– Кстати, а где Коля? – спросила Колетт.
– Дома, наверное. Бельё развешивает. – Это получилось едко, Ник и сам не ожидал, что до сих пор злится.
– Дома, говоришь? – сказала Милка. – А это вон кто? – И показала куда-то через площадь и улицу.
На углу, возле перекрёстка, того самого, где чуть не сбили Колетт, торчал Коля. Машины стояли на красном и скрывали его, так что сверху было видно только макушку, но сомнений быть не могло: это он.
Когда машины поехали, стало видно лучше: Коля стоял у входа в ломбард, и даже отсюда было понятно, что он нервничает – то и дело хватается за телефон и оглядывается.
– Нормально он по дому помогает, – хмыкнул Ник.
– Возможно, он уже закончил, – предположила Колетт. – И ищет нас.
– Он бы написал, – ответил Ник.
– Куда?
– Сообщение прислал бы, – объяснила Мила. – Что он всё, где вас искать.
– Телеграфом? – спросила Колетт.
– Каким ещё телеграфом! – прыснула Милка. – Телеграмом!
– Ладно, сейчас спрошу. – Ник достал телефон. В конце концов, обижаться на Колю не имело смысла. А может, он и правда их ищет.
«Ты чего там втыкаешь?» – набрал он и отправил. Подумал и прикрутил лупоглазый осматривающийся эмодзи.
– Так, а мне в голову пришла гениальная идея, – слышал голос Милки, пока писал. – Нам надо понять, из какого ты города. Давай я тебе сейчас видосы буду показывать. Например, Москвы. Или Питера.
– Мне кажется, я никогда не бывала в Москве, – отвечала Колетт.
Коля на другой стороне схватился за телефон, прочёл, заозирался.
«Ты где?» – прилетело Нику.
– Вот мы сейчас и проверим. Вдруг ты что-то узнаешь?
Метод Нику показался странным, но он ничего не сказал.
«Мы на споте. Го к нам», – набрал он.
Непонятно, какие видео запросила Милка, но телефон в её руках стал транслировать бодрую музыку и какие-то неприкрыто фальшивые сообщения о том, сколько километров дорог было отремонтировано в Москве в прошлом году, сколько мест в новых больницах откроется в будущем и сколько человек получат жильё в ближайшие пять лет. Ник морщился, но молчал. Он всматривался в улицу. Перекрёсток снова встал, и Колю не было видно. Ник ждал, что он сейчас перейдёт на их сторону, но Коля не появлялся. Машины поехали, и он увидел, что Коля смотрит в телефон – наверное, отвечает. Неприятное чувство снова стало шевелиться. Опять у него какие-то тайны! Нет бы просто прийти и посидеть с ними, в чём проблема!
– Ну, как? Не узнаёшь? – пытала Милка.
– Нет, – отвечала Колетт. – Всё это выглядит очень странно. Я не видела никогда таких улиц.
«Не могу, срочное дело, – прилетело от Коли, но прежде, чем Ник, почувствовавший волну раздражения, успел ответить, в телефоне брякнуло опять: – Колетт с тобой?»
Раздражение выросло до размеров дома. У него, значится, дело, сказать он не может, а до Колетт ему дело есть! Ну не наглость ли? Ник хотел съязвить, но ничего подходящего, как назло, в голову не пришло. Ограничился резкостью: «Тут. А чего?»
– Ладно, давай дальше.
В телефоне зазвучал вальс. Ник невольно скосил глаза: на экране мелькали виды Санкт-Петербурга, дворцы, мосты, весёлые люди, музыканты на площади возле Александрийского столпа, задумчивые сфинксы на набережной. Потом пошёл какой-то карнавал: проехала карета, запряжённая четвёркой вороных лошадей, прошли дамы и кавалеры в платьях девятнадцатого века, дамы обмахивались веерами прямо в камеру, мелькнул какой-то долговязый мрачный тип в пальто, из-за раскрытой полы недвусмысленно торчал топор. Снято так, что машин и обычных людей видно не было.
«Не своди с неё глаз и никуда не отпускай, – получил Ник новое сообщение, немало его изумившее. И пока он осмыслял его, прилетело следующее: – Камни для Фролыча у меня. Сейчас разберусь с ними. Потом всё объясню». И пока Ник думал, надо ли на это отвечать или стикера с крадущимся котом будет достаточно, пришло третье: «Следи за Колетт! И НИЧЕГО ЕЙ НЕ РАССКАЗЫВАЙ!»
А он думал, что Милка поехала крышей на детективных сериалах. Вот кто по-настоящему поехал. На шпионских. Жаль, у него нет стикера, где бы крутили пальцем у виска, сейчас это было бы как нельзя в тему.
– Интересно, куда идут эти барышни? – услышал он голос Колетт и решил не обращать внимания на Колины странности. – Они же не могут прогуливаться в таких платьях.
На видео на дорожке парка стояли две девицы в бальных нарядах: с перчатками, в платьях с высокой талией, в шляпках. Подпись под кадром уточняла, что это Летний сад. Девицы посылали воздушный поцелуй оператору.
– Как странно они себя ведут.
– Почему? – не поняла Мила.
– Как же? Это неприлично.
Но камера уже уплыла от мадемуазелей и обратилась к девочке в простом сером платье, единственным украшением которого был белый кружевной воротничок. На голове у неё была шляпка. На поводке девочка держала небольшую собачку.
– О, смотри-ка! – оживился Ник. – У тебя такое же платье!
– Да ладно, – удивилась Мила.
