Так, спокойно. Не может быть. Это всё байки, бредни. Никакой. Белой Девы. Нет. Её выдумали. Фролыч же и выдумал.
Он открыл глаза – и сразу увидел её снова.
Да, это была рука. Тонкая и белая. Очевидно, что неживая. Маленькая. Как будто детская.
«Мне снится, снится, снится. Этого не может быть», – твердил Ник про себя. И хотел закрыть глаза, но вместо этого продолжал вести лучом света.
Если есть рука.
То должно быть.
Ещё что-то.
И он нашёл: чуть выше выступало – белое, холодное.
Лицо?
Щека?
Нет, этого не может…
Как заворожённый, он протянул руку, не отводя глаз, не отводя своего света, который выхватывал из тьмы, из этой кромешной, нутряной, где никогда никто не был, где никто никогда не дышал и не жил, – выхватывал что-то живое.
Или похожее на живое.
Рука наткнулась на ткань. Посыпалась нападавшая с потолка пещеры порода. Он откинул ткань и остолбенел.
Лицо.
Это была девушка. Девочка. Не старше, чем Ник. Гладкая белая кожа. Девочка лежала навзничь. Как будто спала. Глаза закрыты. Лицо спокойное. Тихое, словно ничто её не волновало. Будто всё уже давно отступило. Нет страданий. Нет страха. Она просто лежит и спит. Глубоко. Сладко.
А Ник стоял перед ней на коленях и не мог вздохнуть.
В жёлтом свете фонаря она казалась не только живой, но и невероятно, невозможно красивой. Как призрак.
Дух горы.
И ещё что-то было в ней. Что-то неуловимо знакомое. Как будто он видел её во сне. Или когда-то давно, в детстве. Едва различимое. Вот в этом профиле. В линии рта и носа. В тонких бровях. Гладком лбе. Будто он прекрасно знал эти черты, давно вобрал их в себя – так что теперь не верил, что видит их на самом деле. Что это не сон.
Правда, не сон?
Захотелось проверить, коснуться. Он тут же сам ожил и задышал быстрее и глубже. В лицо бросилась кровь, а кисти, наоборот, похолодели. Такими холодными, замёрзшими пальцами он стянул одну перчатку и протянул руку. Слегка коснулся торчащей из-под груды тряпок и породы тонкой белой ладони. И вздрогнул снова – она была настоящей, самой что ни на есть настоящей, человеческой. А главное, казалась тёплой. Или сам Ник так сильно замёрз, что уже не чувствовал холода?
Но она правда казалась мягкой и тёплой.
Она была живой.
Нет, этого не может быть. Этого просто не может быть.
Он по-прежнему не отводил глаз от её лица, от сомкнутых век с густыми ресницами. Стало казаться, что вот сейчас он пожмёт эту руку – и ресницы дрогнут, глаза раскроются. Но нет же, нет, так не бывает. Может, он просто умер там, в шкуродёре? Или уснул от нехватки кислорода и ему снится? Или ещё что-нибудь… Но он не поддавался таким объяснениям. Что-то внутри толкало и требовало другого. Сейчас же, немедленно.
Повинуясь этому, как инстинкту, не думая больше ни секунды, он склонился к ней и медленно, стараясь не дышать, как над святыней, поцеловал холодными губами в тёплую, мягкую щёку.
И тут же отшатнулся, постарался вскочить, ударился всем телом о стену, а каской – о свод. Заорал так, что у самого в ушах зазвенело.
Потому что ресницы дрогнули. Потому что глаза открылись. Потому что девочка уже смотрела, не мигая, сквозь луч света – прямо на него.
Глава 5
Они стояли над ней, не сводя глаз, и дышали тяжело, как после забега. Коля отстегнул шлем и стянул шапку, провёл ею по лбу, стирая пот. Ник тоже хотел так сделать, но понимал, что он такой грязный, что вымажет шапку. С него по-настоящему текло, под комбинезоном взмок, как в бане, – прополз этот чёртов шкуродёр дважды туда и обратно, причём в последний раз толкая перед собой девочку. Точнее, её тянул Коля, отсюда, снизу – они для этого соорудили настоящую систему из карабинов, – а Ник только поправлял и помогал. Хорошо, что в заветном шкафчике у Фролыча нашлись спасательские носилки из очень прочной, прорезиненной кордуры, с лёгкими, гибкими дугами с двух сторон. Положить в них девочку не составило труда, дуги он загнул так, что получился кокон. Дальше оставалось следить, чтобы она из него не сползла, пока её вытягивали из лаза, чтобы дуги не застряли, чтобы кокон везде протиснулся. А свою обвязку Ник надел ей ещё в гроте, так что на выходе было легко спустить её на террасу. Сам же он слез без страховки, держась за выступы и вбитые крючья. Не заметил, как спустился, ему не до того было. В нормальном состоянии ему этого не сделать было бы, но сейчас оказалось всё нипочём.
И вот теперь они стояли с Колей и смотрели на девочку, снова лежавшую на тех же носилках. Она опять была без сознания. Она была так слаба, что то и дело теряла сознание, пока Ник обвязывал её и клал в носилки. Хорошо, что на спуске пришла в себя, держалась за штыри, слушала, что ей кричит снизу Коля. Но молчала, как немая. До сих пор не проронила ни слова. Только смотрела очень серьёзными глазами, так что у него сердце сжималось и он готов был и дальше рваться из сил, лишь бы ей помочь.
