— Да я не про тебя, а про этого клопа твоего… Гнидель!
— А-а…
— Кстати, как тебе твоя новая игрушка? — с хитрой улыбочкой спросила Ирэн. — Нравится?
— Даже не знаю, — пробормотала я, покрутив член в руках. — Зачем он мне? Что мне с ним делать?
— Ну для начала продезинфицировать! А потом…
— Ладно, не надо! Сама соображу…
Дневник Ирэн
5 июля 2003 г.
Nothing can stop these lonely tears from falling… note 35
Sinead O’Connor—Nothing compares to you
Вчера в редакции застукала Луи нежно прижимавшим к себе пустышку Адель! Конечно, мы друг другу ничего не обещали, у нас свободная любовь и всё такое… Но я не выдержала, бросила на стол свою статью и вышла, громко хлопнув дверью.
Если бы это была достойная меня девушка, я бы даже, может, испытала облегчение, что наконец-то избавилась от его излишнего внимания… Но променять меня на «Мышь мира» Гнидель! У него что, глаза на затылок съехали?! Да я малейшего его прикосновения после этого не стерплю!
Когда чуть позже Луи пытался подкатить ко мне с извинениями, я пресекла их на корню, дав ему самую популярную рекомендацию по его дальнейшему направлению… Мне уже порядком надоели все эти претензии на то, что я якобы его собственность. Он очень легко меня обаял и так же легко потерял.
А сегодня Луи ушёл из «Wild».
Жаклин говорит, что у меня гормональный дисбаланс. А я уверяю, что это любовь…
Я дико ревную. Супер! Мало мне моей «оптимистичной» мнительности, ещё и эта злая ревность.
Как объяснить ей — и стоит ли вообще? Может быть, мне просто нравится себя мучить?.. Моя любовь чище, искреннее и даже естественнее гетеросексуальной, так как она неправильна и заведомо противоречива. Она не надуманна, она нечаянна.
Как я люблю её, кто бы знал. Вообще-то знают двое — Жаклин и Надин…
Вроде бы это и говорилось напрямую. Почти. Но с долей иронии. И, боюсь, она поняла это как игру слов, шутку… Как глупо.
Вот бы и она испытывала ко мне тоже хоть что-нибудь… Но нет! Вряд ли… Я дорога ей только как подруга. Вроде Гнидель!
По сути, любовь живёт, пока жива надежда на взаимность. Чёрт, и на что я надеюсь?..
6 июля 2003 г.
Утром позвонила Кристина. Обычно сдержанная и хладнокровная, она была «под сильным кайфом» от концертов и едва не захлёбывалась от восторга:
— Со мной такое творилось! Я не знала, что делать — то ли прыгать, то ли смеяться, то ли плакать! Больше был какой-то плач… Нет, я, конечно, не плакала, но внутри что-то взорвалось, и у меня был такой прилив энергии, сил, жажда действия… Кажется, я даже сотрясалась от оргазма…
— Ты теперь всегда за оргазмом в Германию ездить будешь?
— Думаю, мне проще уже в Америку переехать… Когда он уходил в последний раз, я кричала ему: «Don’t go!» note 36 Но он ушёл… А я осталась…
Я была очень рада за Кристину, но меня больше волновало другое — Аксель! Крис совсем не хотелось отвлекаться на такие незначительные темы, но всё-таки сдалась:
— Те полчаса, что я его видела, он только о тебе и спрашивал.
— И что ты ему сказала?
— Что ты лесбиянка, феминистка, шизофреничка и…
— Но ведь это же неправда! — возмутилась я.
— Да неужели?
— Я просто лояльна в своей ориентации! И… иногда, может, я и склонна присоединиться к феминисткам, но чаще боюсь темноты и не хочу спать одна…
— Ладно-ладно. На самом деле я говорила о тебе только хорошее. А так как хорошего в тебе немного, разговор наш был краток.
— А Аксель будет меня ждать?
— Можешь приезжать к нему с разговорником.
— Кстати, что такое «швайне»? Эрнест всё время повторял это слово, когда мы оккупировали его жилище.
— «Свиньи» это значит.
— Ах! Вот падла бюргерская!
Дневник Матильды
6 июля ’03
Сегодня мы с Ирэн едва не поссорились.
Ничего особенного она не сказала, но меня всё равно больно задели её слова — влюблённое сердце похоже на подушечку, утыканную иголками. Чуть надави — и уколет!
Мы сидели в аудитории одни и болтали, ожидая месье Лаваля. Я нечаянно упомянула Сержа, и Ирэн мученически закатила глаза.
— Ой, ты что, до сих пор о нём мечтаешь?
Я вспыхнула. Опять эти её насмешки! Это как если бы сытый говорил голодному: «Ты что, до сих пор мечтаешь о хлебе?»
Это ужасно, но я завидую Ирэн — она нравится Сержу, это очевидно! Боже, как бы я хотела оказаться на её месте… Она просто не понимает своего счастья!
— Только не смей меня опять унижать! — с неожиданной резкостью потребовала я.
Ирэн даже испугалась.
