Чего ты плачешь?
– Плачу, потому что мне себя жалко, – всхлипывала Джейн. – Надо искать другую работу.
– Лучше напиши для меня одно письмо.
– Какое еще письмо?
– Мошенническое. Якобы от Чарлза Моргана. «Уважаемый мистер Фаррингдон! Когда я получил Вашу рукопись, то хотел, не читая, отложить ее в сторону, чтобы затем мой секретарь возвратил ее Вам, сопроводив какой-нибудь дежурной отговоркой. Но, по счастливому стечению обстоятельств, я не сразу передал Ваше сочинение секретарю, а стал наугад его перелистывать, и тут мой взгляд упал…»
– Упал на что?
– Это уж ты сама решишь. Выбери кусок повыразительнее и поэффектнее, то, что написано с особым блеском. Конечно, сделать это будет нелегко, потому что там все написано с одинаковым блеском. В общем, выбери, что тебе самой больше нравится. Пусть Чарлз Морган расскажет, как он, случайно задержав взгляд на этих строчках, был уже не в силах оторваться и за один присест прочитал всю рукопись от первой до последней страницы. В заключение он должен сделать вывод, что имеет дело с гениальным творением. И он поздравляет меня с моим гениальным творением, понимаешь? А потом я покажу это письмо Джорджу.
Жизнь снова начала возвращаться к Джейн, и на робких ростках, пробившихся сквозь толщу безысходности, зазеленели листочки надежды. Она вспомнила, что ей всего двадцать три года, и улыбнулась.
– Я покажу это письмо Джорджу, – говорил Николас, – и скажу ему, что он может оставить свой контракт себе на память…
Тут вошел Джордж. Он деловито окинул обоих взглядом и одновременно снял шляпу, посмотрел на часы и спросил у Джейн:
– Какие новости?
Ему ответил Николас:
– Арестовали Риббентропа.
Джордж вздохнул.
– Ничего нового. Звонков не было, – откликнулась Джейн. – Писем нет, никто не заходил, никто не звонил. Все спокойно.
Джордж направился к себе в кабинет. Не прошло и секунды, как он снова возник на пороге.
– Вы получили мое письмо? – обратился он к Николасу.
– Нет. Какое письмо?
– Я вам писал… сейчас-сейчас… да, кажется, позавчера. По-моему, я писал вам…
– Ах, письмо! – сказал Николас. – Да, действительно, было какое-то письмо.
Джордж скрылся в своем кабинете.
Звучным, бодрым голосом Николас сказал Джейн, что он, пожалуй, пойдет прогуляться по парку: дождь кончился, и такое блаженство – можно целый день ничего не делать и только предаваться сладостным мечтам.
«С дружеским приветом и с самым искренним восхищением – Чарлз Морган», – написала Джейн. Она открыла дверь своей комнаты и крикнула в коридор:
– Убавьте радио! Никаких условий для умственной деятельности. Я должна до ужина закончить!
В Клубе гордились тем, что Джейн занимается умственной деятельностью и имеет столь тесные связи с миром книг. Во всех комнатах, двери которых выходили на площадку, приемники немедленно затихли.
Она еще раз пробежала глазами черновик письма и начала старательно переписывать его начисто мелким, но твердым почерком, который вполне мог сойти за подлинный почерк Чарлза Моргана. О том, какой в действительности почерк у Чарлза Моргана, она не имела ни малейшего понятия; заниматься же поисками и выяснениями не было особого смысла, так как Джордж, безусловно, тоже этого не знал, а надолго оставлять ему письмо никто не собирался. Адрес Моргана – Холланд-парк – ей сообщил Николас. Этот адрес она и написала в верхнем углу на листке обычной почтовой бумаги, надеясь, что он выглядит вполне естественно, и успокаивая себя тем, что сейчас все достойные люди пишут свой адрес от руки – не станут же они в суровое военное время заказывать именную почтовую бумагу в типографии и тем самым отвлекать производственные мощности на личные нужды.
Письмо было закончено, когда пробил гонг на ужин. Она с педантичной аккуратностью сложила готовое письмо, держа в поле зрения фотографию Чарлза Моргана, с которой на нее смотрело его строгое точеное лицо. Джейн прикинула, что изготовленное ею письмо тянет не меньше чем на пятьдесят фунтов. Джордж придет от этого письма в страшное смятение. Бедняжка Тилли, жена Джорджа, жаловалась ей, что когда какой-нибудь докучливый автор начинает давить на Джорджа, он только об этом и говорит, просто места себе не находит.
Николас должен был появиться в Клубе вечером, после ужина, – он наконец-то уговорил Джоанну устроить специальное чтение поэмы «Гибель Германии». Это выступление Николас собирался записать на магнитофон, который он позаимствовал в информационном отделе одного правительственного учреждения.
Джейн влилась в толпу девиц, устремившихся вниз на ужин. Задержалась одна только Селина, которая заканчивала свой ежевечерний ритуал самовоспитания: «…Элегантное платье, безупречный внешний вид и изысканные манеры помогут вам обрести чувство уверенности в собственных силах».
Когда девушки спустились на первый этаж, у подъезда с визгом затормозила машина администраторши. Она управляла машиной так же решительно, как управляла бы мужчиной, если бы таковой достался ей во владение. Прямая, как всегда в сером, она прошествовала к себе в канцелярию, почти сразу же перешла в столовую и громко постучала вилкой по графину с водой, призывая всех к тишине, – это означало, что сейчас последует объявление. Она объявила, что в пятницу вечером в Клубе выступит гостья из Америки, миссис Феликс Добелл, с сообщением на тему: «Западная женщина: ее предназначение». Миссис Добелл, одна из учредительниц общества «Стражи нравственности», недавно прибыла в Лондон к мужу, который в настоящее время приписан к одной из частей американской разведки, расквартированных в британской столице.
После ужина Джейн вдруг почувствовала себя предательницей по отношению к фирме «Хай Тровис-Мью» и лично к Джорджу, который платил ей не за то, чтобы она вела двойную игру в ущерб его интересам. Она по-своему была привязана к Джорджу, и сейчас ей припомнились его лучшие качества. Разумеется, у нее не было ни малейшего намерения отказываться от сговора с Николасом, и она в задумчивости смотрела на плод своего труда – письмо от Чарлза Моргана – и не знала, что ей делать со своими противоречивыми чувствами. Она решила позвонить жене Джорджа, Тилли, и поболтать с ней о том о сем.
Тилли страшно обрадовалась. Это была небольшого роста, рыжеватая женщина, наделенная живым умом, но обделенная информацией: Джордж старался держать ее на расстоянии от мира книг, поскольку имел изрядный опыт по части жен. Тилли чувствовала себя несправедливо обойденной и потому особенно ценила контакты с Джейн, благодаря которым она могла следить за издательскими делами; так приятно было, например, слышать от Джейн: «Видишь ли, Тилли, все дело в том, какой у писателя raison d'être». Джордж не препятствовал их дружбе, понимая, что это укрепляет и его отношения с Джейн. Он доверял Джейн: она понимала, что ему нужно.
Тилли обычно раздражала Джейн, потому что хотя Тилли никогда не танцевала в кабаре, она каким-то образом ухитрялась вносить опереточный дух в любой разговор, связанный с миром книг, и это ужасно действовало Джейн на нервы – она сама лишь недавно приобщилась к этому миру и еще испытывала перед ним глубокое благоговение. Ей казалось, что Тилли с непозволительной фривольностью относится к проблемам создания и издания книг и, главное, абсолютно этого не сознает. Но сейчас, под влиянием совершенного ею предательства, сердце Джейн переполнилось нежностью к Т