– Блин, я до конца думал, что ты заливаешь, – выдохнул, наконец, Коля. – Типа, ты камней наложил поприкалываться. Всё, думаю, сейчас вылезешь, по шее получишь.
– Нормальный такой прикол был бы, ага, – хмыкнул Ник, успокаивая дыхание. – А зачем надо было про драгоценности заливать? Ты её искал? Так бы и сказал. Я там чуть крышей не поехал, когда её увидел.
– Да нет! Я правда! Мне Фролыч…
– Честно давай – это она у него потерялась, да? С экскурсии отбилась? У него поэтому проблемы возникли?
– Нет! Он правда камень нашёл! Я вообще не знаю, откуда она!
– Ладно, спросим потом. Флизуху давай.
Коля засуетился, прыгнул к вещам, которые они принесли из первой галереи, достал свою кофту. Протянул Нику. Тот показал грязнющие руки:
– Сам.
Коля закатил глаза, показывая, что забыл. На самом деле было видно, что боится подойти к ней, а уж тем более – надеть кофту. Всё же он присел, попытался поднять ей одну руку. И тут же выпрямился, будто ошпарился.
– Блин, ты это видел? Она же в платье!
Ник кивнул. Конечно, видел. Какое-то длинное, странное платье, а сверху – что-то вроде пальто. На ногах – тёплые колготки, такие их родители в детстве носили. И странные высокие ботиночки со шнуровкой, даже с небольшим каблучком. Он всё это хорошо рассмотрел, пока надевал на неё обвязку. Пересиливал смущение, всё бормотал какие-то глупые извинения не столько для неё, сколько для себя. Вспоминать сейчас это было совестно, но ведь было нужно, иначе они бы её не вытянули и не спустили.
– Ты видел когда-нибудь, чтобы в пещеру ходили в платье? – Коля зашептал в ухо, будто она могла их слышать. – Это зачем?
– Откуда я знаю. Отстань! – Ник отодвинулся от него. – Может, фотались они тут. Милка вон тоже собиралась сюда в шмотках своих лезть.
– Милка не полезет, она не дура.
Ник хотел ответить, что про Милку ещё можно поспорить, а с этой девочкой явно что-то стряслось, – как она пошевелилась, приподнялась и села, облокотившись о стену.
Они оба невольно попятились и замолчали. Ник сразу заметил это и сам на себя разозлился – чего он как маленький, сказок наслушался! Никакой это не дух, настоящий живой человек, он же знает, он сам её трогал! Надо заканчивать со страхами.
– Привет. – Он присел перед ней, и она подняла руку, защищаясь от яркого света. – Прости! – Ник приподнял фонарик, луч стал бить над головой, но его хватало, чтобы осветить её на удивление спокойное лицо. – Как себя чувствуешь? Сильно замёрзла? Что-то болит? Идти сможешь?
– Ты как туда попала? – из-за плеча вылез Коля, но Ник отодвинул его – вот что за человек, не может потерпеть!
Однако девочка смотрела так, будто не понимала их.
– Ей надо пить! – Ник хлопнул себя по лбу. – Балда я. И ты. Специалист, тоже мне! У неё же обезвоживание! Воду давай скорее!
Девочка действительно очень хотела пить. Она залпом выпила пол-литровую бутылку и снова закрыла глаза, так это лишило её сил.
– Она там сутки точно пролежала, – снова зашептал Коля. – Вчера в пещеру уже никто не заходил, объявление это повесили. А вот в среду были туристы. Она от них, наверное, отбилась.
– И сама туда заползла?
– В темноте куда не заползёшь.
– Шутишь? На такую верхотуру? – Ник кивнул на лаз.
Коля пожал плечами – всё это и правда выглядело неправдоподобно – и тут же пихнул в плечо: девочка открыла глаза.
– Тебе лучше? – спросил Ник, вглядываясь в нее, насколько можно было из-под луча фонарика. Девочка села поудобнее и смотрела на них как будто более осознанным взглядом. – Тебя как зовут?
– Я – Николай, – влез Коля.
– Nicolay? – произнесла она как-то странно, будто с акцентом. – Nicki?
– С чего вдруг Никки? – обиделся Коля. – Ник у нас вот – Никита. А я Коля.
– Nicki. Kolya. – Она перебирала имена. Потом слегка улыбнулась – Merci. Je me sens déjà mieux. Mais où sommes-nous?5
Они уставились на неё так, будто заговорила сама стена, у которой они стояли.
– Блин, я же говорю: туристка! – зашептал Коля в каком-то отчаянии, как будто сбывалось его самое мрачное предчувствие. – Это что за язык-то хоть? Ты понимаешь?
Ник замотал головой.
– Кажется, французский. – Теперь он тоже шептал, хотя смысла в этом не было.
– И что делать? – И, не дожидаясь ответа, Коля присел перед ней и заговорил нарочито громко, как с глухой: – Ты нас понимаешь? Ты кто? Как тебя зовут? Ты как здесь оказалась?
– Вот пристал – как оказалась, как оказалась! – Ник попытался сделать дружелюбное лицо. – Hi! Hello! Эм… – Он мучительно соображал, что бы спросить, но в голове была пустота, как на экзамене. – Do you speak English? What is your name?6
Но девочка по-прежнему переводила глаза с него на Колю и молчала.
– Ни черта она не понимает! – снова с отчаянием зашептал Коля. – Я слышал, они там во Франции своей английский презирают.
– Английский – международный язык общения.