— Тилли, я совсем не хотела тебя унизить…
— Ты знаешь, как мне тяжело, и всё равно продолжаешь. Это несправедливо!
Она упорно делала вид, что ничего не понимает.
— Что несправедливо?
— Ты знаешь!
— Знаю что?
— Ты знаешь, как я люблю человека, который любит тебя и который тебе совсем не нужен!
— Любить? — с усмешкой бросила Ирэн. — Думаю, Сантону даже слово такое неизвестно!
— Ну вот, ты опять издеваешься!
— И не пытаюсь! Я интересна Сантону только тем, что он не может меня получить, и всё! Уступи я ему, и он бы забыл обо мне на следующее утро. Скажи, тебе нужен такой мужчина?
— Не знаю.
— Послушай, Тилли, он тебя не стоит! Хватит страдать! Будь умнее своего глупого сердца!
— Я понимаю, что должна его разлюбить…
— Наконец-то дошло!
— Мне кажется, если бы ты была с ним, мне было бы легче…
— Что?! — Ирэн была явно шокирована.
— Тогда бы я знала, что зря на что-то надеюсь. Я быстрее бы его забыла, потому что знала бы — он твой, и я не имею на него права…
Ирэн не могла ничего возразить и лишь тихо спросила:
— Ты действительно хочешь, чтобы я уступила Сантону?
— Но ведь он тебе нисколько не нравится?
— Не нравится?! Да я его ненавижу!
— Может быть, со временем он бы мог тебе понравиться. Он красивый…
— Тилли, он больной человек! Он избавляется от женщин, как от использованных презервативов. Так бы и расцарапала его наглую красивую рожу!
— Ирэн, замолчи! — вскричала я. — Я не хочу тебя слушать! Может быть, мозгом я всё это и понимаю, но сердцем… не могу. Он слишком засел в моей голо ве. Я люблю его, он один наполняет мою жизнь хоть каким-то смыслом…
Ирэн тяжело вздохнула и обхватила голову руками.
— Ты любишь его за внешнее проявление, а не за реальные поступки. Это неправильно, Тилли…
— Я знаю, но ничего не могу с собой поделать.
— Ты уверена, что это поможет тебе его забыть? Ты на самом деле хочешь, чтобы я с ним встречалась?
На мгновение мне представилось, что я делаю страшнейший в своей жизни выбор. Я знала, что, если захочу, Ирэн пойдёт на это. И эта власть пугала меня, я совсем не хотела её, как не хочу любой ответственности! Я не хотела, чтобы всё было так …
— НЕТ! НЕТ! — закричала я, вскочив из-за парты. — Я не хочу! Я не смогу видеть вас вместе! Тогда я возненавижу и тебя, и его!
Подо мной бескровным пятном белело перепуганное лицо Ирэн…
В аудиторию вошёл Лаваль. Я упала на стул. Меня трясло. Ирэн быстро направилась к его столу. Я уже и забыла, что мы пришли сюда из-за долгов по политологии.
Да катись оно всё к чёрту! Я вылетела из аудитории, подбежала к окну в конце пустого коридора и уткнулась лбом в холодное стекло. Это немного остудило мне кожу. Я почти успокоилась, почти пришла в себя… А потом в глазах защипало — от обиды, от горькой жалости к себе. Щёки снова вспыхнули, я опустилась на пол и заплакала.
Через минуту за мной пришла Ирэн. Увидев мои слёзы, она растерялась. Я не люблю, когда люди теряются, видя, как я плачу, не люблю ставить их в неловкое положение. Поэтому я обычно уединяюсь, чтобы излить свою боль без посторонних и успокоиться са мой.
Она села рядом и как-то неуклюже стала меня утешать. А потом вдруг спросила:
— Я тебе мешаю, да?
Я знала, что она говорит не о том, что застала меня в слезах, а о Серже. Я хотела сказать «да», но не решалась. Однако это правда — Ирэн не виновата, но она действительно мне мешает…
Я не ответила. А она больше и не спрашивала.
Дневник Ирэн
7 июля 2003 г.
Я тебя ненавижу
За то, что люблю.
Мне совсем не нравится любить тебя!
Меня раздражает твоя тупость, твоя слепота, твои надменные манеры! А больше всего меня раздражает твоя нелюбовь! Ты и не полюбишь меня никогда, ты не способна на это. Всё, на что ты способна, — это зудящее между ног желание быть сжатой в объятьях Сержа Сантона, чтобы наконец почувствовать себя женщиной, чтобы узнать, ради чего твой похотливый папочка готов забыть о твоём существовании и ради чего люди вообще спят друг с другом!
Как будто нельзя почувствовать себя женщиной в моих руках… Сантону неоткуда взять ту нежность, что дам тебе я. Он не сможет, он не знает… Не потому, что он мужчина, а потому, что он — Серж Сантон, без гадливости сующий свой конец куда подвернётся, а это то же самое, что чистить зубы чужой щёткой или доедать объедки! Неужели тебе приятно быть любой? Неужели тебе не отвратительна одна только мысль о его неразборчивости?