Я была так поражена свалившимися на меня ощущениями, так растеряна от своей приятной беспомощности перед этим блаженством. Я выгибалась, пытаясь быть к ней ещё ближе и страстно желая отдалить последнюю секунду этого чуда…
Марта восседала на комоде и заворожённо смотрела на нас сверху, будто мысленно осуждая: «Какой разврат, какое бесстыдство…»
Когда Ирэн проникла вглубь моих тайн, моего естества и продолжила танец языка, начатый на моих губах, у меня между ног, я молила её:
— Только не останавливайся!
— Ты действительно… хочешь?
— Да…
Дневник Ирэн
Ей, видимо, очень понравилось… И не было больше ни краснеющих щёчек, ни твёрдо поджатых губок, ни стыдливо опущенных глазок. Она раскрылась мне сполна и была такой до умиления мягкой, податливой и непосредственной…
После того как она кончила (да, это был первый в её жизни клиторальный оргазм!), я легла рядом c ней, и теперь она сама потянулась ко мне, покрывая мою грудь жадными (дорвалась!) и благодарными поцелуями… Без тени прежней робости и смущения…
Кончила ли я? Да от одной только мысли, что это Матильда Баласко стонет под моими ласками, моя наивно-невинная малышка Тилли…
Дневник Тилли
Невероятное наслаждение взорвалось во мне и потекло… Я была опустошена и одновременно расслаблена.
Меня переполняет восторг! Боже, я узнала, что такое оргазм!
Марта, ты слышишь, блудница? Теперь я тоже знаю, что это такое!
Я подхватываю её на руки и кружу по комнате, а она тихонько шипит, бросая на меня укоризненные взгляды. Ах да, малышка, прости, ты же беременна! Я целую её в недовольную мордочку и опускаю на пол.
До сих пор не могу прийти в себя от изумления… Если бы я знала, что это так прекрасно, то не сопротивлялась бы, когда Ирэн соблазняла меня раньше…
Я поражена, я растеряна перед этим открытием, но так странно счастлива… Как будто поняла зачем живу. Больше ничего не будет, как прежде! Спасибо тебе, моя волшебница, спасибо, что помогла мне понять одну важную вещь…
Дневник Ирэн
18 июля 2003 г.
Жаклин умерла.
Я понимаю и не верю.
Я знаю и не осознаю.
Меня не разрывает тоска, нет, меня разрывает лишь злоба на весь мир. Мне кажется, я больше никогда в жизни не улыбнусь, не порадуюсь. Мне всё противно. Вот уже два дня я почти ни с кем не разговариваю… Ни с Тилли, ни с родителями. Так погано мне не было никогда.
Мы с Жаклин дружили с десяти лет, то есть это мне было десять, а ей уже тогда исполнилось одиннадцать. Мы взрослели вместе, перенимая друг у друга не самые лучшие качества, вредные привычки, дурные увлечения. Она была мне и сестрой, и подругой, и наставницей, и любовницей… И самым прекрасным, что было в моей жизни. После Матильды. Это удивительное создание погибло, угасло. Она, молодая и красивая, теперь будет засыпана землёй. Когда-то она пела:
Любовь умрёт, а я — никогда,
Я никогда-никогда не умру…
Да, Жаклин, ты не умрёшь. Я не дам тебе умереть. Ты будешь жить. По крайней мере, ты будешь жить во мне, в моём сознании, сердце и душе…
Её смерть нелепа и бессмысленна, какой бывает только смерть. Жаклин погибла из-за внезапно свалившейся на неё славы. В последнее время Strange Girls стали очень популярны во Франции, на их концертах всегда аншлаг. Я знала, что безумные фанаты опасны, но оказалось, они бывают просто смертельно опасны…
Мне будет трудно писать, как она умерла, и пережить это вновь, но я всё равно напишу…
Во время исполнения медленной «Pasbesoindemoi»note 44 для Жаклин обычно спускали два троса, скреплённых перекладиной, — получались своеобразные качели. Она садилась на них, вставала или повисала, и её несли над толпой. Создавалось впечатление, что она летит над людьми. Трюк потрясающий, но слишком опасный. Я всегда боялась, что тросы не выдержат — и она упадёт. Но бояться, оказывается, надо было другого…
Обычно фанаты очень живо реагировали на этот приём, они поднимали руки, кричали: «Спускайся к нам! Мы тебя любим!» и всё в том же роде…
Вечером шестнадцатого июля, когда я попрощалась с Матильдой, а потом, весёлая и счастливая, поехала в «Зенит» на концерт StrangeGirls , было то же самое, но я чувствовала — что-то неладно, что-то не так…
В этот раз Жаклин опустили ниже обычного. Те, кого держали на плечах, могли почти дотянуться до неё… Я стояла в первых рядах, то есть довольно далеко от середины зала, где она раскачивалась.
«Что-то случится…» — стучало в висках.
Я закричала:
— ПОДНИМИТЕ ЕЁ! Вы что, не видите?! Её могут утащить в толпу!
Окружающие смотрели на меня как на идиотку — им, напротив, было очень интересно посмотреть, что будет дальше… До чего же люди всё-таки безжалостны! Неужели им до сих пор подавай только хлеба и зрелищ?!