– Точно говорю! Тётя Лена ещё сказала, что Колетт из театра. Потому что это как будто реквизит, так люди в начале прошлого века ходили.
Мила тапнула по экрану, девочка с собачкой застыла в движении, на шагу. Стало видно, что на ногах у неё высокие ботинки со шнурками, на небольшом каблуке.
– И ботинки у тебя точно такие! – обрадовался Ник. – Один в один!
– Так, я что-то ничего не понимаю. – Мила выглядела озадаченной. – Почему вдруг на тебе был такой костюм? Или, может… – её вдруг осенило, и она заорала как ошпаренная: – Я поняла: ты актриса! Тебя украли со съёмок!
– Чего же ты так орёшь! – Нику пришлось постучать себя по уху, потому что от Милкиного визга его заложило. – Как она может быть актрисой, если её фотка нигде не всплывает? Актрису сразу нашли бы.
– Она начинающая! Это её первая роль! Её… у неё мама актриса! А папа – режиссёр! Вот поэтому про них в газетах писали! И они взяли дочь на роль в новом фильме. Просто – взяли свою дочку, понимаешь? Без всяких проб. Первый раз. И тут её украли! Прямо со съёмок! Чтобы шантажировать отца!
Милка трещала как сорока. Видно, картинка сложилась в её голове, и ничем теперь её оттуда было не вышибить. Ник с каждым словом всё более поражался воображению сестры. А потом взглянул на Колетт, чтобы понять, что она про это думает, – и поразился ещё больше.
Она сидела, как будто обмерев, не сводя взгляда с кадра с девочкой.
Она снова погружалась в свою тёмную воду, но теперь явно различала какие-то образы в клубящихся там тенях. Нику стало страшно от этого взгляда, от её неподвижности. Как там, в пещере, когда она лежала словно бы неживая. И вдруг распахнула глаза.
– Эй, Колетт. Ты чего? – он легонько тронул её за руку.
– Платье, – произнесла она тихо. – Моё платье. В нём мама… там было что-то очень важное. Peut-être, cela nous sauvera la vie21, – пробормотала она чуть слышно, одними губами. И вдруг встрепенулась, ожила, подняла глаза: – Где моё платье? Мне необходимо его найти!
– Дома осталось, – сказал Ник. – У Коли.
– Мы должны пойти к Коле! Немедленно!
Она соскочила с парапета и бросилась к перекрёстку. В Нике всё похолодело – он представил, что она сейчас прыгнет прямо на дорогу. Сорвался следом, но тут сзади раздался голос сестры:
– Эй! Стойте! Он уезжает! Он садится в машину! – Милка стояла на парапете и, вытянувшись, смотрела на перекрёсток. Ник тоже вгляделся туда. Сейчас горел зелёный, и машины ехали, но одна – большой чёрный внедорожник – остановилась на углу. Коля уже открыл дверь и садился внутрь.
– Куда это он намылился?
Он начал звонить Коле, но прежде, чем прорезались гудки, стало видно, что тот уже выходит из машины. Вот появилась его нога, вот-вот он выскочит… И тут он дёрнулся, словно его пытались удержать. Потом снова нога взметнулась, будто Коля упал на сиденье. Нику показалось, что он слышит его крик. Но это было так быстро и так далеко, что он сам был не уверен.
В этот же момент Колина нога исчезла в машине. Хлопнула дверь, взревел двигатель. Внедорожник сорвался с места, проскочил перекрёсток в последний момент, когда жёлтый сменился красным.
Поток машин сразу остановился.
– Украли! – Милка орала с парапета. Спрыгнула, добежала до них. – Ник, ты видел?! Они его украли!
Она держала его за руку, смотрела в глаза, на лице – ужас.
– Что делать?! Что теперь делать?!
– Они поехали туда, где парк! – Ник рванулся вперёд.
Дорога огибала площадь и шла вдоль парка. Ближайший поворот был после забора, где парк начинал спускаться к реке. Там можно было поехать вниз, на набережную, или свернуть направо, в город. Но, уже сорвавшись с места, Ник понял, что бежать бесполезно, что они ни за что не успеют, машина уедет быстрее.
– Колетт! – вдруг услышал он крик Милки и обернулся. – Колетт, ты куда?!
Колетт бежала в другую сторону – к фонтану, батуту и детским машинкам. Это выглядело так, будто она сошла с ума. Но когда Ник понял, куда она бежит, он остолбенел.
Колетт бежала к лошади.
Миг – и она уже там. Ещё миг – и она в седле. Лошадь рванула, изумлённая, чуть не поднялась на дыбы. Сидящая на бортике фонтана девушка вскочила. Но Колетт уже ловко развернула лошадь и пустилась галопом – только звон подков полетел над площадью.
Замелькали, замелькали – люди, машины, деревья. Полетел по правую руку забор усадьбы. Ветки сверху – прямо в лицо. Люди расступаются, отпрыгивают в стороны. Крикнуть:
– Поберегись!
– Поберегись! – отзывается в голове чужой, но знакомый мужской голос. – Ух, раззадоривашь, ваша светлость!
Лошадь вытягивается в струну, испуганная, несёт карьером. Тихо, тихо, девочка. Не нужно нам так. Поспешая, не суетись. Чуть потяни повод – отпусти, потяни – отпусти. Кобыла умная, понимает, что неопасно, начинает слушать. Берёт шаг, входит в ритм. Вот так. Нам дальше, ниже – туда, где кончается парк.
– Всё равно не возьмём тебя с собой! Правда, папа?