Нет, она что, издевается?!
— Потанцевать? — искренне удивился я. — А зачем?
— Ну мы так давно с тобой никуда не ходили… — жалобно протянула она.
Зачем куда-то ходить, если есть, где полежать?!
— Ну пойдём! — упрашивала Аннабель, вцепившись в меня, как осьминожиха. — Здесь недавно открылся новый ночной клуб!..
Я не запомнил названия этого чёртова клуба, зато встретил там двух знакомых девиц, общаться с которыми в присутствии Аннабель мне адски не хотелось. Пришлось. Тем более что они сами к нам подсели.
Аннабель смотрела на них волком, топила взгляд в стакане и уходила на танцпол. Наверно, чтоб парней цеплять — мне назло. Но никто не цеплялся, и она, надувшись, возвращалась обратно. Я делал вид, что не замечаю её, и продолжал болтать с девчонками.
Сама виновата — нечего было меня сюда тащить!
Был час ночи. Девушки покинули нас, расцеловав меня на прощанье. Я приобнял Аннабель и предложил пойти к ней.
— Нет! — воскликнула она и скинула с себя мою руку.
А потом резко встала и ушла. Наверно, в туалет. Пока её не было, я допил своё пиво и расплатился.
Аннабель вернулась только минут через двадцать. И чего она там так долго возилась? Голову, что ли, в унитазе полоскала?
Я взял её за руку.
— Пошли?
— Я никуда с тобой не пойду!
Если она закатит истерику, я её точно здесь брошу!
— Что случилось? — холодно спросил я.
— Ничего! Возвращайся к своим девкам!
Я усмехнулся. Всего лишь ревность. Неужели эта глупышка думает, что я могу принадлежать только ей? Да я сам себе не принадлежу, а уж ей — так тем более.
— Успокойся, дорогуша. Это не те девушки, к которым меня можно ревновать.
Аннабель помолчала, а потом обиженно протянула:
— У меня испортилось настроение. Проводи меня до дома.
Ладно, подумал я, провожу. Там твоё настроение, может, снова изменится, и мне не придётся тащиться в общагу. Так и вышло. Я проводил её до постели, а оставил только утром, хотя Аннабель ломалась, как девственница, и, точно мантру, твердила: «Ты жестокий, ты меня обидел!»
Дневник Матильды
17 мая ’03
— Девственность — это психологический атавизм. Так что раскрепощаться нужно прежде всего внутренне! — сказала Ирэн и дала мне книжку «Как стать желанной». Автор — простая американская тётенька, скрывающаяся под псевдонимом «J». Это нас ли учить американкам? Но Ирэн сказала, что книжка весьма любопытная и вообще забавная, так как была написана ещё в 1969 году, в «год эротики» note 25 . «Так что лекции о расчёсках-вибраторах искренне умиляют…» В первый раз Ирэн прочитала её в двенадцать лет, потом в четырнадцать, а потом в шестнадцать, непосредственно перед своим первым опытом. «И каждый раз воспринимаешь всё иначе!»
Ладно. Взяла кота с книгой под мышку, пойду займусь мастурбированием мозгов…
К слову о мастурбации (это слово грозит стать крайне употребительным в моей речи и встать вровень с такими гигантами, как «хреновинка», «дрянь» и «Серж»), видела сегодня, как Мартианус и Тушату заигрывали друг с другом на крыше! Куда мир катится?..
Дневник Ирэн
19 мая 2003 г.
Я ли то не создана для мира?
Или мир не создан для меня?
Я решила заняться джоггингом. О да, какая благородная затея! Да не тут-то было. Бегать лучше всего по вечерам — во-первых, никто не видит, во-вторых, в шесть утра я просто не продеру глаза! Оставалось только найти единомышленницу. Звоню Жаклин.
— Прелесть, мне не до того. У меня концерт.
Звоню Матильде.
— Ой, мне с утра в конюшню ехать.
Звоню Крис.
— Ты что! Какой к чёрту джоггинг? У меня ребёнок — я не могу оставить его одного!
Оставалась Маите, бывшая басистка наших Девушек со странностями . В отличие от остальных моих подруг, тоже пока живёт в Сен-Манде, правда, на другом его конце — на улице Бенуа Леви. Я позвонила ей и рассказала о своих грандиозных планах.
— Что, хочешь присоединиться к бегающим по парку мужчинам в лосинах? — усмехнулась Маите.
— Нет, я просто хочу похудеть! Ну как? Побежим?
Она согласилась. Я обрадовалась, но… зря.
В десять часов вечера приезжаю к Маите. Некоторое время мы пристально разглядывали друг друга. Она со смехом — мой голубой экипировочный костюм, я с недовольством — её розовый пеньюар и малиновые тапки-убийцы с Микки-Маусами.
— Ты ещё не готова?!
— Не-а… — виновато ответила Маите, приложив пальчик к губам.
