– Возвращайся!
Звенит смех, чужие голоса плещутся в голове. Закрыть глаза – и схлынут.
Мелькнул бок чёрного авто – большого, блестящего. Страшного. Давай же, милая! Лошадь поддала, выскочила на полосу травы вдоль дороги, полетела с машиной вровень. Если склониться к седлу, уже можно видеть, кто внутри, в обитом белой кожей салоне. Там её не видят. Там борются. Женщина за рулём, а мужчина сзади, лицо – злое. И Коля – он совсем рядом, возле окна, отбивается от мужчины, а тот пытается вырвать что-то у него из рук.
Авто ушло вперёд. Но тут снова красным засветилась лампочка, все автомобили остановились, и тот, чёрный, тоже. Вдруг открылась дверь, и что-то выпало наружу, в траву. А потом машина стала протискиваться вперёд и влево, переходить в другой, дальний ряд. Ей сигналили, но тем, кто был внутри, всё равно.
Перестроилась. Включилась зелёная лампочка. Все автомобили дружно поехали прямо, а дальний ряд повернул. Она как раз подскакала к этому месту. Подалась назад, сжала бока, натянула повод. Разгорячённая кобыла остановилась, пролетев ещё несколько шагов. Быстро спрыгнуть, наклониться – и вот оно: чёрная коробочка, из которой играла музыка.
Машина уже скрылась в потоке других, ушла в улицу.
– Езжай домой!
– До встречи вПетербурге!
Голоса ещё звенели, смеялись, жили в голове. Кто, когда – не разобрать. Потихоньку стихали, как будто откатывала нахлынувшая волна.
Вернуться в седло. Закрыть глаза, отпустить повод, пустить лошадь лёгкой рысью – пусть остывает.
До встречи в Петербурге…
Глава 10
Вода была тёмная, прохладная. Дремотная у берега, под старой ивой, но ближе к середине – течение: там неслось и крутилось воронками, которые взблескивали на солнце. Шагнёшь с берега – и сразу томительная, завораживающая глубина. Здесь хорошо нырять, откуда-то она это знала.
Лошадь тоже почуяла глубину, сделала нерешительный шаг, потом ещё, понукаемая голыми ногами. Неуклюже вошла по грудь, прощупывая дно, шумно вздохнула, вытянула шею и благодарно начала пить, всасывая воду мягкими губами.
Ива полоскала ветки. Оторвавшийся лист мерно качался у самого носа кобылы, та фыркала, отгоняя его. Хотелось лечь на лошадиной шее, расслабиться и лежать, слушать, как звенят комары, как плещет речная вода.
– Колетт! – послышалось с берега.
– Вон она где, мерзавка!
– Ох блин, моё платье!..
Они выбежали на спуск втроём – Ник, Мила и конная девица из парка – и остановились, поражённые. Мила с девицей быстро пришли в себя и побежали дальше, причём девица вопила, и Милка ей вторила про платье, которое пропало. А Ник так и стоял, не в силах побороть оцепенение – такая прозрачная, удивительная и словно бы светящаяся внутренним светом была перед ним картина: тёмная вода, серебристая на солнце ива, и в тени её – белая лошадь, на голой спине которой – тонкая девочка в лёгком светлом платье. Мокрый подол подтянут, ногами вольно болтает в волне. И солнце играет на перекате, и дрожит на воде резная тень ивы.
Лошадь с шумом вышла на берег, с её круглых боков стекали ручьи. Колетт легко спрыгнула, отжала подол. Волосы от езды разметались и сияли сейчас в контровом свете. Было видно, как она разгорячена ездой – и как счастлива.
И снова она показалась Нику смутно знакомой. Даже захотелось спросить у Милки, где он мог видеть Колетт раньше. Только Милке сейчас было не до того.
– Мозгов нет совсем! – голосила девица. – Вот заявление напишу, будешь знать. Чего уставилась! Если ты мне попортила кобылу…
– Прекратите, мы же вам объясняли, у девушки аутизм, она не понимает, что такое частная собственность, – успокаивала Мила разбушевавшуюся девицу.
Эту теорию, с аутизмом, она выдумала ещё на площади. Там, в ужасе от того, что случилось с Колей, они стали озираться в поисках полиции – и увидели на углу двух офицеров и вот эту девицу, хозяйку кобылы, которая уже жаловалась на угон. Она вопила и размахивала руками. И тут Ник не мог не отдать должное сообразительности и коммуникативному таланту сестры: та не только переключила на себя полицейских и рассказала им про украденного Колю, но и успокоила девицу, соврав, что у Колетт особая форма аутизма, что кони – её способ контакта с миром и что она обязательно вернёт лошадь, как только сбросит напряжение. «Это иппотерапия, вы что, про такое не слышали?» – твердила она, а Ник поражался, о чём только не знает Милка и, главное, как быстро она умеет нужные знания применять.
– Вы её сейчас до приступа доведёте. Берите свою лошадь. Мы вас больше не задерживаем.
От такой наглости девица вылупилась на Милку, не в силах что-то ответить. Тем временем Колетт, как будто ничего не происходило, сорвала большой пук травы и уверенными, сильными движениями стала сгонять воду с лошадиной шкуры.
– Ладно, отдавай уже. – Девица как будто успокоилась, увидев, как хорошо она это делает. – Где всё?
Колетт кивнула под иву, где лежали седло и уздечка.
– Потник пора поменять, – сказала. – Спину ей собьёте.