У меня замерло сердце и пересохло в горле. Жаклин, видимо, не понимала всей опасности своего положения. Она по наивности считала, что поклонники — это их добрые друзья, и доверилась им… Она решила продемонстрировать им своё расположение, свою смелость — и поплатилась за это жизнью… Во время проигрыша, когда ей не надо было петь, Жаклин согнула колени, соскользнула и повисла на своих качелях смерти вниз головой. Толпа ахнула — трюк был оценён по достоинству.
Прямо под ней была девушка, сидевшая на плечах здорового парня. Она протянула Жаклин руку, и та, конечно же, протянула ей в ответ свою… Несколько секунд они держались за руки, девушка сияла.
Это было бы самым красивым моментом концерта, если бы не то, что случилось дальше…
Я с ужасом услышала, как толпа подначивает девушку, сначала тихо, а потом во весь голос:
— Тащи её! Тяни на себя! Тащи! Давай!
(Цензура!) Сквозь рёв толпы я услышала свой охрипший озлобленный голос:
— Вы что, охренели?! ИДИОТЫ! КРЕТИНЫ!
Непонятно, чем думала эта безмозглая дура, готовая слушать вопли стада, но она потянула Жаклин на себя. Легонько, но этого хватило — Жаклин не успела удержаться другой рукой за перекладину и со страшным криком полетела вниз…
Мало того что эти черти расступились и дали ей упасть на пол, её ещё и задавили, на неё набросились как голодные звери!
Я с матами бросилась туда. Не знаю, как бы я спасла Жаклин, но я бы рвала, кусала и рычала, я бы растерзала каждого, кто коснулся её! Но толпа была слишком плотной, мне приходилось буквально раздирать её, что бы пробиться в середину… Самое страшное, что так же кинулась не только я, а почти весь зал! В партер бросились даже те, кто сидел в креслах! Всем хотелось оторвать кусочек от звезды…
Музыка сразу как-то безжизненно оборвалась. Марк, Рено, Фабрис и Винни побросали инструменты и кинулись в толпу спасать свою вокалистку. Но было уже поздно…
Я услышала выстрелы — на помощь бросилась охрана! Где эти уроды были раньше?! Им нужно было просто застрелить эту тупорылую малолетку, и ничего бы не случилось!
Я так и не добралась до неё, я не смогла её спасти…
Потом я узнала, что в этой свалке пострадало более двадцати человек, а погибло пять. Кого задавила толпа, а кого просто застрелили… Погибла и сама Жаклин, не стерпев того, что с ней сотворили эти мерзкие стервятники.
Приехало несколько карет «скорой помощи», полиция. Народ пытались разогнать и спасти ещё живых… Я почти задыхалась в этой жаркой и безумной круговерти орущих людей. Если бы не Винни, я бы точно грохнулась в обморок и меня бы тоже затоптали…
У выхода я нашла рыдавшую девицу, ту самую идиотку, что стащила Жаклин вниз. Винни не успел меня удержать, и я кинулась избивать её ногами, повторяя только:
— СУКА, ТЫ ХОТЬ ПОНИМАЕШЬ, ЧТО ТЫ НАДЕЛАЛА?! ДУРА! ТВАРЬ! ТЫ ХОТЬ ПОНИМАЕШЬ, КОГО ТЫ УБИЛА?!
Девчонка ещё сильнее забилась в истерике. Я очень разозлилась, когда меня оттащили от неё, не дав забить до смерти…
Хватит. Не хочу больше вспоминать!
Мамуля рыдает. Во-первых, из-за Жаклин, во-вторых, из-за меня. Потому что у меня тоже были все шансы погибнуть в той сумасшедшей давке. Папуля заявил, что больше не пустит меня ни на один концерт на свете. Думаю, мне теперь самой не захочется идти ни на один концерт. Я впала в глубокую депрессию, сижу дома и плачу не просыхая.
Звонила шокированная Алиса.
— Ирэн, это ужасно!
— Я знаю, — сказала я, горько пожалев о том, что дала обет не брать в рот даже самой лёгкой сигареты.
По всем каналам передают об этой страшной трагедии, причинами которой стали лишь человеческая глупость и жестокость. Хотя глупость, по-моему, ещё хуже жестокости — с ней труднее бороться…
StrangeGirls упоминаются везде, где можно. Имя Жаклин Люмьер у всех на устах. Ещё немного — и её возведут в ранг святой. Такая гибель в любом случае обеспечит ей статус легенды. Смерть — лучшая реклама, она эффективнее самой мощной PR-компании…
А ещё мне выпало самое трудное — звонить в Александрию, где живёт семья Люмьер (мама и сестра), чтобы известить их о смерти Жаклин. Разумеется, её слава до них ещё не докатилась. Мадам Люмьер была в курсе, чем занимается её дочь, но не знала, что ради её голоса в Париже собираются целые залы поклонников. Хотя… какое это имеет значение, если эта призрачная слава уже погубила её?..
От волнения перед этим сложным разговором у меня едва не началась истерика. Чтобы рассказать маме Жаклин о том, что случилось, мне пришлось наглотаться транквилизаторов и держаться изо всех сил. А ей-то каково было… Разумеется, я не вдавалась в подробности и даже солгала, что смерть наступила мгновенно. Пусть думают, что Жаклин совсем не мучилась.