Маите — живое воплощение куклы Барби, немного похожее на Мэрилин Монро, какой та была в «Принце и хористке». Я бы честно презирала Маите, если бы не её героический оптимизм и умилительное жизнелюбие. Кроме того, она прекрасная актриса и вовсе не такая дурочка, как кажется. Но она невероятно помешана на своей внешности. Это настоящий Нарцисс в квадрате! Думаю, Господь уже давно жалеет, что дал ей хорошенькое личико, потому что она превратила его в культ. Если б Маите была страшна как божий гнев, она была бы гораздо приятней.
Может, оно и к лучшему, что наша группа так быстро распалась. Потому как более неподходящую басистку представить себе просто невозможно. Если бы она не отрезала свои длиннющие когти, нам пришлось бы выгнать её из-за постоянного нытья! И тогда вряд ли бы мы сейчас вообще общались…
— У тебя такой забавный вид! — прыснула Маите, прислонившись к стене.
— Это называется спортивный костюм. Тебе придётся одеться так же, радость моя.
— У меня есть только шорты.
— Сойдёт.
— Они белые.
— Да хоть в горошек! Я не собираюсь валять тебя в грязи.
— Ну ладно… Пойду их поищу.
— А что мешало тебе сделать это раньше?!
— Я хотела с тобой посоветоваться.
— О, Господи, — вздохнула я, опускаясь на диван.
— Я блондинка, мне можно… — И Маите уплыла в свою комнату.
Дверь была открыта, и я увидела, как она высунула из-за створки шкафа руку, в которой была какая-то беленькая тряпочка. Я подумала, что Маите показывает мне свои новые трусы, но она вылезла вся и приложила тряпочку к бёдрам, чтобы я поняла, что это те самые шорты.
Шорты… ШортИКИ! В обтяг! Такие носили отчаянные девицы в семидесятые, а ныне носят отчаявшиеся жрицы любви.
— Маите, я тебя в таком виде на улицу не пущу!
— Почему?
— Потому что нас тут же арестуют. Тебя — за проституцию, меня — за сутенёрство!
— Но у меня больше ничего нет.
— В чём ты ходила в школе на физкультуру?
— Ой! Я её всё время прогуливала…
— Ну и что нам теперь делать? — разозлилась я. — Какого хрена я, уставшая, ехала за тобой через весь город, если ты никуда не идёшь?!
Испугавшись моего гнева, Маите принесла мне стакан с какой-то янтарно-жёлтой жидкостью. Я недоверчиво понюхала её и спросила:
— Что это?
— Бабушкина настойка. Бабушка сколько гостит у нас, столько её и пьет. Очень полезная штука. Ты сразу успокоишься, и твою усталость как рукой снимет.
— Маите, перед пробежками нельзя пить алкогольные напитки.
— Этот слабый — пей.
Я скривилась.
— Пей! — грозно скомандовала Маите.
Вздрогнув от неожиданности, я выпила всё залпом.
— М-м… А вкусно.
— Ну я же тебе говорила, — снова заулыбалась Маите.
— Можно ещё?
— Конечно, можно!
Она принесла ещё один полный стакан, который я тут же осушила.
— А я пока у мамы что-нибудь поищу.
Остальное помню как в тумане. Когда Маите прибежала с мамиными штанами, я уже дремала на диване.
— Ирэн, проснись!
— Что? Ты… ты уже готова?
— Нет! Но скоро буду…
— Ага, что ты мне подмешала? Так спать хочется…
— Ну неудивительно — уже полдвенадцатого.
— Что?! Я же пришла к тебе в десять! Что ты делаешь?
— Наношу макияж! — отозвалась Маите, моргнув на меня одним накрашенным глазом.
— Зачем?!
— Я должна хорошо выглядеть. Если не одежда, то хоть лицо пусть будет в порядке!
— Но там же темно — тебя всё равно никто не увидит!
— К ночи город оживает.
— Ну мы же не на вечеринку собрались, а… — я начала зевать, — а-а… бегать!
— Слушай, Ирэн, ты поспи пока, а я тебя потом разбужу, хорошо?
Разбудили меня спустя сорок минут. Мне к тому времени уже совсем не хотелось вставать, и я отчаянно сопротивлялась всеми руками и ногами.
В этот момент от подруги вернулась бабушка Маите. Она с сочувствием посмотрела на меня, а потом перевела взгляд на перепуганную внучку. Сквозь полусон я слышала их пререкания:
— Мари-Тереза, что ты натворила? Ты же всё перепутала: две трети — воды, одна треть — настойки, а не наоборот!
— Я блондинка, мне можно…
Кажется, Маите ошиблась с дозой бабушкиного зелья и дала мне слишком много. И вообще от этого средства не столько нервы успокаивались, сколько мозги… Поэтому я так хотела спать и ничего не соображала.