– Потник? Ну ты и колхоз, – огрызнулась девица. – Вольтрап вообще-то. Ты мне его, что ли, купишь? – Она натягивала уздечку на лошадь. – Так, вот что: прокат денег стоит, – встрепенулась вдруг. – Платить когда будешь?
– У меня нет денег.
– Значит, вы за неё платите. Мне по барабану, кто из вас. Гоните давайте, если не хотите проблем.
Колетт обернулась на Милу и Ника. Тот уже слышал от девицы эту песню и прикинул, что на карте, которую дала мама, ещё что-то осталось.
– По телефону можно? – спросил он.
– Валяй. – Девица стала диктовать номер. Кобыла сжевала ту траву, что была у Колетт в руках, и принялась хрустеть у себя под ногами, отмахиваясь мокрым хвостом от мух.
– Что они делают? – спрашивала в это время Колетт у Милки. Она следила, как Ник нажимает на экран телефона.
– Платит за тебя. Деньги переводит. Безналом.
– Векселем?
– Переводом.
Колетт больше ничего не спросила, но по её лицу было видно, что она не поняла.
– И правда она у вас больная, – фыркнула девица. Убедилась, что деньги пришли, накрутила уздечку на кулак и подхватила седло под мышку. – Ладно, так и быть, забудем. Золушка, идём. – Прищёлкнула языком и пошла вперёд. Кобыла меланхолично потащилась следом.
– Она ещё и Золушка, – сказала Мила, когда пара поднялась достаточно далеко от воды.
– Жалко её, – сказала Колетт.
– Лошадь?
– Да нет. Конюха. Тяжёлая работа для девушки. Поэтому она такая злая. У неё, наверное, умер муж, и ей пришлось самой этим заняться.
Милка ничего не сказала, но за спиной Колетт выразительно посмотрела на Ника. Идея с аутизмом или каким-то другим психическим отклонением, какой бы дикой она ни была, зародившись случайно, успела укорениться в её голове, как обычно и происходило у Милки с её идеями. Теперь ей казалось, что это многое объясняет в поведении Колетт, и она пыталась доказать это Нику. Но он гнал эту мысль, хотя порой и чувствовал, что не может объяснить всякие странности иначе.
– Ты, главное, не волнуйся, мы сейчас пойдём к нам домой, отдохнём и подумаем, как быть дальше. – Милка и говорить с Колетт стала как с больной. Ника передёрнуло.
– А что с Колей? – спросила Колетт.
– Да всё в порядке! – ещё более фальшиво ответила Милка. – Вообще в порядке, ты не…
– Ничего не в порядке! – перебил её Ник. – Мы понятия не имеем, что с Колей!
– Я видела, вы говорили с людьми в форме, там, на площади. Это городовые?
– Городовые! – Милка не выдержала и захихикала. Ник осуждающе на неё посмотрел.
– Это полицейские. Мы им рассказали, что Колю украли.
– Они станут его искать?
– Ага, разбежались, – скривилась Милка.
– Они нам не поверили. – Ник был мрачен.
– Не поверили? Но ведь так нельзя!
– Нельзя. Но их можно понять. Вдруг это развод? – сказала Милка.
– Что это значит? – переспросила Колетт у Ника.
– Вдруг мы их обманываем, – объяснил он. – Или Коля с родственниками поехал куда-то. А полиция зря обеспокоится.
– И что они будут делать?
– Пока ничего. Записали Колин номер и номер тёти Лены, сказали, что будут выяснять. – Ник изобразил, как сказал им это молодой полный полицейский со скучающим лицом. Он морщился от голосящей девицы, а на них с Милкой глядел как на досадное недоразумение, которое мешает ему спокойно сидеть в тени в жаркий летний денёк и смотреть видосы на телефоне. – Ещё наши номера записали. На всякий случай.
– Он будет звонить, а тётя Лена на операции. До неё никогда в рабочее время не дозвонишься, это же известный факт, – скривилась Мила.
– Я видела Колю в машине. Мне показалось, его били, – вдруг выдала Колетт.
– Били?! – Мила и Ник выдохнули хором.
– Мне так показалось.
– Почему ты не подъехала к нам?! – воскликнула Милка. – Сама бы всё рассказала полиции!
– Простите, я испугалась. – Колетт опустила глаза.
– Чего?!
– Не знаю. Но во мне какой-то страх… перед людьми в форме.
– Вот чёрт… – простонала Милка.
– Ладно, чего уж теперь, – оборвал её Ник. – Надо снова к ним идти. Теперь уже есть что сказать.
– А что ещё ты видела? Номер машины? Модель?
– Номер? Это что?
– Да ты достала! – крикнула возмущённо Милка. – Тут человек пропадает, а ты!
– Мила, спокойно, – стал уговаривать её Ник.
– А чего она делает вид, что ничего не понимает! Номер – это номер!
– Я не делаю, Мила, я…
– Над колёсами у машин есть номера, – терпеливо объяснил Ник. – Такие таблички. Там буквы и цифры. – Он сам не понимал, откуда в нём такое спокойствие.
– Простите. – Колетт действительно выглядела виноватой. – Я не знала, что надо на них обращать внимание.
– Так, всё. Бежим обратно, они ещё не уехали, – затараторила Милка. – Всё им расскажем. Пусть по телефону гео определяют, где Коля. У него же телефон с собой.
– Да, я звоню постоянно. Там длинные гудки.
Ник снова стал набирать Колин номер. В траве что-то завозилось.